Обыкновенная жадность - Фридрих Незнанский

— Не буду!

— Поверишь, Слав, отродясь никакими дурными предчувствиями не страдал! А в последнее время что-то неспокойно на душе… Вроде бы и никаких видимых причин нет — а неспокойно… Тревога какая-то, что ли… Знаешь какая?

— Какая? — Вячеслав Иванович серьезно вглядывался в лицо друга.

— Ну, как будто выпал такой ясный, солнечный, отличный во всех отношениях день, и потом, к вечеру, когда уже закат, немного жалеешь, что он кончился… Тьфу, не слушай ты меня! — оборвал вдруг себя Турецкий. — Видать, и правда старею, коли так рассопливился!..

— Ничего ты не рассопливился, это у тебя после ранения нервный стресс еще не прошел! — неожиданно выдал Грязнов, только что утверждавший, что в медицине ничего не понимает. Александр такой непоследовательности не выдержал и расхохотался:

— Ну ты даешь! И откуда что взял? Ладно, наплевали, забыли и выпили по второй!

— Давай, но на этом лично я и остановлюсь… Прозит!.. — Он решительно отодвинул от себя опустевшую рюмку и, с некоторым сожалением покосившись на почти полную бутылку, поднялся: — У меня сегодня еще совещание с сотрудниками по одному проклятому делу, которое на контроле у Президента… А Иришке от меня — низкий поклон! Умница она у тебя… Поверишь, такой дивной супруги, как у тебя, за все годы трудового стажа ни у кого не встречал! Ей-богу, кабы не наша дружба, непременно попытался бы ее у тебя отбить!

— Но-но! — Турецкий полушутя-полусерьезно погрозил Славе пальцем: — Смотри у меня, дошутишься… Я, знаешь ли, верю, что в каждой шутке есть доля правды!..

Предмет их обоюдной симпатии к тому моменту, как Александр Борисович (исключительно вовремя!) вернулся в стены родной квартиры, пребывал между тем не в самом лучшем расположении духа. Слегка побледневшее, к тому же отмеченное печатью уныния лицо супруги он отметил сразу же, едва очутившись дома и, соответственно, заглянув по привычке в ее вотчину — на кухню.

— Ирка, — провозгласил он с порога, — я тебе такую историю преинтереснейшую расскажу, что ты… Эй, что с тобой?

Ирина Генриховна жалобно поглядела на мужа:

— Здравствуй, дорогой… Сижу вот и гадаю, чем я могла так ужасно отравиться!

— Отравиться? — Саша озабоченно нахмурился. — И ты, сидючи тут одна, больная и бледная, разумеется, вызвать врача не догадалась? Иришка, ты — пещерный человек!..

— Я не пещерный, — капризно возразила она. — И дело вовсе не во мне, а в Нинке! Мне утром было плохо, рвало даже, но ты, я вижу, слава Богу, жив-здоров и даже сияешь, как новенькая копейка! А Нинка куда-то как сквозь землю провалилась: мобильный не берет и вообще недоступна! Не могла же я одна отравиться, если ем то же, что и вы…

Александр Борисович нахмурился и, вспомнив про свои смутные тревожные ощущения, почувствовал, как у него екнуло сердце:

— Как это — недоступна?! А подружкам ее ты звонила?

Ирина молча кивнула и внезапно всхлипнула:

— А вдруг ей стало плохо и… и она попала в больницу?

— Так… — Турецкий решительно уселся напротив жены, маявшейся своими подозрениями за пустым кухонным столом, и с некоторым усилием заставил себя рассуждать здраво: — Говоришь, тебе было плохо с утра?

— Ну…

— Я всегда говорил, что твоя дурацкая диета тебя до добра не доведет! Отравиться этой гадостью в виде размоченных в воде овсяных хлопьев и двумя листиками какого-нибудь салата ты, Иришка, именно в одиночестве и могла! Слава тебе, господи, что хоть Нинка пока что о фигуре не думает! А ужинали мы вчера все одним и тем же, я, как видишь, действительно жив-здоров и, к слову сказать, голоден, как дикий лев!..

— Ты думаешь… — Ирина Генриховна поглядела на мужа с надеждой. — Но тогда где Нинка? И как можно отравиться хлопьями?

— Отравиться хлопьями твоими как нечего делать! Мало ли что в них могло попасть? А что касается Нинки…

Продолжить он не успел: словно нарочно, именно в этот момент из прихожей и донесся щелчок замка, открываемого снаружи ключом. И Турецкий с удовольствием пронаблюдал, как в глазах его жены вспыхнула искорка облегчения, тут же сменившаяся вначале радостью, а вслед за этим со скоростью, близкой к световой, Ирина Генрихов-на сердито нахмурилась, живо вскочила со стула и к тому моменту, как Нина-Ника объявилась на пороге кухни, Сашина супруга уже находилась в состоянии полной боевой готовности.

— Мам, я есть хо… Ой, ты чего?…

Нина, в первый момент пребывавшая явно в замечательном настроении, широко распахнула в точности такие же, как у Ирины, ярко-голубые очи и замерла на пороге.

— Она еще спрашивает! — Ирина являла собой в эту секунду воплощенное негодование. — Ты где была целых два часа и почему у тебя выключен телефон?!

— Где? — Девочка замялась, но тут же нашлась, очевидно, твердо решив избежать ответа на вопрос. — Телефон у меня разрядился, я не виновата, там батарейка плохая! Если бы вы сразу купили мне новый аппарат, а не этот бэушный, она бы не разряжалась так быстро!

— Стоп! — Александру Борисовичу вдруг сделалось смешно. — Нинка, а ну-ка, кончай вилять хвостом, отвечай, где была! Тебя прежде всего, по-моему, об этом спросили?

Нина недовольно стрельнула в отца глазами, пожала плечиками и неохотно проронила:

— Ну, в кино была… Что — нельзя?

— Можно! — все еще нервно ответила Ирина. — Только предупреждать надо, ясно?

— Погоди, Ирина… — Турецкий сощурился и пристально уставился на дочь: — Лично я не против услышать, с кем ты была в кинотеатре?

— С кем?… С этой… Ну, с Верой…

— Да брось ты! — Ирина Генриховна внезапно успокоилась и, усмехнувшись, села обратно на стул. — Не умеешь врать, значит, и учиться не стоит… С Валерой, что ли, ходили?

Нина отвела глаза и, покраснев, неохотно кивнула. Потом, в точности как несколько секунд назад ее мама, сердито нахмурилась и, копируя ее недовольный тон, поинтересовалась:

— Меня сегодня кормить в этом доме собираются? И вообще, не понимаю: сейчас всего-то, наверное, семь часов, а вы тут панику поднимаете…

— Дело не во времени, а в том, что предупреждать надо! — Ирина Генриховна повернулась к мужу, все еще пристально и пока что молча разглядывавшему собственную дочь, словно впервые увиденную диковинку. — Шурик… Ты бы не мог сам вас обоих покормить? Ужин на плите… Мне, конечно, куда лучше, чем утром, но на еду я все еще смотрю с трудом…

— Конечно, Ириш, иди полежи… Ты хоть какое-нибудь лекарство пила?

— Три раза, — заверила его жена и с облегчением покинула кухню.

— А что случилось? — заинтересовалась Нина. — Мама что, заболела?

Мать на ее памяти всегда была вполне здоровой, а если и подхватывала какую-нибудь простуду или грипп, никогда не жаловалась.

— Немного отравилась, — пояснил Александр, поднимаясь и двигаясь в сторону плиты. — Ничего, к утру будет здорова… Мой руки — и за стол!

— Своей диетой, что ли, отравилась? — живо отреагировала Нина и тут же добавила, на этот раз с отцовскими интонациями: — Так я и знала, что рано или поздно эта гадость, которую мама жует по утрам, ее достанет!

По данному вопросу у отца с дочерью мнение совпадало целиком и полностью. Однако сбить Александра Борисовича Турецкого с мысли, коли уж она у него возникла, пока что еще никому не удавалось.

Дождавшись, когда Нина помоет руки и устроится за столом на своем любимом месте, Саша поставил перед ней тарелку, аккуратно выложил прибор и, убавив огонь под сковородкой, спокойно поинтересовался:

— Валера у нас — кто?…

Не ожидавшая нападения Нина, поперхнувшись неизвестно чем, закашлялась, глянула на отца округлившимися глазами, затем с надеждой бросила взгляд в сторону кухонной двери.

Александр Борисович ухмыльнулся и покачал головой:

— Твоя тактичная мама уже посапывает носиком в спальне, отходит, так сказать, от особенностей своей диеты… Я, как тебе известно, избытком деликатности не страдаю. А посему на случай, если ты не расслышала, повторяю свой вопрос: Валера у нас — кто?…

7

Для ночной засады Денис Грязнов, директор ЧОПа «Глория» и родной племянник Вячеслава Ивановича, прихватил двоих своих сотрудников: бывшего майора спецназа ГРУ Севу Голованова, отличавшегося талантом действовать в экстремальных ситуациях молниеносно и абсолютно бесшумно, и белокурого Колю Щербака — бывшего капитана спецназа, обладавшего помимо ловкости недюжинной силой.

В сущности, хватило бы и одного из них для столь незамысловатой, с точки зрения Дениса Андреевича, операции, как обыкновенная квартирная засада. Однако дядюшка настоятельно рекомендовал взять двоих. Не потому, что не доверял своему племяннику, а, как уверил Дениса по телефону, потому, что псевдограбителей могло быть двое. Грязнов-старший утверждал, что для такого предположения имеются основания, но какие именно, говорить по телефону не стал.