Чайки садятся на воду - Альберт Беляев

Коля доверчиво улыбнулся и встал. Рыжий подвинул ему раскладушку, а сам сел на койку.

— Ну, вот и порядок, — весело объявил он и спросил Колю: — Тебя как зовут?

— Коля Мухин.

— Муха, значит, — кивнул рыжий и, рассмеявшись, сказал:

— Мы с тобой тезки, можно сказать. Я Миша Пчелкин, а здесь зовут Пчелкой. Так что оба летающие. — Этот, — он указал на стриженого, — Ваня Ивлев, а этот, — он хлопнул по плечу чубатого, — наш чемпион по поднятию тяжестей Владимир Бурсин. Вчера ему удалось оторвать от земли целых тридцать две тысячи граммов! Результат зафиксирован, и протокол выслан в Москву на утверждение рекорда!

— Ты помолчал бы лучше. Жужжишь целый день, надоело, — лениво пробасил Бурсин, прожевывая кусок булки. — А то дам вот щелчка — сразу почувствуешь, какие это граммы.

— Когда удав глотает пищу, он безопасен! — со смехом ответил Пчелкин.

Коля слушал, как ребята беззлобно подтрунивали друг над другом, и смеялся вместе с ними. Ему захотелось поскорее стать таким же, как и они, так же уверенно чувствовать себя на судне.

— А вы кем работаете? — решился спросить он.

— Иван, как человек серьезный и солидный, — отвечал Пчелкин, — занимает руководящий пост матроса второго класса — старшего начальника над метлой и шваброй. Бурсин Владимир в будущем, конечно, будет занимать пост старшего рулевого, а пока состоит в команде Ивлева. Ну, а я самый старший среди младших — юнга.

— А меня к вам палубным учеником направили, — сообщил о себе Коля.

— Бывал в море? — спросил Бурсин.

— Нет, первый раз на пароходе.

— Ну, брат, и пострадаешь же ты, когда выйдем в море, да если к тому же шторм прихватит! — всплеснул руками Пчелкин.

— Что ты человека пугаешь? Сам-то вспомни, как травил! Да и сейчас! Тоже ведь еще не привык: как чуть качнет, так весь позеленеет и скорей на койку, — отыгрывался теперь Бурсин.

— Неправда! — горячо запротестовал Пчелкин. — Я хоть и зеленею, но работаю! Это тебе боцман всегда скажет.

Ребята рассказывали Мухину о море, о пароходе, о своей работе. Коля тоже рассказал им о себе, о том, как попал на судно.

До утра хватило бы рассказов, но Бурсин взглянул на часы и заторопился:

— Эх, братцы, и засиделись мы! Давайте спать ложиться.

Коля забрался на матрац и уже совсем было устроился под своим пальтишком, как Пчелкин окликнул его:

— Ты что, на голом матраце собираешься спать? Так не годится. На вот тебе одну простыню. Вовка, — повернулся он к Бурсину, — у тебя две подушки, дай одну Мухе.

Пчелкин соскочил с койки, взял у Бурсина подушку и вместе с Мухиным принялся застилать матрац.

— Ты не стесняйся, — поучал он Колю, — у нас по-простому. Чего у тебя нет, так у товарищей берешь. А как же? Ты на голом матраце будешь валяться, а мы под двумя простынями? Так не по-морскому будет!

Накинув на Колю поверх простыни свою шинель, Пчелкин погасил свет.

Громкий звонок, раздавшийся в коридоре, разбудил Мухина. Он открыл глаза и приподнялся, удивленно глядя на торопливо одевавшихся Пчелкина и Бурсина. Ивлева в каюте уже не было.

— Подъем! — крикнул Пчелкин. — Вставай, слышал, подъем играли?

— Это звонок-то?

— Ну да, как семь часов, так он и заливается! Вставай быстрей!

С помощью неутомимого Пчелкина Коля получил у кастелянши постель, заправил койку и отправился в столовую команды, откуда слышался стук посуды и гул голосов. Он невольно держался ближе к Пчелкину. К этому энергичному и уверенному в себе веселому пареньку он проникся полным доверием. В столовой они сели рядом, и Коля с интересом рассматривал моряков. Все были в форме, и только он один выделялся своей штатской одеждой. Это приводило Колю в немалое смущение. Каждый, кто заходил в столовую, с любопытством оглядывал незнакомого парнишку и спрашивал почему-то у Пчелкина:

— Новенький?

Пчелкин отвечал одно и то же:

— Новенький, наш, с палубы.

Пожилая женщина быстро подавала на стол тарелки с отварным картофелем и кусочками селедки. Коля позавтракал и вместе с Пчелкиным вышел из столовой.

— А что сейчас делать? — спросил он.

— У нас сегодня отход, работенки хватит. А тебе надо к боцману идти, доложиться и получить работу. Он скажет, что тебе делать.

Пчелкин объяснил, как найти боцмана, как надо «доложиться» и что спросить.

Боцмана Коля встретил на палубе.

— Товарищ боцман, можно у вас спросить?

Боцман хмуро посмотрел на Колю:

— Ну, спрашивай.

— Я — Мухин, ученик матроса. Что мне делать?

Лицо боцмана посветлело.

— А-а, новенький! Пока присматривайся ко всему, привыкай. А сейчас пойдем-ка со мной.

Он повел Мухина в кладовую, выдал ему сапоги, рукавицы, тужурку и брюки. Коля схватил вещи в охапку и помчался в каюту переодеваться.

В новенькой робе парнишка вышел на палубу и направился к трюму, где работали матросы. Они быстро и ловко поднимали широкие толстые доски с палубы и клали их одну за другой, закрывая широкое горло трюма.

— Эй, парень! Чего стоишь? Иди помогай! — крикнул одетый в потрепанную куртку матрос. Коля узнал в нем вчерашнего вахтенного.

— Боцман сказал, что мне сегодня не надо работать. Я с судном буду знакомиться, — с достоинством ответил Коля, довольный, что он может и не подчиниться этому человеку.

— Ты думаешь, что знакомиться — это значит руки в брюки и гулять по палубе? А ну, иди сюда, берись за лючину. Я тебя познакомлю сейчас!

Коля испуганно подошел и осторожно взялся за широкий конец доски.

— Не так, не так! Не за доску берись, а за скобу. Эти доски лючинами называются, ими трюм закрывают, а сверху еще и брезент натягивается, чтобы вода в трюм не попадала, понял?

И матрос, ворча и чертыхаясь, долго объяснял Мухину устройство трюмов и учил морской терминологии. А Коля с ужасом убеждался, что он не способен запомнить ни одного из этих диковинных слов: «талрепы», «бимсы», «комингсы»…

Когда солнце скрылось за вершинами гор, пароход отошел от причала.

Для Коли это были особенно волнующие минуты — ведь он в первый раз в жизни уходил в рейс! Ему показалось странным, что береговой матрос медленно подошел к толстой тумбе, лениво скинул с нее швартовые концы и, даже не глядя на отходящий пароход, пошел на другой конец причала.

Колю задело такое подчеркнутое невнимание к их судну.

Мухин вместе с матросами выбирал швартовые концы, крутил вьюшку, закрывал чехлом брашпиль. Боцман, за весь день не проронивший ни слова, видя старание новичка, одобрительно сказал:

— Молодец, не ленивый.

От этих слов Коля зарделся и почувствовал вдруг необычайный прилив энергии. Он готов был работать всю ночь. Но уже через полчаса после отхода судна палуба опустела — все разошлись по каютам. Один Коля стоял на палубе и жадно смотрел вперед, туда, где за извилистой лентой залива открывался морской простор. Мимо плыли скалистые берега, покрытые бурыми пятнами мха. Из-за верхушек скал с левого борта широким веером разбегались по небу лучи солнца.

В тот вечер Коля так и не увидел моря, хоть и решил не ложиться спать, пока судно не выйдет из залива. Но целых три часа торчать на палубе без дела, да еще одному, невозможно, и он зашел в каюту. Потом прилег на койку всего на полчасика…

Утром Коля проснулся задолго до звонка побудки. Солнце врывалось в открытый иллюминатор. Снизу доносился глухой рокот работающей машины. В каюте стоял еле уловимый запах свежести и влажности, очень напоминавший пареньку запах зелени на грядках в огороде, куда он, бывало, бегал каждое утро, чтобы нарвать к завтраку холодных, в серебристых пятнах росы огурцов.

Ощущение чего-то необычного и радостного наполняло Колю. Он быстро встал, наскоро заправил койку, тихо вышел из каюты и невольно зажмурился от ударившего прямо в глаза яркого солнца.

Море, необозримое, могучее, манящее к себе море расстилалось перед ним. Тысячи зайчиков играли на гладкой, чуть колышущейся поверхности. Так вот оно какое, море! Коля жадно смотрел во все стороны широко открытыми глазами и полной грудью вдыхал в себя морской воздух.

Весь день Мухин был в приподнятом настроении. Работалось легко. Вместе с Пчелкиным он выгребал мусор и грязь, драил медные ручки и поручни у трапов какой-то зеленой массой, которую все называли чистолью, делал приборку в боцманской кладовой, стараясь ни в чем не отставать от своего напарника.

В обед все собрались в столовой. Коля на этот раз уже не испытывал робости. Правда, боцман не пустил его в столовую в робе, заставил сходить в каюту и переодеться, но штатская одежда уже не смущала Колю. Теперь он вмешивался в разговоры и даже храбро попросил добавки. Пчелкин удивленно протянул:

— Ого-о!

Коля, в свою очередь, ответил ему:

— Говорят, каков в еде, таков и в работе!