Страх и нищета в Третьей империи - Бертольд Брехт

19

СТАРЫЙ БОЕЦ

Идут избиратели сбором

На стопроцентный кворум

Голосовать за кнут.

На них - ни кожи, ни рожи,

У них - ни жратвы, ни одежи,

Но Гитлера изберут!

Вюртемберг, 1938 год. Площадь маленького города. На заднем плане мясная лавка. На переднем - молочная. Пасмурное зимнее утро. Мясная лавка еще не

открыта. Молочная уже освещена. У дверей ждут несколько покупателей.

Мужчина. Наверно, и сегодня масла не будет.

Первая женщина. Вот беда! А мне и нужно-то на грош. Не раскупишься на то, что мой зарабатывает.

Юноша. Хватит вам брюзжать. Германии нужны пушки, а не масло. И это вернее верного. Он же ясно сказал.

Первая женщина (покорно). Правильно.

Молчание.

Юноша. Разве масло помогло бы нам занять Рейнскую область? Когда заняли, то все были довольны, а пойти на какую-нибудь жертву никому не хочется.

Вторая женщина. Спокойней, молодой человек. Все мы идем на жертвы.

Юноша (подозрительно). Что вы хотите этим сказать?

Вторая женщина (первой). Разве, вы ничего не даете, когда производится сбор пожертвований?

Первая женщина молча кивает головой.

Вот видите: она дает. И мы даем. Добровольно.

Юноша. Знаем мы вас. Дрожите за каждый пфенниг, когда фюреру для его великих задач нужна, так сказать, поддержка. На Зимнюю помощь жертвуют всякое тряпье. Охотнее всего отдали бы одну только моль. Фабрикант из одиннадцатого номера пожертвовал пару дырявых сапог!

Мужчина. До чего люди неосторожны!

Из молочной выходит хозяйка молочной в белом переднике.

Хозяйка молочной. Сейчас откроем. (Второй женщине.) Доброе утро, фрау Руль. Слышали, вчера вечером они увели молодого Летнера?

Вторая женщина. Мясника?

Хозяйка молочной. Да, сына.

Вторая женщина. Но он же штурмовик?

Хозяйка молочной. Ну и что? Старик с двадцать девятого года в партии. Вчера его случайно не было, он поехал за товаром, а то бы они и его взяли.

Вторая женщина. В чем же их обвиняют?

Хозяйка молочной. В спекуляции. Последнее время у него совсем не было товара, приходилось отказывать покупателям. И вот, говорят, он купил на черном рынке. Чуть ли не у евреев.

Юноша. И, по-вашему, его не за что было взять?

Хозяйка молочной. Он был один из самых усердных. Ведь это он донес на старика Цейслера из семнадцатого номера, что тот не подписался на "Фелькишер беобахтер". Он старый боец.

Вторая женщина. То-то он вытаращит глаза, когда вернется.

Хозяйка молочной. Если вернется!

Мужчина. До чего люди неосторожны!

Вторая женщина. Должно быть, они сегодня не откроют лавку.

Хозяйка молочной. Оно и лучше. Уж если полиция куда заглянет, она всегда что-нибудь да найдет. А товар-то нелегко теперь доставать. Мы-то получаем все прямо из кооператива, там пока нет перебоев. (Громко.) Сливок сегодня не будет.

Всеобщий ропот.

У Летнеров ведь и дом заложен. Они надеялись, что закладную аннулируют, или что-то в этом роде.

Мужчина. Как же можно аннулировать закладные! Многого захотели.

Вторая женщина. Молодой Летнер был очень славный юноша.

Хозяйка молочной. Да. Вот старик - тот бешеный. Он ведь чуть не силой загнал сына в штурмовики. А сыну бы только с девушкой погулять.

Юноша. Что значит - бешеный?

Хозяйка молочной. Разве я сказала бешеный? Ну да, я имела в виду, что его раньше бесило всегда, когда кто-нибудь оспаривал идею. Он всегда говорил про идею и осуждал людской эгоизм.

Мужчина. Они все-таки открывают лавку.

Вторая женщина. Жить-то им надо.

Из полуосвещенной мясной лавки выходит толстая женщина, жена мясника, останавливается на тротуаре и всматривается в конец улицы. Потом обращается

к хозяйке молочной.

Жена мясника. Доброе утро, фрау Шлихтер. Вы не видели моего Рихарда? Ему давно пора бы уже быть с товаром.

Хозяйка молочной не отвечает. Все молча смотрят на жену мясника. Она поняла,

в чем дело, и быстро скрывается в лавке.

Хозяйка молочной. Делает вид, что ничего не случилось. А ведь что там было позавчера! Старик бушевал так, что на всю площадь было слышно. Это они тоже записали ему в счет.

Вторая женщина. Я ничего не слышала об этом, фрау Шлихтер.

Хозяйка молочной. Да что вы? Он же отказался выставить в витрине окорока из папье-маше, которые они ему принесли. А он их заказал - это они потребовали, потому что целую неделю у него в витрине вообще ничего не было, только прейскурант висел. Он им так и сказал: ничего для витрины у меня нет. Когда они пришли с окороками из папье-маше - и телячья ножка там была, здорово сделано, ну прямо не отличишь от настоящей, - он и начал рычать, что не станет вывешивать никакой бутафории, и еще такое, что и повторить-то нельзя. Все против правительства. А окорока из папье-маше выбросил на улицу. Им и пришлось вытаскивать их из грязи.

Вторая женщина. Тсс, тсс, тсс.

Мужчина. До чего люди неосторожны!

Вторая женщина. И почему это люди так из себя выходят?

Хозяйка молочной. И как раз самые хитрые!

В мясной лавке зажигается вторая лампочка.

Глядите! (Показывает на полутемную витрину мясной.)

Вторая женщина. Там в витрине все-таки что-то есть!

Хозяйка молочной. Это же старик Летнер! И в пальто! Но на чем он стоит? (Вдруг вскрикивает.) Фрау Летнер!

Жена мясника (выходя из лавки). Что такое?

Хозяйка молочной безмолвно показывает на витрину. Жена мясника смотрит туда, вскрикивает и падает без чувств. Вторая женщина и хозяйка молочной подбегают

к витрине.

Вторая женщина (кричит через плечо). Он повесился в витрине!

Мужчина. У него на шее какой-то плакат.

Первая женщина. Это прейскурант. На нем что-то написано.

Вторая женщина. На нем написано: я голосовал за Гитлера.

20

НАГОРНАЯ ПРОПОВЕДЬ

Идут христиане, от катов

Христовы заветы припрятав,

Иначе - тюремный срок.

Нацисты хохочут над ними:

Он изгнан богами иными

Их мирный еврейский бог!

Любек, 1937 год. Комната-кухня в семье рыбака. Рыбак при смерти. У его

постели жена и сын в форме штурмовика. Тут же пастор.

Умирающий. Скажите мне, там и вправду что-то есть?

Пастор. Неужто вас мучат сомнения?

Жена. Последние дни он все говорил: столько, мол, у нас болтают и сулят всего, не знаешь, чему и верить. Не гневайтесь на него за это, господин пастор.

Пастор. Там нас ждет жизнь вечная.

Умирающий. А она будет лучше?

Пастор. Разумеется.

Умирающий. Да и надо бы!

Жена. Очень уж он намаялся.

Пастор. Поверьте мне, господу это ведомо.

Умирающий. Правда? (Помолчав.) Может, там на небесах не будут тебе рот затыкать? Как по-вашему?

Пастор (несколько смутившись). В писании сказано: вера горами двигает. Веруйте. Это принесет вам облегчение.

Жена. Не думайте, господин пастор, что он неверующий. Он всегда ходил причащаться. (Мужу, настойчиво.) Господин пастор думает - ты неверующий. А ведь ты верующий, да?

Умирающий. Да...

Пауза.

Умирающий. Ведь кроме-то ничего нет.

Пастор. Что вы хотите этим сказать? Как это - ничего нет?

Умирающий. Ну вообще, больше ничего нет. А по-вашему как? Я хочу сказать - будь хоть что-нибудь, кроме...

Пастор. Но что же должно быть?

Умирающий. Да что-нибудь.

Пастор. Но у вас была ведь и хорошая жена и сынок был.

Жена. Ведь мы-то у тебя были?

Умирающий. Да...

Пауза.

Я хочу сказать, если бы было что путное в жизни...

Пастор. Вероятно, я вас неправильно понял. Вы не то хотели сказать. Неужели вы веруете лишь потому, что в вашей жизни ничего не было, кроме тягот и трудов?

Умирающий (оглядываясь, словно ищет кого-то, наконец видит сына). А им лучше будет?

Пастор. Вы хотите сказать - молодежи? Мы на это уповаем.

Умирающий. Вот будь у нас моторный катер...

Жена. Полно, не порти ты себе кровь!

Пастор. Вам не подобает помышлять сейчас о таких делах.

Умирающий. Приходится.

Жена. Как-нибудь пробьемся.

Умирающий. А вдруг будет война?

Жена. Перестань говорить про это. (Пастору.) Последнее время у них с сыном только и разговору было что про войну. И ссорились же они!

Пастор бросает взгляд на сына.

Сын. Он не верит в возрождение.

Умирающий. Скажите, а он там, наверху, войну одобряет?

Пастор (запинаясь). В писании сказано: блаженны миротворцы.

Умирающий. Ну а как же, если будет война...

Сын. Фюрер не желает войны!

Умирающий (отмахивается от него). Значит, как же, если будет война...

Сын порывается что-то сказать.

Жена. Помолчи.

Умирающий (пастору, указывая на сына). Ему вот скажите про миротворцев!

Пастор. Не забудьте, что все мы в руке божьей.

Умирающий. Это вы ему говорите?

Жена. Брось ты, разве господин пастор может помешать войне! И толковать-то про это нынче не годится. Правду я говорю, господин пастор?

Умирающий. Вы сами знаете, как они горазды врать. Мне не купить мотора для лодки. Все моторы идут у них на самолеты. Для войны, для бойни. Мне вот в непогоду никак не пристать к берегу, потому - мотора нет. А они все врут, а сами собираются воевать! (В изнеможении падает на подушку.)