Суворов - Олег Николаевич Михайлов

тесаками. И то сказать: из-за перебоев в снабжении недостаток в провизии ощущался — и остро.

Неподалеку от Суворова зашуршал кустарник, и вдруг раздался слегка дребезжащий старческий альт:

—      Убирайтесь скорее, ребята! Не то Фермору скажу! Солдаты брызнули из оврага навстречу вышедшему седенькому, маленькому и простенькому старичку в белом ландмилицейском кафтане без украшений, спокойно помахивавшему хлыстиком. Со стороны лагеря меж тем уже, поднимая пыль, скакали всадники. Первый офицер спрыгнул с лошади и вытянулся перед странным старичком:

—      Ваше сиятельство! С ног сбились, искамши вас... Пешком, без конвоя... Нешто можно эдак-то!

По окаменевшей группе солдат прошло шелестом: «Салтыков...»

Генерал-аншеф отмахнулся хлыстиком от адъютанта и обернулся к солдатам:

—      Что, ребята, напужал вас?... Ничего, не серчайте на старика. — Он сощурил маленькие свои глазки. — Как у нас на Руси говорят?... Виноват медведь, что корову съел... — Салтыков выждал, оглядывая усатые и безусые лица, и закончил решительно — А не права и корова, что в поле ходила!

Солдаты несмело хохотнули. Не сдержал улыбки и затаившийся Суворов.

—      Надеюсь на вас крепко, солдатики, как встретимся с пруссом, — посерьезнев, сказал командующий.

Стоявший ближе всех к нему краснощекий могучий гренадер с лихо подкрученными усами выдохнул:

—      Отец ты наш родной, Петр Семенович! Рады стараться!

—      А сейчас, — продолжал Салтыков, — слушайтесь к своему провианту!

Он, кряхтя, сел на подведенную к нему лошадь и затрусил к лагерю, но солдаты остались стоять на месте.

—      А и прост, а и мал и ласков... — наконец выговорил старик мушкетер. — Сущая курочка!..

К вечеру весь лагерь гудел, обсуждая эту встречу. Суворов зная о Салтыкове, что он начал службу при Петре I в 1714 году в гвардии, затем послан был царем изучать мореходство во Франции, участвовал в походе 1734 года в Польше и в русско-шведской кампании 1741-1743 годов. До прибытия в армию он командовал на юге Украины ландмилицейскими полками. Никаких выгодных и громких слухов о нем доселе не было.

По приезде в Познань Салтыков решил долее не медлить ни дня и учинил назавтра всей армии генеральный смотр. Войска побригадно должны были идти церемонией мимо круглой калмыцкой кибитки генерал- аншефа. Впереди маршировали бригадные фурьеры при предводительстве квартирмейстеров, с распущенными своими «значками» в виде разноцветных маленьких знамен. Далее ведены были лошади командующего бригадою генерала — все в прекрасных попонах, с золотыми вензловыми именами и гербами. За ними следовал уже сам генерал со всей своей свитой. Полки его бригады шли с развернутыми знаменами, с барабанным боем и играющей военной музыкой. Все офицеры и знаменосцы должны были салютовать, проходя мимо Салтыкова, стоявшего перед своей кибиткой в окружении штаба.

Суворов, временно приставленный к бригаде генерал-майора М. Н. Волконского, ехал на лошади перед гренадерским батальоном. У всех солдат в шляпы, а у гренадер в их каскеты воткнуты были зеленые ветви, как бы в предвозвестии будущих, новых побед. Поравнявшись с генерал- аншефом и отдав ему положенный комплимент, Суворов услышал слова Салтыкова:

—      Вот они наши, русские солдатики!.. Изрядные, бодрые — любо- дорого поглядеть. Вся надежа на них! Слава им!..

По плану союзников в июле 1759 года с армией Салтыкова должны были соединиться австрийские войска фельдмаршала Дауна. Так как их выступление затягивалось, Салтыков, оказавшийся по натуре очень самостоятельным, сам перешел бранденбургскую границу и направился к городу Кроссену, навстречу Дауну. Ему пытался преградить путь генерал- поручик Ведель, но слабый его корпус был раздавлен 12 июля в кровопролитном сражении у местечка Пальциг. Потеряв до шести тысяч убитыми, ранеными и пленными, пруссаки в беспорядке отступили за Одер. 14 июля любимец Фридриха Ведель, получив подкрепления, вновь решил воспрепятствовать продвижению русских и с небольшим отрядом занял Кроссен. В ответ Салтыков приказал князю Волконскому взять Тобольский драгунский полк с его артиллерией и самолично отправился с ним к Кроссену. В этом поиске принял участие и подполковник Суворов.

Когда полк подошел к городу, прусские гусары в числе шести эскадронов уже выстроились на лугу за Одером, в то время как остальные перестреливались перед форштадтом с казаками. Салтыков повелел кинуть в пруссаков четыре бомбы из большого единорога. Секретное Шуваловское орудие было тотчас установлено. Суворов, находясь в свите Салтыкова, видел на боку пушки выдавленного однорогого зверя — герб графа П. И. Шувалова — и опечатанную медную сковороду, прикрывающую дуло единорога. Особый артиллерийский офицер с командою, которым под страхом смерти воспрещалось рассказывать о шуваловских орудиях, распоряжался ведением огня. Первая же бомба угодила в пруссаков, торопливо ретировавшихся теперь вверх по Одеру. Командующий, наблюдавший за боем с бугра, неподалеку от единорога, тотчас отправил полковника Минстера с двумя пушками атаковать город. Суворов, пришпоривая коня, мчался с первым эскадроном драгун.

Навстречу приближались блестевшие каски с одноглавыми прусскими орлами, медная пушка и красные гусарские мундиры у форштадта. Но, очевидно, самый вид надвигавшейся русской кавалерии устрашил пруссаков, кинувшихся из форштадта к городу через мост. Драгуны преследовали их. Перед мостом вышла заминка, так как пруссаки, прикрываясь огнем двух пушек, наполовину разобрали его. Тогда заговорила русская артиллерия. Над Кроссенским замком был поднят белый флаг, и трубач в сопровождении городских депутатов появился в воротах. Кроссен сдался Салтыкову.

Оставшись в действующей армии, Суворов был назначен на должность генерального и дивизионного дежурного при графе Билиме Вилимовиче Ферморе, начальствовавшем над 1-й дивизией. В качестве дежурного штаб- офицера он участвовал в одной из ключевых битв Семилетней войны — «Франкфуртской баталии», или сражении при Кунерсдорфе.

Соединившись с восемнадцатитысячным корпусом храброго шотландца, находящегося на австрийской службе, — Лаудона, Салтыков предполагал, достигнув Франкфурта, без проволочек идти на Берлин.

Однако 30 июля конная разведка Г.-Г. Тотлебена донесла, что Фридрих сосредоточил значительные силы у Фюрстенвальде, на полдороге между Берлином и Франкфуртом-на-Одере, и движется на сближение с русскими. На деле неприятельские гусары уже переходили вброд Одер гораздо ниже нашей армии. Задержка с донесением объяснялась просто: генерал-майор Тотлебен давно уже был прусским шпионом, выдававшим Фридриху секретные планы и сообщавшим русскому командованию заведомо ложные сведения о численности противника и его местонахождении.

Вечером 30 июля командующие дивизиями со своими штабами собрались в калмыцкой кибитке Салтыкова.

—      Положение наше, выгодное и довольно натурою и искусством укрепленное, опасно в случае несчастья, ибо путь к ретираде отрезан... — Маленький Салтыков поднялся со скамьи и развернул карту. — Воззрите сами: армия российская обращена туда лицом, откудова ожидался неприятель, весь фронт перед нею защищен топким и непроходимым почти болотом... Ан прусс учинил знатную стратагему — обман, совершил дальний круг Франкфурта обход и грозит на