Морской почерк - Коллектив авторов

class="p1">Боковым зрением вижу, что мой рассыльный без разрешения исчез из рубки. И тут у капраза начался со мной разговор на “Вы” (вызвал, вы. ал, выгнал):

– Доложите свои обязанности согласно корабельному уставу, доложите дислокацию кораблей на рейде, доложите тактикотехнические характеристики средств воздушного нападения вероятного противника на театре военных действий, доложите…, доложите… и прочая, прочая, прочая…

Капраз[2] истово взялся выворачивать мне наизнанку орган, которого у меня отродясь не было. Сколько длился неожиданный экзамен, имеющий целью доказать мою полную несостоятельность как вахтенного офицера, не скажу: пространство и время для меня перепутались странным образом…

Вдруг в проёме двери рубки возникает мой рассыльный Сашка с подносом, накрытым салфеткой (где он ночью добыл их до сих пор загадка для меня). Сашка с ангельским выражением на физиономии обращается к проверяющему, заставив того на мгновение непроизвольно прервать мой допрос:

– Товарищ капитан первого ранга! Испейте кофейку!

Жестом фокусника он снимает салфетку и на подносе открывается дымящийся стакан кофе и огромный бутерброд, покрытый слоем икры пальца в три толщиной.

– А это что намазано на хлебе? – примирительно спрашивает проверяющий.

– Икра, товарищ капитан первого ранга! – гордо докладывает Сашка. Капраз молча берёт поднос, уединяется на командирском кресле минут на пятнадцать в тёмном углу рубки. Покончив с трапезой, молча покидает рубку.

Как потом оказалось, этой ночью крейсер проверяли десять офицеров штаба флота. При разборе фактов проверки, на фоне общей удручающей картины состояния дел, в лучшую сторону по подготовке к несению службы был отмечен и поощрён только один вахтенный офицер. И этим офицером был я.

Александр Дворников

Дворников Александр Владимирович – родился в Белоруссии. В 1968 году окончил Рижское мореходное училище. Ходил на судах Рижского морского пароходства и на судах иностранных компаний. Автор трёх сборников стихов и книги Морских рассказов. Член писательской организации “Родина” и Межрегионального Союза писателей Северо-Запада. Участвовал в различных литобъединениях: Буревестник, Светоч, Сонет. Живёт в Риге.

Летучий Голландец

Океан был спокоен. Мерная зыбь раскачивала его могучую грудь. Небольшой ветер ласково прогуливался по нагретой палубе. Солнце жарило вовсю, хотя стоял февраль. Чаек не было видно: после Азорских островов они отстали.

Иногда появлялись дельфины, устраивали гонки с нашим судном, то и дело выпрыгивая из воды. Блеснув на солнце своими блестящими спинами, исчезали в тёмно-синей глубине. Летучие рыбки стайками взлетали перед носом судна и рассыпались в разные стороны. Матросы, пользуясь хорошей погодой, красили палубу. Мы шли на Кубу с грузом нефти. Где-то справа лежал пресловутый Бермудский треугольник. Ещё несколько суток хода и мы – в Гаване.

Танкер наш довольно стар, ему уже за двадцать. А для судна это уже преклонный возраст. Обтрепался старик в морских штормах, местами проржавел от солёной воды, однако сдаваться не хочет. Сердце его, двигатель, бьётся ровно. Ну, а если у судна есть душа, то она – это мы, моряки. Душа, которая заботится о теле, лечит, выхаживает его.

На ходовой мостик поднялся капитан. Вахтенный штурман доложил курс и обстановку. Всё было спокойно. Это обычно в океане, где нет такого большого движения судов, как в проливах. Однако капитан был серьёзен и сосредоточен. Сказывалась многолетняя практика: капитан и мостик – неразделимы.

Ходовой мостик и рулевая рубка – мозг судна.

Капитан уже в возрасте. Но высок, строен, подтянут. Весь вид его внушал спокойствие, силу и уверенность. Он вышел на левое крыло мостика. Горизонт был чуть подёрнут дымкой. Капитан поднёс бинокль к глазам и “прошёлся” по горизонту. Пусто. Однако намётанный глаз моряка поймал какую-то еле заметную точку. Появившись в окулярах бинокля слева по носу судна, точка быстро росла и вскоре превратилась в парусник, который шёл пересекающимся курсом. Это был трёхмачтовый корабль. Под попутным ветром шел он на всех парусах и удивительно быстро.

– С такой скоростью он должен пройти у нас по носу, – подумал вслух капитан. – Что-то не встречал я таких раньше, не похож он ни на учебный, ни на прогулочный, – уже додумывал он про себя. – Слева по носу судно! – бодро доложил вахтенный штурман.

– Матросу на руль! – скомандовал капитан.

– Иванов, на руль, – в свою очередь отрепетовал штурман слоняющемуся со шваброй матросу.

– Есть на руль! – матрос встал к штурвалу.

Капитан прекрасно знал, что парусных судов в мире осталось очень мало. В основном это были парусники морских учебных заведений. Иногда встречались небольшие каботажные и рыболовные суда под одним-двумя парусами. Но настоящие белокрылые морские красавцы, – редкость. Многие после второй мировой войны пошли на слом. Некоторым повезло (если это можно назвать везением). Они стали ресторанами на воде, как, например, в Клайпеде. А иные просто сгнили, стоя бесконечными зимами на судоремонтных заводах, никому не нужные и брошенные на произвол судьбы. И резать (слово-то какое!) жалко, и ремонтировать (восстанавливать) дорого. Прибыли-то от них никакой! И стояли они, вмерзши в лёд, трепали их осенние ветры, летние ливни, отлетала краска, стиралось название. Чернели голые мачты. Грустно становится, когда подумаешь. Такая судьба была у “Веги” и “Капеллы”, бывших учебных судов.

– Ну, у этого-то другая судьба, весёлая. Ишь, летит как чайка.

Парусник действительно летел белокрылою птицей. Но вдруг замедлил ход, и оба судна начали опасно сближаться. “Уходить вправо на циркуляцию – левый борт подставлю, влево – его непонятны действия, как будто специально идёт на таран…”:

– Полный назад! – скомандовал он.

Штурман перевёл ручку телеграфа в положение “Полный назад”. В машине сильно удивились, но переставили стрелку машинного телеграфа в требуемое положение, минуя “Стоп”. – Что они там, звезданулись? – подумал вахтенный механик, но тут его повторно поторопили с задним ходом, дёрнув стрелку телеграфа на “Стоп” и опять на “Полный назад”.

Что-то серьёзное случилось”, – механик дал пусковой воздух на цилиндры главного двигателя, который продолжал еще крутиться на передний ход, тормознув этим двигатель. Танкер затрясло от страшной вибрации. Судовые мачты, трубы, стрелы грузовые – всё ходило ходуном. В машине, в свою очередь, из двигателя, где и не ждали, валил дым и летели искры. Не так-то просто двадцатитоннотысячную махину остановить и заставить идти назад. Но старый танкер не подвёл и начал медленно отползать назад, вибрация стихала.

По носу танкера со свистом, буквально впритирку пронёсся парусник. Все паруса его были выбиты в струну. Даже ветер, казалось, усилился.

Моряки на танкере высыпали наверх узнать, что стряслось. Парусник летел над водой. Именно летел, потому что за кормой у него не оставалось следа в виде обычного буруна. Как будто он был без киля и без руля. На палубе