Завтрак для фанатки - Саша Керн

я сидела в самолете, пила «Швепс» и рассматривала Лондон в иллюминатор самолета.

Глава 7

Желтый «Икарус»

Эта мысль – украденный цветок,

Просто рифма ей не повредит:

Человек совсем не одинок —

Кто-нибудь всегда за ним следит.

И. Губерман

Я вышла из самолета и вдохнула морозный лондонский воздух. Вот мы и встретились снова.

«Hi, London!»

Пройдя таможню, я оказалась в терминале прилета и стала искать глазами встречающих. В поле моего зрения появился Брендон, парень Лиззи. Сама Лиз приехать не смогла, у нее была репетиция, Клер срочно отправилась по каким-то делам, а Ричард работал. В общем, гостеприимные бритиши нашли крайнего, который не только не любил разговаривать, плюс все время нервно поглядывал в мою сторону и был рыжим, как тот паренек из песенки, что замочил деда. Неизвестно, почему он мне понравился в первый раз, но теперь рядом с ним я чувствовала себя неловко и старалась тоже поменьше говорить. К тому же мне пришлось самой тащить тяжелый чемодан в дом Коулов на третий этаж. А джентльмен, что согласился меня встретить и отвезти, просто передал ключи от дома и растворился в морозном туманном воздухе города. Наверное, Лиззи виднее, в чем шарм лондонских денди.

Подъем до комнаты с чемоданом занял не меньше двадцати минут. Но с тем, что находилось в нем, я бы ни за что не рассталась. Теперь для покорения Джонатана у меня был целый боекомплект: платье, косметика, сапоги и всякие женские штучки, которыми, возможно, я и не буду пользоваться.

В доме стояла тишина, я закрыла дверь комнаты и плюхнулась на кровать, чтобы немного перевести дух, но тут же встала, открыла окно и еще раз вдохнула морозный воздух города. Я сама себе не верила, что вернулась в эту страну, в этот город и в этот дом, мне хотелось петь от счастья, переполнявшего меня, хотелось просто петь от того, что я сюда вернулась так скоро. Я достала наушники, подключила их к сотовому телефону и включила первый попавшийся трек. Меня затопили веселые нотки песенки Владимира Кузьмина (я и не знала, что у меня есть такой трек, но потом вспомнила, что мы ее горланили с Витьком в такси):

                     Эй, красотка, хорошая погодка,

                     Была бы лодка, мы б уплыли вдвоем[6].

Я взяла в руки круглую расческу и стала в нее, как в микрофон, петь, возомнив себя Адель:

                       Эй, красотка, мне не нужна лодка,

                       Мне нужна любовь!!!!

Подскочив к чемодану, я яростно дернула за молнию, продолжая пританцовывать и подпевать Кузьмину, хорошо, что он этого никогда не услышит, жаль его уши. Кто пел когда-нибудь в наушниках, смело представит себе – то еще зрелище, когда ты не каждый раз попадаешь в ноты и слова, которые знаешь не очень хорошо. Откинув крышку чемодана, я побросала некоторые вещи на кровать и потом вспомнила, что очень проголодалась, потому что уснула в самолете и пропустила завтрак. Но меня так захватила эта композиция, что я, не снимая наушники, вышла в коридор и направилась на кухню, чтобы перекусить и выпить кофе или чай. В доме никого не было, а мое настроение просто зашкаливало от радости, так что я решила ни в чем себе не отказывать.

Когда я включила кофеварку, закончилась песня Кузьмина, но на смену ей зазвучала еще более заводная – группы «Чайф». Я всегда их любила, эту любовь к ним привил мне бывший, возможно, это было единственное, за что я осталась ему благодарной. Так что с сэндвичем в руке и с «Оранжевым настроением» в ушах я вышла в гостиную, распевая во всю мощь, как мне хорошо с «бутылкой кефира…»:

                       Бутылка кефира, полбатона.

                       Бутылка кефира, полбатона.

                       А я сегодня дома-а-а.

                       А я сегодня дома-а-а.

                       А я сегодня дома один е-е-е [7].

Я танцевала перед зеркалом, что пряталось за стеклами и посудой в высоком серванте, жуя в то же время сэндвич. И забавлялась тем, что я одна и могу делать что хочу. Радость просто затопила меня всю и вырывалась наружу с песней. Хотелось прыгать, кричать и повторять: yes, yes, yes! Запрыгнув на один из диванов, я, как заправский рокер, стала мотать головой и все громче подпевать Шахрину. Откинув расческу, я продолжала петь в бутерброд с ветчиной. Потом спрыгнула и подбежала к семейным фото, продолжая пританцовывать, пока не заметила в отражении огромного телевизора чью-то тень.

«Черт! Кто это? Надеюсь, что Клер», – глупо рассуждала я, а в ушах звенело:

                       А я похож на новый «Икарус»,

                       А у меня такая же улыбка

                       И как у не-е-е-го,

                       И как у не-е-е-го

                       Оранжевое настроение е-е-е.

Я осторожно повернулась, а у дверного косяка, подпирая его, стоял Джонатан, он улыбался, как «желтый «Икарус», только что вошедший в дом или собирающийся его покинуть. Похоже, ему передалось мое «оранжевое настроение», потому что его глаза светились, а улыбка играла на губах, заставляя смущенно улыбаться в ответ. В руках он крутил телефон. Ситуация вышла наиглупейшая, но, встретив мой взгляд, он смутился и опустил голову, почти так же, как и я. И это оставляло надежду на то, что выглядела я не полнейшей лузершей.

Когда я взглянула снова, его губы двигались, но я ничего не слышала.

«Черт! Надо вытащить наушники!»

– Привет, – неуверенно проговорила я.

– Кхм… Привет, – все еще посмеиваясь, ответил Джонатан. – Классно танцуешь.

– Да уж.

Я стояла посередине комнаты, накручивая на палец провод от наушников, и не знала, как себя вести. Меня дико душило смущение, и, кажется, вся кровь сейчас прилила к лицу и шее. Этот жар я чувствовала сама и от этого смущалась еще больше.

– Мне стыдно, что ты… – пробубнила я себе под нос.

– Бывает, – перебил он. – Нет, ты на самом деле неплохо танцуешь и поешь. Эм… Когда попадаешь в ноты.

«Вот ведь засранец!» – вскинулась я, смотря вызывающе прямо в глаза. Хотя что я хотела? Представляю себе, как я орала и дергалась, как на электрическом стуле. Лучше бы сейчас я была там, а не краснела как рак перед тем, кто мне так нравился.

Присев на диван, я ждала, что Натан тут же уйдет, но моя пытка смущением, которая вот уже второй раз повторялась с нами двумя вместе, продолжалась,