Жестокие ангелы - К. Л. Андерсон

АМЕРАНД

— Добро пожаловать обратно, капитан Жиро.

Клерк, прикреплённый лично ко мне, Хамад, уже ждал меня, не успел я появиться на плачевно выглядевшей территории порта Дэзл. Сероватое от пыли открытое пространство являло собой полярную противоположность ярким, бросающимся в глаза сводчатым галереям Госпиталя. Нечто гламурное, ценное и полезное, имевшее место быть здесь, уже давно кануло в Лету. Остались лишь голые камни и изрытый ямами, вымазанный грязью бетон, застывший под осветительными панелями.

— Благодарю, Хамад.

Я приложил свою ладонь к планшету, который протянул мне Хамад и принёс формальную клятву, что я отбыл с тремя членами экипажа, а вернулся — с двумя, согласно официально одобренным и задокументированным действиям, предпринятым в соответствии с моими обязанностями. Камеры уже зафиксировали моё прибытие, но Хамад был привередлив, и мимо него не проскользнуло бы ни одной детали. Его змеиные глаза-бусины ярко блестели. Он наблюдал и не собирался притворяться или скрывать сей факт. Именно это и нравилось мне в нём больше всего. Я предпочитаю честность и открытость.

— Есть ли что-то, о чём мне следует знать? — спросил я.

— Командир Баркли хотел видеть вас.

Хамад спрятал планшет под мышку. Как всегда, его чёрное пальто было безукоризненным. Оно ниспадало тяжёлыми складками с его выдающегося живота и слегка касалось носков начищенных до блеска ботинок.

— Прямо сейчас?

— Да.

Я вздохнул. Болела голова.

Мне хотелось спуститься и пройтись по улицам и тоннелям. Мне хотелось слышать шум и видеть лица. Мне хотелось говорить с людьми и слышать, как они говорят со мной о жизни, жалуются и просто болтают о пустяках. Мне хотелось видеть отца.

Мне хотелось, чтобы служба безопасности куда-то исчезла на время. Во время перелёта я почти ничего не делал, лишь сидел в тишине и думал. Небольшой корабль был набит подслушивающей аппаратурой. Леда, Кешем и я прекрасно ладили, но, если бы у них появилась возможность продвижения по службе, они бы непременно её использовали. Было небезопасно обмолвиться словом об Эмилии, достать из кармана её письмо или поискать дополнительную информацию о Капе. Единственное, что мне оставалось, — сидеть в кресле пилота и прокручивать мысли, великое множество которых роилось в моей голове. Не знаю почему, но мне не нравилось неожиданное появление Капы. Я не мог поверить, что это из-за Эмилии. Капа никогда не ограничивался одной игрой. У него всегда что-то вырисовывалось и на заднем плане. Даже тогда, когда мы были детьми. И если сейчас он старается вовлечь Эмилию в какие-то тёмные делишки, то только потому, что это нужно для чего-то более весомого.

Я обернулся к Леде и Кешему:

— Возвращайтесь назад на станцию и отметьте своё прибытие. Начните работу с полученными файлами. Потом можете идти, пока не всплывёт что-нибудь новенькое. Мятеж, убийство и тому подобное.

Они отрапортовали мне привычное:

— Да, капитан, — и быстрым шагом направились к выходу.

Скучающие на своём посту сотрудники оперативного отдела службы безопасности, оказавшиеся там из-за конфликтов с вышестоящими офицерами, вытянулись в струнку, когда мои ребята проходили мимо. Несколько развязное поведение и украдкой брошенные взгляды ясно говорили, что они были рады получить полдня в своё распоряжение. Вообще-то именно поэтому я их и отпустил. Я забочусь о том, чтобы они были счастливы. Это их отвлекает от моей собственной персоны.

— Ну, — я обернулся к Хамаду, — не будем заставлять командира Баркли ждать.

Хамад, слегка склонив голову, отступил в сторону, будто я действительно был человеком, которому он вынужден подчиняться и с чьим мнением приходится считаться. Я двинулся к воздушному шлюзу, и он сразу стал на своё место, выполняя предписание. Шёл на четыре шага позади меня, приноравливаясь к моей походке. Я даже мог слышать, как от соприкосновения с камнем скрипели его ботинки на грубой подошве.

В сопровождении Хамада, наблюдавшего за каждым моим шагом, я отправился по плоским крышам Дэзл к Ап-скай Стэйшн.

Когда Дэзл перестала быть центром развлечений, её обитателям пришлось реорганизовать своё существование. Жилые районы строились из соображений тенденциозности и общественного расслоения. Башни, здания со сводчатыми крышами и парки, расположившиеся как раз под самыми огромными осветительными панелями и просветами, в которые виднелось чёрное небо, были захвачены и поделены на частные резиденции для тех, кто умудрился разжиться деньгами и приспособиться к власти во времена Кризиса, Раскола и Военного вторжения.

Даже здесь, хотя этот долгий период хаоса явно не пошёл городу на пользу, никогда не хватало людей, чтобы восстановить его, не говоря уже о том, чтобы сделать чище. Почва, следы которой тянулись от ферм и садов, которую пригонял ветер, сдувая из цветочных горшков и наружных ящиков для растений, закрепленных на подоконниках, въелась в углы и заполнила собой случайные выбоины на дорогах, благоприятствуя размножению местной флоры. Зеленовато-синие и огненно-оранжевые лишайники сплелись в орнаменты на разрушающихся стенах. Сочные, похожие на перья листья шафрана разрослись в тёмных углах и колышутся от лёгкого ветерка, создаваемого неправильно работающей системой вентиляции. Сорняки и водоросли, начавшие своё завоевание с ферм, превратились в бородки на физиономиях горгулий, украшавших водосточные трубы и желоба, и затянули, сделав невидимыми глазу, замысловатые резные орнаменты зданий, обеспечив материалом для строительства гнёзд диких и грязных длиннохвостых попугаев, а также крыс и мышей, этих вечных спутников человека.

Хищников сюда когда-то завезли, чтобы держать под контролем распространение грызунов. Теперь прайды диких кошек бродят по городу. Но животные, которые наиболее удачно прижились на Дэзл и обрели здесь настоящий дом, — это змеи. Главным образом разновидности небольшого размера, но то тут, то там можно порой набрести и на удава шириной с ваше запястье. Некоторые бывшие станции подземки стали не чем иным, как огромными гнёздами рептилий. Всё это весьма способствовало тому, чтобы избавиться от крайне неприятных новых оперативных сотрудников службы безопасности. Парочка заданий очистить территорию от этой мерзости — и они были рады вернуться на Госпиталь или даже на Маркет. Чёрное небо так близко. Свернувшись поудобнее в хорошо освещённых местах, змеи дремали. Они укрылись под застеклёнными крышами и карнизами зданий, поглощая столько искусственного света, сколько могли.

По крышам и балконам расползлись усики растений, и в придачу через них перекинулись созданные человеческими руками мостики и дорожки. Поскольку поезда и подъёмники разного рода стали ненадёжны или даже опасны, особое значение приобрели пешие путешествия. Одни мосты были прочны и долговременны, другие являли собой воплощение художественных идей. Век некоторых оказывался коротким, а за использование тех, что находились в частной собственности у предприимчивых семейств или отдельных групп, взимался налог. Именно по этой паутине мостов и переходов и пролегал мой путь. Хамад следовал за мной неизменно на четыре шага позади, независимо от того, шёл я быстро или медленно.

Мы встречали по пути как богатых жителей, облачённых в одежды из тяжёлых, украшенных орнаментами тканей, так и угнетённых, находившихся у них в подчинении и прислуживавших им людей, но одетых чисто и опрятно. Они почтительно склоняли головы передо мной в знак уважения к моей униформе. Некоторые приветственно махали руками, хотя и не стояли в стороне. Они не знали меня. Я жил намного дальше, ближе к центру, к главным и самым старым улицам города. Это и делало меня особенным. Большинство сотрудников службы безопасности жили именно здесь. Хотя мне вовсе не обязательно было жить в непосредственной близости от этих господ. Здесь находились и оставшиеся открытые тоннели, ведущие к фермам. Фермы на Дэзл были самым жизненно важным и самым уязвимым местом с тех самых пор, как не стало Обливиона.

Если вы ОБ, то есть если ваша семья родом с Обливиона, вы называете свой переезд на Дэзл Небольшим путешествием, или Побегом. А если вы Дитя Д, родом с Дэзл, то для вас это Нашествие. Каким бы названием вы ни воспользовались, явление носило массовый характер. Мне было около семи или, возможно, восьми лет, когда мои родители, старшие братья и я с большим трудом втиснулись в переполненный людьми корабль. Одному Богу известно, сколько их там было. Запасов еды оказалось намного меньше, чем дома. А мы не знали, удастся ли благополучно приземлиться, или нам суждено затеряться в огромном чёрном небе…

Нас были тысячи. Мы знали — не все достигнут цели. Они не могли принять всех.

И не приняли. Они поселили у себя многих из нас, но не всех.