Сара Бернар - Софи-Од Пикон

Рейнальдо Ган в книге «Великая Сара» приводит свои воспоминания о спектакле. Он не видел премьеру «Федры», а побывал на спектакле почти двадцать лет спустя: Сара воплощает «красоту, облагороженную скорбью», «идею женщины, насмерть раненной любовью», «все самое элегантное, что могла воплотить лучшая скульптура». В знаменитом обращении к Афродите она «выглядит едва ли не жрицей», «правая рука вытянута и чуть согнута, поддерживая ниспадающие складки белого, шитого золотом одеяния, левая рука прижата к сердцу, глаза устремлены в небеса». В последнем, пятом акте он отмечает поразительное физическое преображение актрисы: «это передвигается мертвая», «кожа лица, мертвенно-бледная, увядшая, ввалившиеся щеки; кажется, будто складки царского одеяния скрывают исхудавшую плоть. Это уже не те, недавно красивые, горделивые складки, а складки савана, жесткие и холодные. И в эту предсмертную минуту она замогильным голосом обвиняет себя в двойном преступлении: своей любви и обмане». Успех стал триумфом, все хотели видеть Сару в этой роли, в которой она создавала иллюзию языка богов. Она отыскала секрет той алхимии, которая объединяет сам персонаж с его исполнителем; когда нервное напряжение не сдерживает голос, особая мелодичность ее речи чарует и завораживает зрителей.

В январе 1875 года Сару сделали сосьетеркой, однако это повышение, результат нового испытания боевых сил с Перреном, пришло едва ли не слишком поздно, настолько ее положение в «Комеди Франсез» представляется ей несвободным. Ролей она почти не получает, играет редко, ибо принцип репертуарного театра — очередность. Кроме того, соперничество с Софи Круазетт, которой покровительствует директор, не способствует ее карьере.

Она решает покинуть Римскую улицу и перебирается в небольшой особняк в долине Монсо, на углу авеню де Виллье и улицы Фортюни. В осуществление этого проекта она вкладывает значительную энергию и непомерные денежные суммы. Намереваясь переделать там все убранство, она заставляет работать своих друзей-художников и сама проводит время на помостах. Особняк на авеню де Виллье обошелся Саре в пятьсот тысяч франков, хотя она не располагала и четвертью этой суммы. Но ее это не тревожит, недостающие деньги она заняла в банке и у друзей, набрала с десяток слуг и каждый вечер устраивала ужины на двадцать-тридцать персон. Как раз в этот период в число близкого ее окружения входит художник Жорж Клэрен, написавший множество ее портретов, один из них выставлен ныне в музее Малого дворца. Клэрен щедро украсил новое жилище Сары стенной росписью с многочисленными аллегорическими фигурами, причем у всех у них было лицо хозяйки дома. Газеты возмущались столь роскошным и нарциссическим убранством.

В ту пору Сара встретила Луизу Аббема, портретистку, всегда одевавшуюся мужчиной, которая специализировалась на женских портретах. В 1875 году она пишет прекрасный портрет актрисы в классической манере, а было ей тогда всего двадцать два года. Им приписывали лесбийскую связь: Луиза не скрывала своего пристрастия к женщинам и, судя по всему, влюбилась в Сару, которую, в свою очередь, пленила эта требовательная и волевая артистическая личность. Если Сара Бернар давала пищу для газетных толков своими бурными романами с мужчинами, то с неменьшей охотой, но более сдержанно, покоряла и женщин, которыми любила окружать себя. Аббема и Клэрен, оба талантливые художники, до самой смерти сохранят ей верность.

Тем временем Перрен поручил Саре роль Берты в «Дочери Роланда», патриотической драме Анри де Борнье, где дочь героя влюбляется в предателя Гане-лона. В феврале в этой роли ее ожидал большой успех, а в апреле того же года — провал в пьесе Эмиля Ожье «Габриэль».

В начале следующего года Дюма-сын закончил «Иностранку». Сара хотела играть герцогиню де Сетмон, но роль отдали Софи Круазетт, а ей досталась мисс Кларксон. Таким образом, ссора, как при постановке «Сфинкса», повторяется, только гнев Сары обращается на Перрена, сама же она старается наилучшим образом выстроить предназначавшуюся ей роль. Играя своенравную авантюристку, Сара была великолепна, и успех премьеры, состоявшейся 14 февраля 1876 года, смягчил на время обиды и соперничество. Актрисе наверняка доставляло немалое удовольствие произносить тирады мисс Кларксон, вроде, например, вот этой, вторившей слухам, которые распространяли газеты о сомнительном происхождении актрисы и галантных приключениях: «Меня уже не называли по имени, меня называли Иностранкой, и были правы. Да, иностранка, без семьи, без друзей, без родины, иностранка, чуждая вашим традициям, вашим радостям, но и вашему рабству, мной руководит лишь моя фантазия да еще ненависть, переполняющая мое сердце, ум и душу, ненависть к тому существу, которое зовут мужчиной, да, я видела, он приближался ко мне точно так же, как к моей матери, чтобы опозорить ее и унизить в угоду своей гордыне и наслаждению». Пока она репетировала пьесу, ее имя снова не сходило у всех с языка: один дипломат, Эдмон де Лагрене, защищал ее честь, вызвав на дуэль журналиста, автора злобной статьи, и тем самым укрепив ее репутацию роковой женщины.

Сара по-прежнему посвящает свободное время скульптуре, она собирается выставить свое творение на Салоне 1876 года и создает скульптурную группу, что-то вроде «Скорбящей матери», сюжет ей подсказала встреча в бухте Усопших в Финистере со старой женщиной, которая, потеряв всех сыновей в море, увидела, как и внука, в свою очередь, унесли волны. Сара поистине воспылала страстью к скульптуре. «Теперь мне казалось, что мое призвание — быть скульптором, и я охладела к театру. Он стал для меня повинностью, и при первой возможности я старалась оттуда улизнуть», — вспоминала она. Скульптурная группа, представленная ею на Салоне, была удостоена награды жюри, но это уже после того, как все в один голос обвиняли ее в том, будто скульптура была сделана кем-то другим. Судя по всему, Сара с восторгом погрузилась в изучение анатомии, строения тела, трудилась над выразительностью жестов. Время, посвященное скульптуре, дает ей глубокое знание искусства и походит на новое актерское обучение.

В начале мая 1876 года Сара потеряла мать, и надо сказать, что та так никогда и не проявила к ней любви и даже не верила в ее талант, всегда отдавая предпочтения Жанне, младшей дочери, которая тоже избрала актерскую карьеру, и позже Сара возьмет ее в свою труппу. В сентябре актриса всех удивит, выбрав в трагедии Александра Пароди «Побежденный Рим» роль слепой римской старухи, семидесятилетней Постумии, вместо главной роли — юной весталки Опимии, которую ей соизволили предложить. Муне-Сюлли играл Вестепора, пятидесятилетнего галльского раба. Первый любовник и героиня «Комеди Франсез» встречаются, таким образом, на сцене в ролях стариков.

Сара создала впечатляющий образ старой слепой женщины, которая решает заколоть кинжалом падшую внучку, нарушившую свой обет и осужденную быть погребенной заживо римскими солдатами, призванными хранить честь весталок. Премьера состоялась 27 сентября, критика приветствовала смелый выбор Сары, а она ликовала, что сумела преодолеть устаревшие условности в отношении амплуа. Критик Франсиск Сарсе с воодушевлением писал:

«Она проявила такую энергию и достигла таких волнующих высот, о которых не подозревали даже самые горячие ее поклонники. Она была великолепно загримирована и одета. Исхудалое, морщинистое лицо поразительного величия, блуждающий взгляд потускневших глаз; когда она поднимала руку, ниспадающее покрывало казалось огромными крыльями какой-то гигантской зловещей летучей мыши. Ничего более ужасного и более поэтичного нельзя себе вообразить. <…> Это была уже не актриса; это была сама природа, одухотворенная чудесным разумом, пламенной душой, самым праведным, самым мелодичным голосом, который когда-либо услаждал человеческий слух. Эта женщина играет сердцем, своим нутром. Она отваживается на жесты, которые у любой другой выглядели бы смешными, но у нее воспламеняют зал».

В ноябре следующего года «Комеди Франсез» возобновляет постановку «Эрнани» со своей парой звезд в главных ролях: донья Соль — Сара Бернар, Эрнани — Жан Муне-Сюлли. По такому случаю они оба потребовали и добились упразднения клаки, лишавшей их непосредственной реакции зрителей. В том сезоне пьеса была сыграна с триумфальным успехом сто шестнадцать раз. Сара получила подарок от Виктора Гюго — бриллиант в форме слезы, сопровождавшийся запиской: «Вы были очаровательны в своем величии. Вы взволновали меня, старого бойца, и, когда растроганные и восхищенные зрители аплодировали Вам, я заплакал. Эта слеза, которую Вы исторгли у меня, принадлежит Вам. Позвольте преподнести Вам ее». В феврале 1878 года по случаю какого-то празднества Сара играет Дездемону в «Отелло» вместе с Муне-Сюлли, играет один-единственный раз в новом переводе молодого поэта Жана Экара, причем только пятый акт. Приближаясь к Дездемоне, чтобы задушить ее, Муне-Сюлли страшно вращал глазами, что вызывало безумный смех в зале; однако критика отмечала трогательную игру Сары в роли Дездемоны.