Госпожа министерша - Бранислав Нушич

Каленич. Правильно! Запиши, дядя Васа: Иову Поп Арсину предоставить службу и дать правительству возможность использовать его знания.

Живка. Ну, а ты, дядюшка Панта?

Панта. По правде говоря, Живка, для себя мне ничего не нужно. Я перебьюсь, как до сей поры перебивался, но мне бы вот для этого ребенка.

За ним стоит Миле – великовозрастный малый.

Бог не дал ему никаких способностей к ученью, из всех школ его выгоняют, и так всегда. К ремеслу он не способен и ни к одной работе тоже. Я хотел тебя просить, если как-нибудь можно, пусть он будет государственным стипендиатом.

Живка. А чему его учить-то?

Панта. Пусть только государство возьмет его на иждивение, а что он будет учить – все равно. Хочет – на ветеринара, а то и на капельмейстера, или профессора богословия, или на аптекаря можно. Там что ты хочешь, лишь бы он был стипендиатом.

Каленич. Ну, раз дитя такое способное, будет обидно, если государство его упустит. Запиши, дядя Васа: государственный стипендиат.

Живка. А ты, Соя?

Соя. Я предпочла бы, Живка, поговорить с тобой наедине.

Все (возмущаются). Нет как и мы! При всех, открыто!

Даца (ее голос выделяется среди остальных). Раз мы все могли так открыто, авось она может…

Васа останавливает ее взглядом.

Соя. В конце концов что скрывать, я не прошу ничего такого, что бы мне не подобало. Ты, Живка, и сама знаешь, что я разошлась с этим моим негодяем и он уже женился, а я осталась одна и должна сама себя кормить, и все лишь потому, что суд вынес неправильное решение: ему дал право вступать в другой брак, а мне этого права не дал. Конечно, я поневоле проиграла тяжбу, когда меня такую молодую…

Даца кашляет.

…отдали попам в руки и целая консистория косо на меня смотрела. Да и адвокат, что меня защищал, дома говорил одно, а на суде другое – ну, конечно, я вынуждена была проиграть дело. Вот я и хотела, Живка, просить тебя исправить решение: чтобы мне получить право на замужество. Сама видишь, я прошу не бог знает что, а если некоторые кашляют, то мне это совершенно безразлично, знаешь, как говорят: собака лает, ветер носит.

Каленич. В самом деле, это можно бы сделать. Женщина чувствует потребность выйти замуж, а ей мешают какие-то формальности. Запиши, дядя Васа: родственница Соя пусть выходит замуж без формальностей.

Соя. А больше я ничего и не прошу.

Живка. А ты, дядюшка Яков?

Яков. Я говорил тебе, Живка, ничего у меня не получается, за что я ни берусь. Надо бы, пока я был молод, учиться, нет, не вышло; был чиновником – опять не получилось; пробовал торговать – и тут все наоборот. Я всегда себе говорил: «Подожди, Яков, настанет и твой день». Вот он и пришел. Думаю, ты достанешь мне какую-нибудь концессию, ну, например, на вырубку каких-нибудь казенных лесов. Знаешь, раз ничего другого не подвернулось под руку, то и концессия может пригодиться.

Каленич. В самом деле, вам это подойдет, а государству совершенно ничего не стоит. Ведь не государство сажало леса, и нечего ему жалеть, если их рубят. Это вполне возможно. Запиши, дядя Васа: пусть рубит казенный лес, в конце концов какой же он министерский родственник, если у него нет права вырубить хотя бы небольшой участок.

Живка. А ты, Сава?

Сава. Я, Живка, скажу кратко. Очень прошу как кровный родственник отхлопотать мне государственную пенсию.

Живка. Но ведь ты никогда не был чиновником?

Сава. Не был!

Живка. И никогда не был ни на какой службе?

Сава. Не был!

Живка. Но как же тогда я выхлопочу тебе пенсию?

Сава (уверенно). Ну так, как гражданину. Столько народу получает от государства пенсию, а почему же у меня ее нет?

Васа. Но, Сава, те, кто получает пенсию, служили государству.

Сава. Если бы я служил государству, я пришел бы просить пенсию не к Живке, а просил бы ее у государства. Какая же она министерша, если ничего не может выхлопотать для своих?

Каленич. Это дело несколько сложнее. Ты, дядя Васа, запиши: дяде Саве – пенсию, а тетя Живка и я подумаем, можно ли это дело как-нибудь сладить. (Живке.) Позвольте теперь мне, тетя, рассказать вам свой случай. Меня год назад выгнали со службы. Пропала из моего ящика одна бумага, и в результате этого изменилось решение. Не вижу, в чем тут я виноват, ведь в конце концов бумага есть бумага, а погубили-то живого человека, а не бумагу. И потом, пропадали ведь и раньше из моего ящика бумаги – и ни с кем ничего, а тут напустился на меня один инспектор, чуть даже под суд не отдал. Это дело было и прошло. И я, как видите, целый год терпеливо жду, чтобы его забыли. Не знаю, может быть, о нем и не забыли, но так как тетя Живка теперь министерша, можно приказать забыть. Я не хочу ничего другого, только исправить несправедливость, то есть вернуться на службу. Но должен напомнить, что я не могу согласиться на простое возвращение на службу, без сатисфакции за учиненную мне несправедливость. Я должен вернуться с повышением, чтобы, со своей стороны, забыть нанесенную обиду. Вот и все, что я хочу. Дядя Васа, запишите, пожалуйста: «Перу Каленича вернуть на службу с сатисфакцией». (Заглядывает в листок Васы.) Записали «с сатисфакцией?

Васа. Записал!

Каленич. А теперь позвольте, тетя Живка, поблагодарить вас от лица всей нашей родни за то, что вы выслушали наши пожелания, и просить вас по-родственному заняться ими и выполнить. Как видите, желания наши скромны, а у вас есть возможность их исполнить, почему бы вам не доставить радость своей родне, а мы все с благодарностью будем о вас вспоминать.

Живка. Хорошо, хорошо. Все, что могу, сделаю. Почему же не сделать?

Каленич. А теперь разрешите сказать до свидания, ведь мы вас и так слишком долго задержали. (Целует ей руку, и все встают.)

Живка (вспоминает). Постойте, я дам вам свои визитные карточки на память. (Берет со стола шкатулку и дает всем подряд.) Вот, вот… даром, на память.

Соя. Я вставлю ее в рамку зеркала.

Яков. Спасибо! Большое спасибо.

Каленич. Прошу вас, дайте мне две!

Савка (после того, как все получили визитные карточки). Счастливо оставаться, Живка.

Живка. Ну, ну, не сердись!

Даца (целуя ее). Ради бога, постарайся, Живка!

Панта. Господь с тобой, устрой мне!

Соя (целуя ее). Окажи мне, Живка, милость!

Сава. Прошу тебя, Живка, не забудь!

Яков. Ради бога!

Все эти фразы, как и при входе, произносятся почти одновременно, одна за другой.

Каленич (целуя ей руку). Только теперь я понял мою покойную мать, которая двадцать лет назад сказала на смертном одре: «Сынок, ты остаешься на свете не один; если тебе что в жизни понадобится, поди к тете Живке, министерше, она тебе родня».

Соя (вся толпа уже пошла к дверям, она за ними). Если из моей просьбы ничего не получится, буду держать на аттестат зрелости.

Даца. Ты его выдержала, как только ходить начала!

Соя. Собака лает, ветер носит!

Уходят, бранясь. Как только вся толпа оказалась наружи и дверь закрылась, послышался пронзительный вопль. шум и крики тех, кто разнимает женщин.

Живка (оставшемуся Васе). Беги, Васа, подрались!

Васа. Вот твари! (Убегает.)

Живка, Анка.

Живка (усталая падает в кресло). Ух!

Анка (прибегает с улицы). Барыня, ваши две родственницы вцепились друг другу в волосы.

Живка. Пусть дерутся, меня это не касается. Устала так, будто целый день копала. Пойду прилягу немного, смотрите, чтобы меня никто не беспокоил. (Уходит.)

Анка идет к средней двери и, приотворив ее, смотрит, что делается на улице. Брань понемногу затихает, крики удаляются.

Чеда, Анка.

Чеда (после небольшой паузы отворяет дверь и сталкивается лицом к лицу с Анкой. Он одет все еще по-праздничному, так, как ушел из дому). Ах, какая приятная встреча! Вы меня ждали, Анка?

Анка. Конечно!

Чеда. Идите к себе в комнату, а я за вами.

Анка. Правда?

Чеда. Идите и ждите!

Анка (подставляет ему лицо). Поцелуйте меня задаток!

Чеда (целует ее). С удовольствием. Чудесный задаток!

Анка. Ухожу и жду! (Уходит.)

Чеда, Риста.

Чеда закуривает папиросу.

Риста (после небольшой паузы появляется в дверях, также одетый в парадный костюм. Несет будет). Кланяюсь, добрый день. Можно войти?

Чеда. Пожалуйста, прошу!

Риста. Честь имею представиться. Риста Тодорович, торговец кожами.

Чеда (удивлен). Как, с вашего разрешения?

Риста. Риста Тодорович, торговец кожами.

Чеда. И почетный консул Никарагуа?

Риста. Так точно!

Чеда. Не может быть! Э, приятно, особенно мне приятно с вами познакомиться.

Риста. С кем имею честь?

Чеда. Подожди, прошу, позволь говорить тебе «ты». Постой, пожалуйста, дай мне на тебя посмотреть! (Отодвигается и рассматривает его.) Э, как ты сказал? Значит, ты и есть Риста! Это мне и в самом деле Приятно!