История гарема - Джеймс Клуг

Портрет Мэри Стюарт Уортли Монтегю в турецком костюме

Нет никаких оснований подозревать этого врача в лицемерии. И его искреннее чистосердечие и самодисциплина сослужили ему добрую службу в конце концов. Ибо Мансур, абсолютно сбитый с толку и покоренный этим доказательством богоподобного аскетизма, с тех пор стал регулярно вызывать лекаря в гарем, где тому приходилось лечить многочисленных и постоянно хворавших жен и других родственниц халифа, не говоря уже об огромном, отличавшемся постоянной текучестью штате наложниц. Было бы интересно знать, осталась ли добродетель старого врача такой же незапятнанной в этих беспрецедентных обстоятельствах, которые, должно быть, еще долгое время служили темой различных пересудов в Багдаде. Однако эта история, подобно многим историческим анекдотам, обрывается именно тогда, когда повествование достигает самого интригующего момента.

Конечно, еще с апостольских времен в христианских странах имели хождение бесчисленные слухи и сплетни о гаремах, большая часть которых была чрезвычайно далека от истины. По прошествии времени, равного жизни нескольких поколений, моногамные европейцы и не только стали проявлять очень назойливое любопытство к этой теме. Возможно, их к этому побуждали воспоминания, сохранившиеся от предков на генном уровне, или даже недовольство брачной системой, которая все еще была сравнительно нова. Крестоносцы могли бы самым подробным образом описать гаремы, тем более что многие из них обосновались в различных частях Малой Азии и переняли существовавшие там обычаи и институты без каких-либо изъятий. Однако они не сделали этого. Помешала эпоха, которая хотя и не отличалась полным невежеством, зато стремилась ввести свою литературу в русло назидательности. Как бы то ни было, но церковные цензоры позаботились, чтобы документы, в которых восхвалялась полигамия, не имели шансов попасть в Европу.

Путешественники, отправлявшиеся на Восток частным порядком, как Марко Поло, а не выполнявшие какие-то официальные поручения, волей-неволей удовлетворялись описаниями внешнего великолепия и всяких странностей по эту сторону пурдаха, который являлся самым близким аналогом «железного занавеса», существовавшим когда-либо до наших дней. В «запретные города» – Пекин, Лхасу и многие другие в Северной Африке и Азии – любопытному европейцу всегда удавалось проникнуть куда легче, чем в женскую половину самой бедной и жалкой лачуги где-нибудь на окраинах крупных международных сеттльментов, таких как Танжер, Александрия или Бомбей.

Нашими первыми источниками сведений о гаремах за пределами Турции, достоверность которых не подлежит сомнению, оказались английские гувернантки – племя более неукротимое и упорное, чем любой исследователь Африки или тропиков, – и французские аристократы XVIII в. О последних можно сказать, что они составляли, возможно, самую любознательную в интеллектуальном отношении касту, которую когда-либо видел мир. Незваные гости обоих полов и обеих категорий допускались в гаремы лишь благодаря престижу, которым пользовались в то время их государства среди восточных властителей, презиравших их до тех пор, пока прогресс в сфере коммуникаций не открыл глаза обеим сторонам. То, что европейцы видели и слышали в этих случаях, а также то, что было доступно их обонянию и осязанию, может восприниматься как очень близкая к действительности картина жизни женщин в доме состоятельного мужчины. Особенно это верно, если речь идет о воспоминаниях гувернанток, зачастую живших очень подолгу на женской половине. Следует иметь в виду, что эта картина могла наблюдаться везде с тех пор, как цивилизация достигла той ступени в своем развитии, на которой начали появляться состоятельные мужчины. Исключение составляли христианские страны.

В 1866 г., например, маркиз де Бовуар посетил остров Ява. Его отчет об этом представляет больший интерес, чем рассказы его предшественников, побывавших там за сто лет до него. И дело не только в том, что маркиз располагал лучшими возможностями и отличался коммуникабельностью, но и в том, что, будучи аристократом до мозга костей, принадлежавшим к породе, которая уже тогда начала вымирать, он обладал складом характера писателя, забирающегося в поисках новых тем и впечатлений в самые отдаленные уголки планеты. Особенно много таких людей появилось после окончания последней мировой войны.

В гареме

В странствиях по свету компанию маркизу составляли два молодых отпрыска королевской орлеанской династии, с семьей которых он находился в близких отношениях. Султан Явы, должно быть, слышал, что Франция являлась одним из лидеров индустриального мира, хотя в действительности к тому времени она уже начала утрачивать ведущие позиции в Европе. Поскольку высокие французские гости выразили настойчивое и, с точки зрения азиата, едва ли не бесцеремонное, если не сказать больше, желание осмотреть гарем, индонезийский суверен оказал им такую любезность, лично выступив в роли гида.

Де Бовуар пишет: «Нашим взорам представилось изобилие позолоченных предметов, ковров, арабесок и кроватей с причудливыми цветастыми украшениями. Мы увидели крутые винтовые лестницы из сандалового дерева, с обеих сторон которых на значительной высоте были установлены некие, похожие на алтарь, сооружения, размером с небольшую голубятню. Вокруг них висели чаши, в которых горели благовония, издававшие приторно-сладкий запах. Клубы дыма, наполовину скрывавшие эти сосуды, отрывались от них и, плывя в воздухе, постепенно таяли. Казалось, что в этих огромных покоях, которые в длину достигали почти пятисот футов, находятся горы и долины. Там было множество ажурных ширм, создававших настоящий лабиринт, в котором словно тени исчезли испуганные нашим появлением женщины. Однако султан прикрикнул на них. И вскоре нас окружила женская компания, очарование которой зависело скорее от ее юности, чем от цвета кожи тех, кто ее составлял. Там было сорок женщин, и все они заискивающе улыбались своему повелителю и принимали томные позы. Казалось, что перед нами стоят блестящие восковые куколки. Их обнаженные груди, отличавшиеся безупречностью форм, были украшены лишь ожерельями и драгоценностями, а бедра обтягивали саронги розового цвета. Мне все это показалось сказочным сном, навеянным сюжетами из «Тысячи и одной ночи». Султан представил нас своей матери и четырем другим достопочтенным пожилым леди, которые также принадлежали к числу жен его почившего отца. Затем наст у пил черед его дочерей, все одеяние которых в большинстве случаев сводилось к нескольким алмазам. Таковых насчитывалось сорок восемь. Султан женился в двенадцать лет, и за каждый год у него в среднем родилось по три дочери, не считая двух сыновей».

Можно предположить, что черты этого непременного атрибута султанской власти почти не претерпели изменений с тех пор, как на Яве более чем за тысячу лет до описанного выше посещения гарема появились первые султаны. Вполне естественно, объектами подобных посещений становились лишь более грандиозные гаремы, что являлось результатом происков западных противников многоженства, преимущественно итальянцев или англичан, имевших место с начала XIX в. и до наших дней. Однако задолго до этого времени полигамия, распространенная