Опаленные войной - Богдан Сушинский

Построив будто самой судьбой посланное ему войско в колонну по два, Штубер придирчиво осмотрел его и без особых приключений провел через линии окопов в южную зону укрепрайона. Колонна бойцов, очевидно остатки взвода, под командованием лейтенанта идет занимать позиции… — у кого это могло вызвать подозрение? Встречным офицерам Штубер старался вопросов не задавать, зато через каждые четыреста-пятьсот метров подходил к окопам или к кухне и строго спрашивал кого-нибудь из красноармейцев, из какой он части и не знает ли, где находится 125‑й батальон. В то же время глаза его цепко фиксировали, где, в какой рощице расположились минометчики, где подготовлено пулеметное гнездо или оборудуется наблюдательный пункт.

Узнав, что позиции пулеметного батальона уже близко, Штубер просто-напросто обманул солдат, заявив, что теперь следует спуститься к реке, ибо позиции пулеметчиков оказались где-то на склоне долины, между дотами.

Спускались они возле бетонного монстра, в котором, насколько он понял, как раз и служил сержант Крамарчук. Однако Штубер лишь на ходу внимательно оглядел орудийные капониры и пулеметные амбразуры, подойти же к часовому и поинтересоваться, здесь ли служит Крамарчук, он не решился. Не давал покоя тот комендант, который взял его в плен. Чем черт не шутит: вдруг окажется, что он командует именно этим дотом?

Тропинка вела прямо к реке, но Штубер взял чуть левее, чтобы оказаться подальше от дота, и вскоре вся группа остановилась у блиндажа командира какой-то роты, которая здесь окапывалась.

Нет, старший лейтенант, конечно, понятия не имел, где находятся роты интересующего Штубера пулеметного батальона, поскольку он и сам недавно прибыл сюда. Что же касается его роты, то она, по существу, слеплена из остатков других подразделений, которые небольшими группами выходили из окружения. Зато там, в перелеске, у него есть кухня, и он может наскрести по половине котелка для каждого из пулеметчиков, если, конечно, те не откажутся помочь ему вырыть окопы. Все равно скоро двадцать ноль-ноль, а после этого часа всякое передвижение в зоне укрепрайона запрещено.

Мысленно поблагодарив его за столь ценную информацию о запрете, Штубер немедленно приказал своим бойцам взяться за лопаты, подменив раненых и уставших солдат роты. Но как только они принялись за работу, вдруг начался мощный артналет.

— По площадям бьют, сволочи, — ворчал командир роты, приглашая Штубера к себе. Блиндаж его оказался недостроенным, но перекрытие — надежное, в три наката, из толстых бревен — на нем уже было, и, по крайней мере, от осколков оно их до поры до времени спасало. — Фрицы чертовы… Пока сами окапывались — сидели тихо. Теперь, ишь, зашевелились…

— А почему ваша артиллерия молчит? — Штубер даже не заметил, как употребил слово «ваша».

— «Ваша»!.. — уловил этот нюанс старший лейтенант Рашковский — так он представился. — Была бы она нашей. А так где она, а где мы…

«Еще один такой срыв, — облегченно вздохнул Штубер, — и ты провалишься. Хорошо, что этот идиот ничего не заподозрил…»

— Снаряды, видимо, берегут, — попытался «заштопать» этот свой прокол Штубер. — Если не сегодня, то уже завтра утром немцы точно полезут. И тогда каждый снаряд — на вес золота.

— Да нет, — подал голос какой-то младший лейтенант, тоже успевший заскочить сюда. — Прямо сейчас наши и ударят. Очухаются, засекут, пристреляются… О, пожалуйста… — добавил он буквально через минуту.

— Из дота пушчонка тявкнула, — согласно заметил старший лейтенант. — Из комбатовского… Еще выстрел… А вот это уже «галины петровны» заговорили…

— Какие еще «галины петровны»? — не понял Штубер.

— Ну, пехота! Ну, боевой резерв! — изумился младший лейтенант, явно ощущая свое превосходство перед этим пехотным, ничего не смыслящим в артиллерии лейтенантом-резервистом. — Гаубицы-пушки у нас так называются, «дальнобойки-дальнетявки».

— «Галины петровны»… Остроумно. Но в доте, судя по всему, сорокапятки? Я, простите, не из кадровых.

— Кажется, сорокапятки, — подтвердил командир роты, переждав разрыв очередного снаряда. Сейчас они говорили довольно охотно. Когда говоришь — меньше сосредотачиваешься на взрывах, и тогда не так страшно.

— Какие сорокапятки?! — вновь изумился младший лейтенант. Голос у него был мягкий, певучий. — В дотах 76-миллиметровки. Сегодня утром я специально интересовался.

— Все-то ты знаешь, младшой, — недовольно проворчал старший лейтенант Рашковский, вновь заставив Штубера насторожиться. — Не знают фрицы, кого в плен «языком» брать.

— Для того чтобы определить, какое орудие стреляет, немцам «язык» не нужен, — добродушно огрызнулся младшой. — Там, у них, что, нет офицеров-артиллеристов?

В этот раз немецкая батарея ударила залпом, и снаряды легли кучно, почти накрыв позиции роты. Один из них взорвался буквально в десяти метрах от блиндажа. Осколки вошли в накаты, и хотя не пробили их, все же Штубер явственно услышал треск бревен, и на фуражку, на лицо, за воротник посыпалась глина.

— Совсем озверели, битюги рейнские, — возмутился ротный. — А наши пушкари?.. Вояки, так их!.. Не могут заткнуть им глотки.

Следующий залп немцы положили чуть выше по склону, и Штубер прикинул, что, очевидно, он предназначался доту.

— Ну, его-то, дот, что рядом с нами, снарядом не прошибешь, даже прямым попаданием, — запустил Штубер еще один пробный шар.

— Дот? — переспросил младший лейтенант. — Черта его прошибешь. Особенно этот, «Беркут». Он ведь в скальной породе. 7–8 метров от поверхности, плюс железобетонное перекрытие. Его и взять-то почти невозможно.

— Так уж и невозможно! — скептически хмыкнул Штубер. — Нашел крепость!

— Нет, взять, конечно, можно, но только на измор, жестко заблокировав. Хотя и блокированным он как минимум две недели продержится.

— Неужто две недели? — на сей раз не удержался уже Рашковский.

— Судя по боезапасу — да. Свой колодец, свой электродвижок… Там все надежно.

— Надежно там будет до тех пор, пока будет надежное прикрытие. А сидеть в котле на этом склоне не хочется.

— Ротам прикрытия всегда достается больше, чем дотчикам, — сочувственно поддержал его Штубер. И поскольку Рашковский не возразил, утвердился во мнении, что перед ним командир роты прикрытия.

Налет длился еще минут двадцать. Когда он наконец прекратился, оказалось, что в роте трое человек убитых и четверо раненых. Достался осколок и одному из бойцов группы, которую привел Штубер. В этой ситуации ротный предстал перед всеми человеком хотя и нервным, но довольно распорядительным. Он быстро определил, где нужно похоронить погибших, раненых отправил в медсанбат и вместе с ними послал на кухню нескольких бойцов с термосами — самое время поужинать.

— Слушай, старший лейтенант, а почему бы нам не искупаться-обмыться перед ужином? — предложил ему Штубер, как только со служебными делами было покончено.

— Искупаться?! Ты что, ошалел? — удивился Рашковский. — Они ж тебя срежут из пулеметов, как подсолнух на огороде.

— Никого они не срежут. Мы ведь заплывать далеко не будем, здесь, у берега… — Штубер прикинул расстояние до воды. Метров сто пятьдесят. Но проходить их лучше было с согласия ротного. — Или, может, ты, младшóй, рискнешь?

— Вообще-то, я бы не против, — взглянул тот на ротного. — Правда, днем я видел там трупы.

— Трупы… Где их теперь нет? Пусть себе плывут. Думаю, сегодня у нас последняя возможность искупаться. Завтра здесь будет ад. А мы — уже чистые, обмытые, так что все по обычаю…

— Метрах в двадцати по течению есть небольшая заводь, — вдруг подсказал им сам ротный. — Если хотите, сходим туда. Купаться не буду, но обмыться можно. Уже совсем стемнело. Думаю, проскочим.

Чего именно опасались офицеры, Штубер понял довольно быстро. Последние метры берега, те, которые во время весенних паводков река всегда затапливала, теперь дотошно простреливались засевшими где-то у самой воды пулеметчиками. Спуск был довольно крутым, и они били по нему, словно по брустверу окопа на пулеметном стрельбище. Как только Штубер и двое русских появились там, сразу же вспыхнула ракета. Все трое мигом залегли. Штуберу хотелось крикнуть пулеметчикам: «Опомнитесь, идиоты! По ком палите?!» Но пулеметчики были далеко и дело свое знали. Так же, как Штубер знал, что для пули «своих» нет.

В конце концов до заветного местечка, обнаруженного ротным, пришлось добираться ползком. Но все же они добрались.

Заводь, о которой говорил Рашковский, образовывалась в извилистом овраге, прикрытом высоким уступом. Местечко здесь действительно было тихое, и несколько бойцов уже успели устроить себе «лунное купание». Именно то, что здесь уже было несколько купающихся, окончательно раскрепостило офицеров, сопровождавших Штубера. Его желание искупаться уже не воспринималось как странная прихоть незнакомого офицера, что снимало с него всякое подозрение.