Следы динозавра - Н. Огнев

У высокой, грязной стены отчетливо и как-то не к месту розовели двойные крылья гигантской птицы.

— Французский биплан Бреге, — определил Френкель, подбегая. Но из-под самолета вылез сонный, угрюмый китаец и качнул ружьем.

Антипыч быстро и лихорадочно забормотал что-то по-китайски. Часовой посмотрел раскосыми глазами очень недоверчиво и, словно нехотя, дал дорогу Френкелю.

Влезть на сиденье пилота, проверить тяжи, поверхностно осмотреть мотор, планы, — было делом нескольких минут: все было в порядке. Даже баки были почти наполнены. Даже из пулемета торчала наполовину недострелянная лента. Скорей, скорей!

— А где летчик! — внезапно вспыхнул вопрос.

— Нету у них летчика, — махнул рукой Антипыч. — Какие у них летчики. Японцу, говорит, голову срубили, который летал. А своих нету. Он говорит, это воздушный змей, дракон, который сверху убивает…

— Вот он, — дракон профессора, — не слушая рассуждений Антипыча и шагая к дому штаба, думал Френкель.

Через десять минут Френкель и Антипыч стояли в приемной генерала. Теперь было ясно видно, что на ширмах нарисованы извивающиеся драконы и фантастические птицы. Заинтересованный рассказом Антипыча дежурный офицер скрылся где-то в глубинах дома.

Для Френкеля, увлеченного жгучей и стремительной мыслью — спасти Ваську, — дальше было все, как в тумане. Как-то смутно мелькали перед ним какие-то люди, в окошечке ширмы проплыло старое изнеможденное бабье лицо генерала, потом Френкель очутился перед столом, а за столом сидел человек во френче с синими обшлагами. Какие-то пальцы потянулись; захватили кисточку, умакнули в чашечку с тушью и начертили несколько головоломных значков на листе бумаги, потом стукнули печатью.

— Разрешил… — озарило Френкеля, и он схватил лист. Но пальцы не выпустили листка. Френкель в свою очередь потянул листок к себе.

— Они вот что говорят, товарищ Френкель, — переводил Антипыч. — Они говорят, чтобы вы им какую-то поручению исполнили. Значит, на машине чтобы слетали в Учан, в гоминдан ихний, и отвезли какие-то бумаги, сильно важные… И тогда они вам разрешат. А так — нет.

— Как же это? А Васька-то? Ведь времени много пройдет, — проносилось в голове у Френкеля. — Как же быть-то? А, черт, нужно соглашаться! Единственный шанс разыскать Ваську! Скажи им, что я согласен, — громко сказал Френкель, поднимая глаза.

Комната была полна народу. Люди в белых и синих рубахах, во френчах, — с любопытством глядели на Френкеля. Антипыч кончил фразу и замолк.

Весь день возился Френкель с аппаратом. Без устали разбирал мотор, промывал свечи, притирал клапана, проверял магнето и вот, наконец, четко и чисто заработал мощный восьмицилиндровый четырестапятидесятисильный мотор.

На следующее утро, вместе с зарей, воздушная птица оторвалась от поляны за штабом и, описав круг над городом, устремилась на поток, унося пилота Френкеля, Антипыча и с ними вооруженного гоминдзюновского офицера. Тысячу километров до Учана Френкель надеялся покрыть не больше чем в шесть-семь часов.

Вместе с мотором стучало сердце Френкеля: — Спасти Ваську. Спасти Ваську. Во что бы то ни стало.

22. Сердце революционного Китая

Тысячи ног, отбивая такт, мерно громыхали по широкой, пыльной дороге. Жаркое солнце, скрываясь в облаках пыли, только-только всползало над громоздкой крышей арсенала; а уже несколько часов под ряд топотали ноги. Гремели, раскатываясь и наезженных колеях, высокие колеса. Дробно рокотали, изредка цокая по камням, неподкованные копыта. Звенели, гудели, сипели, заливаясь нестерпимым верезгом трубы — медные, деревянные, жестяные. Захватывающе ныли огромные мирские раковины. Барабаны всех видов, разных размеров — от огромного в два-три обхвата, до маленького, по которому настукивают концами пальцев, держали ритм. И все покрывалось безудержным, могучим, как буря, радостным ревом — ревом возбужденной, доведенной до экстаза, до экзальтации многотысячной толпы.

Это был первый смотр революционной армии в Учане после его взятия.

Тысячи, тысячи, десятки тысяч кое-как одетых, вооруженных сборным оружием, но воодушевленных одной идеей, одним желанием свободы вышагивали под грохот многочисленных оркестров.

Сворачивая с дороги, выстраиваются на обширном поле: пехота, артиллерия, кавалерия, инженерные войска, отряды партизан-добровольцев, размещаются рядами, линиями, стройными массами, а в центре — краса и гордость революционного Китая — непобедимая дивизия Вампу.

Знамена, флаги, значки, эмблемы алеют, голубеют, пестреют, трепещут в пыльном воздухе. А высоко под облаками — с трещотками, со свистульками яркие точки: национальная игрушка, спутник всех китайских праздников, воздушные змеи.

Кругом шумная, крикливая, возбужденная толпа. Цепь часовых с трудом сдерживает напор; каждый хочет прорваться к рядам солдат, сказать ласковое, почтительное слово, сунуть кусок лепешки, горсть рису, бобов, а не то просто во всю ширину рта крикнуть прямо в лицо радостный привет. А рядом, по обочине, еще более многочисленные толпы: на собаках, на ослах, на верблюдах, на велосипедах, в тележках, в повозках, в тачках, а главное — пешком. Деи, женщины, старики, молодежь — и неслыханное, невиданное дело: подстриженные девушки-студентки…

Солнце лезет все выше и выше: жарко, душно, пыль забирается в глаза, в горло, в нос… Энтузиазм растет: не стихают оркестры и не смолкают крики радости и возбуждения.

Войска выстроились; по дороге промчались, стуча, мотоциклетки и автомобили. И вдруг оборвалась острая и нежная мелодия китайской музыки. Замер шум толпы: на дороге крытый автомобиль, на подножках, с обеих сторон — солдаты. Автомобиль завернул к войскам, рассыпался спрыгнувшими солдатами, выбросил высокого человека в белом китайском костюме — и умчался.

Сотни тысяч глаз неотступно следят за высоким человеком. Вот, шагнул несколько раз, остановился, поднял руку. Крик, безумный по своей мощности крик потряс воздух.

— Ман-шью!.. Ман-шьюуу!.. Уууууу!..

Ало-голубые знамена, качнувшись, склонились.

Один за другим подбегали автомобили, с членами ЦК Гоминдана, с членами Реввоенсовета Южного Правительства. Один за другим вожди быстро взбегали на многочисленные крытые трибуны. Один за другим возникали митинги.

— Память великого Суна да живет вечно… — Дивизии Вампу десять тысяч лет здравствовать.

И, вслед за лозунгами:

— Ман-шью… Ман-шьюуууууу…

— Гомин-дан — ман-шью!

Рев, рев подобный реву моря, грохоту грозы, урагану, тайфуну: