Черный Бумер - Андрей Троицкий

Чтобы снизить сопротивление воздуха, Бобрик, мертвой хваткой вцепился в руль, пригнул корпус к бензобаку и сжал ноги. Масляный щуп больно впился во внутреннюю поверхность бедра. Ветер свистел в ушах, слезы застилали глаза, кажется, дорога уходила из-под колес, металлические тяги с трудом ограничивали вибрацию двигателя. Толстая задняя шина, поставленная накануне, как ни странно, не давала хорошего сцепления с асфальтом. Впереди еще один поворот, который, чтобы не упасть, надо пройти, не сбавляя газа, хотя инстинкт подсказывает обратное.

Входя в вираж, Бобрик увеличил скорость, не нарушив устойчивости мотоцикла, с блеском прошел поворот, выиграв у тормознувшей бэхи еще несколько секунд. Но через мгновение впереди появился новый изгиб дороги, на этот раз Бобрик зашел в поворот слишком широко, мотоцикл положил слишком низко, вылетев на встречную полосу. Задняя покрышка, выплевывая мелкие камушки, скользнула по асфальту, как по льду, мотоцикл отнесло к самой кромке асфальта, но чудом не выбросило с дороги.

Бобрик едва успел перескочить на свою полосу, когда навстречу пролетел жигуленок цвет которого, невозможно разглядеть. На короткое мгновение мотоциклист увидел лицо водилы, белое, как простыня, перекошенное то ли от страха, то ли от удивления. В зеркальце заднего вида можно было разглядеть, на джип, мчавшийся по встречной, вильнул в сторону, успев уйти от лобового столкновения с «жигулем», чиркнул его вдоль кузова передним крылом. Скрип резины, «Жигули»выбросило на обочину, машина перевернулась на бок, затем на крышу. И сползла в глубокий кювет. Картинка исчезла.

Сделав полукруг поворота, Бобрик не увидел в зеркальце передка БМВ, оглянулся. Тачка, исполняя маневр, сбавила обороты, но теперь, на прямом участке, нагоняла упущенное время, сокращая расстояние. Теоретически бэха разгоняется до двухсот пятидесяти километров, но это на прямом участке дороги с отличным покрытием. А сейчас, если за рулем не мастер спорта по авторалли, тачка и ста двадцати не сделает. Паршивый асфальт, узкая дорога с множеством изгибов. Улетишь в лес навстречу первому дереву в два обхвата толщиной — и в лепешку.

Подмывало дать по тормозам, бросить мотоцикл и убежать в лес. Но у этого варианта свои серьезные изъяны. Оставить мотоцикл — все равно что бросить лучшего друга на растерзание бешеным псам. Кроме того, уйти от погони на двух колесах легче, чем уйти на двух ногах. Однако плохой асфальт совсем скоро кончится, судя по атласу автомобильных дорог, впереди трасса с приличным покрытием. Там шустрый джип и бэха свое наверстают, по прямой от них не уйти. Надо сделать то, что задумал. Не откладывая ни на минуту.

На скорости Бобрик проскочил зеленый щит указателя и поворот на узкую грунтовку, уходящую в лес. Самое время оторваться. Сейчас или никогда.

— Господи, — прошептал Бобрик. — Господи спаси…

Он резко тормознул, вывернул руль, врубил последнюю передачу, помчавшись навстречу БМВ. Машина шла на него, держась точно посередине разделительной линии. Пятьдесят метров, тридцать. Наверное, водитель бэхи и все пассажиры уже пристегнуты ремнями, они готовы к лобовому столкновению, которое оставит от мотоциклиста и его аппарата мешок кровавых костей и несколько искореженных железяк. Двадцать метров, пятнадцать…

Бобрик вильнул вправо, пролетев по самому краю обочины над кюветом, оставил бэху за спиной. Отставший «Ниссан»где-то впереди, но пока его не видно. Мотоцикл свернул на грунтовку. Колеса проваливались в глубокие колеи, заполненные дождевой водой, подпрыгивали на выступавших из земли корнях Неизвестно, куда вела дорога, где она кончится. И думать об этом некогда, когда единственная цель — спасти жизнь. Бобрик остановился, выскочил из седла, сжав рукоятки, навалился на бензобак грудью, вытолкал мотоцикл из жидкого месива в придорожные кусты и дальше, за старую ель, закрывающую собой все обозримое пространство. Через минуту в просветах между деревьями мелькнул и пропал светлый кузов «ниссана».

Склон уходил вниз, в овраг, на дне которого журчал ручей. По извилистому руслу Бобрик тащил мотоцикл еще какое-то время, минут десять или целый час, пока окончательно не выбился из сил, руки сделались непослушными, а колени стали сами собой подламываться от усталости. Он взглянул в зеркальце на свою бледную заляпанную грязью физиономию и понял, что дальше идти не сможет. Если его убьют, пусть это случится здесь и сейчас. Он бросил мотоцикл. Тяжело дыша, повалился спиной на траву и, дождавшись, когда сердце перестанет бешено молотиться в груди, прислушался. Поскрипывает ствол старой сосны, ветер гудит в макушках деревьев, вдалеке незнакомым голосом поет птица. Ни человеческих голосов, ни шума автомобильного мотора. Бобрик упал на колени перед ручьем и напился воды. Кажется, пронесло.

Глава пятая

После обеда придорожная забегаловка «Водокачка», где час назад яблоку негде было упасть, опустела. Все те, кто хотел помянуть кружкой пива покойного Петьку Гудкова, сели на мотоциклы и поехали обратно в Москву. За длинным столом в углу остались несколько старых приятелей, которым в этот будний день некуда было спешить.

Саша Бобрик, сидевший на почетном месте во главе стола, неспешно накачивался пивом и смолил сигареты. Сегодня он стал центром внимания всей байкерской тусовки, подробно пересказав историю последнего загородного путешествия с Петькой Гудковым, ночевку в поле и возвращение в Москву, он опустил все страшные подробности убийства, свидетелями которого они стали. Бобрик попридержал язык, потому что не хотел никого грузить собственными проблемами и еще боялся, что ему не поверят, как не поверили те поселковые менты.

Слева сидел Элвис, одетый в обрезанные выше колен джинсы, кожаную жилетку на голое тело и высокие солдатские ботинки, он все больше мрачнел и все меньше говорил. Сегодня он, проторчавший все утро на кладбище, был настроен на грустный философский лад.

— Я одинок, как вода, текущая из крана, — Элвис прикончив очередную кружку, щелкнул пальцами и махнул рукой буфетчику: подгребай сюда и повтори. — Впрочем… Не совсем как вода. И не совсем одинок.

Он опустил руку и ущипнул за мягкое место девочку, сидевшую рядом на скамейке. Кажется, ее звали Лена, очередная подружка, которую Элвис то ли склеил в мужском клубе, то ли выиграл в карты. В девчонке не было ничего особенного, на такую в толпе не оглянешься, она немного робела в новой компании и редко открывала рот. Возможно, ей просто нечего было сказать.

Достав ножик, Элвис положил на столешницу растопыренную пятерню, потыкал клинком между пальцев, то ускоряя, то снижая темп. Несколько раз он промахивался, попадая острием в палец, слизывал выступившую капельку крови, но своего занятия не бросал.

Справа от Бобрика канифолил задом скамью Дмитрий Радченко или просто дядя Дима. Этот золотой мальчик объездил и укротил все престижные модели мотоциклов, вдребезги разбил новый спортбайк Сузуки и Хонду. Он греб деньги обеими руками и мог позволить себе раз в полгода раздолбать навороченный аппарат, а на следующий день купить новый, еще круче. Радченко партнер престижной адвокатской фирмы, он выигрывал все уголовные дела, за которые брался, все без разбора.

В этот скорбный день Дима надел застиранную майку с надписью «Возьми меня на асфальте», в знак траура повязал на плече черный платок, а темные длинные волосы подобрал желтой косынкой. Видимо, сегодняшние похороны не прибавили Радченко оптимизма, заставив задуматься о бренности всего земного. Рядом с адвокатом сидела Лариса Демидова, она пила минеральную воду и жевали соленые сухарики. О Демидовой Бобрик знал не так уж много: потрахаться с ней хотели многие, но она культурно отбрила всех парней, у нее есть какая-то тайная любовь, но о своих чувствах Лариса не любит распространяться вслух. Она вообще не слишком разговорчивая. И еще одна вещь: всех мужиков, которые не ездят на мотоциклах, она презрительно называет кексами. Сегодня Лариса отпросилась с репетиции в театре, где она танцевала в каком-то нашумевшем мюзикле. Можно было заметить, что Элвис часто останавливает взгляд на девушке. И смотрит как-то странно, с любовью или нежностью. Так пьяница рассматривает полную бутылку, из которой еще не успел сделать глотка. И никогда не сделает.

На дальнем углу скамейки устроился Эдик по прозвищу Иностранец. Точнее, на скамье помещался зад Иностранца, сам он грудью лежал на столе, подложив под голову костлявое предплечье, сладко сопел. Эдик засадил два косяка подряд, залив это дело водкой, заполировал пивом и временно отключился. Все знали эту особенность Эдика, спать за столом, когда немного перебирает, вскоре он очнется, сядет на свою «Хонду»и на дороге будет трезвее трезвого. Свое прозвище он получил за то, что три года жил где-то за границей и вернулся оттуда в полном восторге. «Там в дурке в сто раз лучше, чем у нас в санатории», — говорил Эдик, когда его спрашивали о заграничных впечатлениях. «Так чего же ты там не остался?»Меня не очень-то хотели оставлять. По их понятиям я слишком буйный, совсем потерял педали", — отвечал Эдик.