Зимняя корона - Элизабет Чедвик

Глава 7

Бордо, Рождество 1156 года

Утром с неба посыпалась редкая мелкая крупа и словно бы измельченным сахаром покрыла коньки крыш и верхушки башен. Темные следы испещрили внутренний двор замка Омбриер – недолговечные отпечатки чьих-то ног, ходивших туда и обратно между хозяйственными строениями.

– Когда я была маленькой, нас всегда привозили сюда на лето, – сказала Алиенора Изабелле. Они прогуливались под руку в сгущавшихся сумерках, закутанные в теплые, подбитые мехом плащи. – Мы играли в саду, а иногда учились в тени вон тех деревьев.

– А меня учили в нашем замке Акр в Норфолке, – в тон ей ответила Изабелла. – Я и представить тогда не могла, что уготовила мне судьба.

– Да и я тоже, – печально проговорила Алиенора. – Если бы знала, как все обернется, то еще в юном возрасте бежала бы без оглядки. Возможно, потому Бог и оставляет нас в неведении. – Она с любовью взглянула на Изабеллу. Будь молодой муж графини более честолюбивым и реши он постоять за трон, Алиенора и Изабелла стали бы соперницами в борьбе за корону. Вместо этого они сделались подругами: сшитыми из разной ткани, но схожего покроя. – Но ты, наверное, слышала аквитанские легенды.

Изабелла улыбнулась:

– О да, мы часто слышали истории и песни трубадуров о красавцах-рыцарях, которые соблазняли женщин и увозили их от мужей. Сказания передавались из уст в уста. Няня все время предостерегала нас не внимать льстивым речам молодых мужчин, а мы втайне желали стать дамами их сердца. Как же мы были наивны!

– Наивной я никогда не была, – невесело усмехнулась Алиенора, – хотя и простодушно полагала, что смогу жить так, как пожелаю. Но это заблуждение растаяло, когда я узнала, что должна выйти замуж за Людовика Французского. Мне было тринадцать лет, мой отец только что умер, и оказалось, что он уже выбрал для меня мужа, не сказав мне ни слова.

– Когда умер мой отец, мне было шестнадцать, – вступила Изабелла. – Я единственный ребенок, и король Стефан устроил мой брак с его сыном. В день нашего венчания Гильому было всего одиннадцать. – Она вглядывалась в даль. – Одновременно со мной моя мать тоже вышла замуж, за Патрика Солсбери, и так мы невольно оказались во враждующих лагерях и ничего не могли с этим поделать.

– Должно быть, тебе пришлось нелегко.

– Нелегко, – ответила Изабелла, – но мы нашли выход из положения. Женщины весьма изворотливы.

Из сумеречной синевы снова посыпались маленькие белые хлопья. Изабелла сказала:

– Вижу, вы с королем наслаждаетесь обществом друг друга. Я очень рада.

– Сейчас – да, но кто знает, как долго это продлится, – с нервной улыбкой ответила Алиенора и не стала развивать тему.

Она была очень дружна с Изабеллой, но не намеревалась обсуждать с ней свои непростые отношения с мужем. Дела и впрямь шли на лад. Супруги провели вместе лето и осень, разъезжая по своим землям. Неловкость той первой ночи в Сомюре была преодолена, зарубцевалась, как глубокая рана, но в душе остался заметный шрам, от которого не избавиться. Они с Генрихом начали совместную жизнь с чистого листа, как будто у них не было общего прошлого и Вилла никогда не существовало на свете.

Маленькой Матильде исполнилось уже шесть месяцев. Две недели назад у Алиеноры снова были регулы, а это значило, что семя опять не укоренилось в ее чреве, и она места себе не находила. Неужели Господь окончательно отвернулся от них?

Снег повалил сильнее, и женщины поспешили вернуться во дворец. Придворные собрались у очага, жарили каштаны и лакомились ароматными закусками, которые повара приготовили, пока позволял дневной свет, – пряной выпечкой, фруктами в сиропе и прочими сластями. Музыканты исполняли песни на бордоском наречии окситанского языка, дамы и кавалеры затеяли игры, танцевали, вели приятные беседы и обменивались любезностями, забыв на время о делах.

Искусно исполняя свою роль королевы и герцогини, Алиенора занимала присутствующих, излучая очарование. Она разговаривала, смеялась и флиртовала с придворными и постоянно ощущала на себе хищный взгляд Генриха. Лицо его выражало одновременно настороженность и вожделение – так лев выслеживает добычу, которую нелегко загнать.

Потом они танцевали вместе – герцог и герцогиня. И если касались друг друга, чувственное притяжение было таким же сильным, как в первую брачную ночь. Зрачки его глаз расширились и потемнели, а когда супруги соединяли руки и поворачивались в танце, глаза Генриха горели страстным огнем. Потом они меняли партнеров и разлучались на несколько тактов, но затем вновь соединялись, и в эти мгновения обоих пронизывала молния желания. Алиенора часто дышала. Рука Генриха обхватывала изгиб ее бедра, и его пальцы стремились к потаенной ложбинке. Она дарила ему томные взгляды и облизывала губы. По крайней мере, в танце они были идеальной парой.

В январе дни стояли ясные. Морозным утром Алиенора прибыла в аббатство Нотр-Дам-де-Сент, чтобы навестить свою тетку Агнессу, настоятельницу монастыря, и сестру Петрониллу, недужную душой и телом. Сестра жила здесь под опекой монахинь больше шести лет.

Листья каштанов покрылись инеем и напоминали кружево, и аббатство сверкало в ярком свете зимнего солнца, словно посыпанное хрустальной крошкой. У въездной башни, выдыхая в морозный воздух облачка пара, Алиенора спешилась. Несмотря на теплые рукавицы, пальцы ее онемели. Конюх принял поводья, монахиня повела Алиенору к настоятельнице, а свиту королевы проводили в гостевой дом.

Тетушка оторвалась от чтения молитвенника и поспешила нежно обнять племянницу.

– Я так рада видеть тебя, дорогая! – Лицо ее озарилось улыбкой. – Сколько же мы не виделись?

– Три года, – слабо улыбаясь, ответила Алиенора. – За это время многое произошло и многое изменилось.

– Воистину. – В проницательных черных глазах тетушки читалось сочувствие. – Проходи, усаживайся у огня, грейся, а потом расскажешь мне обо всем.

Она указала на скамью с подушками около очага. Там, уютно устроившись в тепле у огня, вылизывался симпатичный рыжий кот, который напомнил Алиеноре Генриха. Она удивленно взглянула на тетушку. Настоятельница смущенно развела руками:

– Тиб исправно несет службу, отлавливая мышей. Может, это и грешно – держать кота в святом месте, но все же он божья тварь, и мне нравится, что ему здесь хорошо.

– Уверена, Бог любуется вашей добротой.

Алиенора села рядом с котом у очага, так же как и он, наслаждаясь теплом ярко пылающего огня в этот промозглый день. Молодая послушница принесла горячего вина, сдобренного имбирем и гвоздикой. Настоятельница отказалась от вина и взяла себе кубок с водой, меж тем как Алиенора принялась рассказывать тетушке, что случилось со времени их последней встречи, вплетая все нити событий в большое полотно. Легче от этого не стало, но, последовательно и вслух изложив все злоключения, Алиенора словно со стороны взглянула на свой горестный опыт.

Тетушка озабоченно посмотрела на нее:

– А что дальше? Ты останешься в Пуату?

Алиенора потрясла головой:

– Нужно уладить дела в Нормандии и возвращаться в Англию: в отсутствие Генриха страной управляю я.

– Жаль, что ты не можешь остаться подольше.

– Мне и самой жаль, – печально отозвалась Алиенора.

Кот медленно, с удовольствием потянулся и зевнул, обнажив острые белые зубы, а затем важно проследовал к двери и требовательно замяукал. Тетушка поднялась, открыла дверь, и холодный сквозняк пронесся по комнате. Животное удалилось, держа рыжий хвост трубой. Алиенора тоже встала, поеживаясь от холода.

– Хочу повидаться с сестрой.

– Я бы пригласила ее сюда, – объяснила Агнесса, – но она слаба, и мы поместили ее в лазарет. Там тепло и хороший уход. Пойдем, я провожу тебя.

Монастырский лазарет представлял собой благоустроенное помещение с дюжиной кроватей; четыре из них были заняты престарелыми монахинями, за которыми ухаживали сама сестра-лекарка и ее помощница. Огонь в очаге ярко сиял, поленья не чадили, рядом было достаточно места для приготовления сытной еды. Над огнем кипел котел, от него поднимался пар и разносился приятный аромат мясной похлебки.

У очага скрючилась тщедушная старуха с изможденным лицом и ввалившимися глазами. Она куталась в отороченную беличьим мехом накидку и заходилась утробным, влажным кашлем, прикрывая костлявой рукой рот. Алиенора в немом изумлении уставилась на нее:

– Петра, Бог ты мой! – Она подскочила к сестре и бессильно наблюдала за ней, когда очередной приступ кашля вырвался из груди Петрониллы.

Наконец больная сплюнула кровавую мокроту в тряпку и хрипло задышала. Алиенора обняла ее за плечи и поцеловала в лоб:

– Что с тобой сделалось!

– Алиенора, – просипела Петронилла. – А я ждала тебя. Последнее время я часто о тебе думаю. – Она снова закашлялась, но не очень сильно, и протянула дрожащую руку к кружке, стоявшей на краю скамьи. – Это пустырник. – Она пригубила зелье. – Мне сказали, он поставит меня на ноги, но я-то знаю, что все впустую. Они думают, я ничего не понимаю, но я сумасшедшая, а не дура.