Грим - Анастасия Худякова

услышать лишь обрывок разговора, из которого, впрочем, поняла, что все здесь, включая самого Баглера, настроены против подозреваемого.

– Ребята осмотрят хижину, – заявил он, оборачиваясь к Теодоре. – А мы с тобой пока прогуляемся к месту преступления. Хочу все осмотреть.

– Хорошо.

Она шла, сохраняя спокойный ровный шаг, сосредоточенная на невидимых трещинах во льду, которые могли запросто стоить жизни, до той самой секунды, пока они с Баглером не обогнули ледовый нарост размером с одноэтажный дом и не увидели до нелепости яркую и неподходящую для этого места картину. Участок, огороженный полицейской лентой, не был ни сизым, ни лазурным, ни любым из возможных, допустимых оттенков. Он резко выделялся багровым неровным пятном, сплошь образованным рваными брызгами, и резал глаза, заставлял задохнуться холодным воздухом от ужаса и неожиданности, как если бы из-за угла выпрыгнул дикий зверь и вцепился когтями в лицо.

Тело молодой женщины было исполосовано неровными надрезами так, что от него практически ничего не осталось. Внутренности, разбросанные по снегу, уже начали покрываться коркой льда. Тело тоже мало походило на человеческое: иссиня-белая плоть слишком долго дожидалась прибытия полицейских и судмедэксперта.

Теодора Холл работала с полицией далеко не первый год. Она отлично справлялась и часто ездила на место преступления для сбора необходимых сведений, анализа психологического состояния потерпевших, оказания первой помощи, составления отчетов или консультации полицейских там, где имела место любая травма психологического характера вкупе с физической. От таких поездок Теодора никогда не испытывала особого удовольствия, но ей хотелось чувствовать себя нужной, помогать своими знаниями и советами – делать именно то, что должна.

Теодора даже не могла бы точно сказать, сколько прошло времени, прежде чем она вновь обрела способность слышать и двигаться – настолько сильным оказалось потрясение, ввергнувшее ее в ступор и холодный страх. Баглер не сразу заметил, что Теодора так и осталась стоять возле ледового нароста, а когда обернулся к ней, ее лицо его испугало. Она посмотрела на него, увидела, как двигаются его губы, произнося что-то похожее на ее имя. Она застыла, отрешилась от звуков, запахов и цветов – от материальности и правдоподобия. Ей показалось, что ставшее вдруг таким слабым и беспомощным тело осталось далеко внизу, пригвожденное к ледяной поверхности Фолгефонны, а сама она смотрит на открывшуюся перед ней картину, замечая все чудовищные детали, которые уже видела однажды, только тогда под ногами был старый деревянный пол, а впереди не вековые скалы, а низкий и покинутый алтарь с позолоченным крестом.

Теодора почувствовала сильную тошноту. Только она и вернула ей связь с телом, с настоящим. Девушка отвернулась и, скользя, зашла за ледяной нарост, согнулась пополам, но желудок отказался облегчать ее состояние. Она так и осталась стоять, прислушиваясь к собственному пульсу. Пульс и крик. Она вновь его слышала с того момента, как переступила порог забытой церкви много лет спустя. Он вернулся и, хотя существовал лишь в ее голове, стал четче. Кто-то попытался увести ее, привлечь внимание. Не узнав Баглера, она скинула с себя его руки, неловко выпрямилась.

– Не нужно было тащить тебя сюда, – проворчал он под нос, слегка встряхивая ее за плечи. – Теодора! Ты слышишь меня?

Она кивнула. Белые губы едва заметно пошевелились, но так и не разжались.

– Ну же, Тео, приди в себя, – голос Баглера стал немного мягче. Он никогда не видел ее строгие глаза такими растерянными, и это вдруг стало именно тем, что пошатнуло его нерушимое самообладание и холодность. – Все нормально, тебе не нужно больше на это смотреть… Прости.

Баглер держал ее лицо в ладонях и слегка успокоился, заметив, как сфокусировался и отвердел ее взгляд.

– Ты сможешь поговорить с ним? Это очень важно, Тео, хотя я ненавижу себя за то, что мне приходится просить тебя делать это сейчас. Но мы должны. Потом я сразу отвезу тебя домой, хорошо?

Она снова кивнула, не сводя глаз с его лица и ощущая, как приходит в норму дыхание.

– Умница. Веринг проводит тебя к хижине, да? Я приду, как только смогу, думаю, мне нужно еще несколько минут. Можешь дождаться меня, и мы вместе проведем допрос.

На этот раз она помотала головой отрицательно, но не потому, что отказывалась идти или ждать его.

– Это не он, – прошептала Теодора.

Баглер озадаченно взглянул на нее, убрал ладони с лица, уступив его холодному ветру, сжал ее плечи.

– Что ты имеешь в виду?

– Проводник этого не делал. Я… Я уже видела такие раны, точно такие же. Это сделал не человек.

Баглер ждал, нахмурив брови.

– Коронер скажет тебе то же самое.

– О чем ты? Если не человек, то…

– Это волк. – Теодора сделала глубокий вдох и нервно выдохнула. – Эту женщину растерзал волк.

Баглер ничего не сказал, лишь еще какое-то время вглядывался в побелевшее лицо, ничем не отличающееся теперь от снежного фона позади.

– Веринг! – крикнул Баглер и отпустил Теодору лишь тогда, когда из-за ледяного нароста появился высокий полицейский с покрасневшим от холода носом и с челкой, выглядывающей из-под шапки. – Проводи Теодору к хижине. Я подойду позже.

– Да, герр[3] Баглер, – кивнул Веринг и жестом предложил Теодоре пойти впереди.

Внутри хижина, предназначенная для туристов, совершающих восхождение к самой вершине, представляла собой воплощение скандинавского уюта: мягкий ковер, текстильные обои с темным ненавязчивым узором, декоративные деревянные подсвечники и желтые лампы на длинных шнурах разной длины. Узкий стол разграничивал пространство, отделяя зону с двумя двухъярусными кроватями от обеденной с мини-кухней. В прихожей, рядом с небольшим мягким диваном, стояла кованая вешалка, а на стене висело овальное зеркало в массивной раме из натурального необработанного дерева. Оказавшись внутри, Теодора ненадолго замерла возле него, ужаснувшись своему отражению. Но это так мало волновало ее сейчас, что она лишь стянула шапку и едва пригладила наэлектризованные волосы. По дороге в хижину холод подбодрил ее, вернулась способность рассуждать, и к тому времени, как оказалась у входа, она обрела как минимум готовность говорить и решимость отстоять свою точку зрения. Пережитое на вершине потрясение возродило в ней твердое, непреклонное желание быть услышанной. На этот раз.

Она не стала дожидаться Баглера, чтобы начать беседу с подозреваемым, и, расстегнув парку, попросила проводить ее к нему немедленно. Женщина-полицейский лет пятидесяти на вид приказала покинуть помещение всем, кто не задействован в допросе. Спустя какую-то минуту в темной комнате остались лишь Теодора, женщина, отдававшая указания, офицеры, дежурившие у входа, и подозреваемый.

В самом углу, сидя на полу за кроватью, как загнанная добыча, к стене жался маленький сухой человек. Теодора долго не могла