Матерый и скокарь - Евгений Сухов

– Что он собирается делать? – недоуменно протянул Валерий Нестерович.

Григорьев довольно улыбнулся: назревало нестандартное решение.

– Мне бы тоже хотелось это знать.

Глушков глубоко вздохнул: наступал самый ответственный этап операции, трос следовало протолкнуть таким образом, чтобы он вышел точно с противоположной стороны двери.

Быстро размотав трос, Кирилл сунул его в дыру. Провиснув над полом, трос шаркнул по внутренней обшивке металлической двери и устремился точнехонько в сторону просверленного отверстия. Потихонечку, стараясь не сбить указанное направление, Кирилл проталкивал трос сантиметр за сантиметром. Чертыхнулся разок, когда трос уперся в металлическую пластинку, и облегченно вздохнул, когда конец, изогнувшись, распрямился вновь. Еще немного старания и чуток ловкости. Фомич протолкнул трос дальше – вот теперь он не сорвется! Вытащив его наружу крючком, он крепко связал концы между собой.

Лифт совершал очередной круиз с первого этажа на девятый, откуда вновь возвращался на первый. Кроме лязганья тросов, что поддерживали кабину лифта, ничего более не слыхать. Закрутив между собой выступающие концы, Кирилл нажал на кнопку вызова лифта. Кабина отреагировала немедленно – наверху что-то щелкнуло, а потом загудело – лифт пошел!

Остановившись на этаже, лифт гостеприимно распахнул дверцы кабины. Сняв куртку, Фомич бросил ее между дверей, затем взял связанные между собой концы троса и, дотянувшись до крыши лифта, закрепил их на цепях. Убедившись в прочности, поднял куртку и нажал на кнопку первого этажа.

Дверцы захлопнулись, и лифт покатил вниз, потянув за собой прицепленный трос. В какой-то момент кабина лифта дернулась, будто бы в недоумении (что бы это могло значить?). Напрягаясь, мотор загудел неистовей. Треснула кирпичная стена, и бронированная дверь, раскидывая во все стороны кирпичи и вырывая косяк вместе со штырями, устремилась следом за тросом.

С грохотом, ударившись о шахту лифта, дверь опрокинулась на мозаичный пол, раскрошив его в мраморные крошки. Выстрелом лопнул металлический трос и, разбахромившись, подлетел высоко вверх, поцарапав колючим хвостом потертую штукатурку. А лифт, набирая разгон, устремился далее на первый этаж.

Фомич удовлетворенно хмыкнул, посмотрев на дверной проем, – это называется вырвать с корнем. Там, где еще минуту назад стояла дверь, теперь зияла огромная пробоина с вывороченной стеной. Через нее просматривалась прихожая, заваленная битым кирпичом и толстым слоем штукатурки. Трюмо было разбито, а его осколки, разбросанные по коридору, были покрыты таким слоем пыли, как если бы пролежали здесь, по крайней мере, половину столетия.

Каким-то чудом, придавленный крепежом, в уголке трюмо продолжал держаться последний кусочек стекла, чем-то неуловимым напоминая Фомичу лешего, – столь же рогатый! А через щель между занавесками озоровато проник солнечный луч, угодив точно в осколок стекла. Блеснул лучик, да и померк, будто бы подмигнул.

В глубине комнаты валялся битый кирпич. Два обломка сумели залететь даже на кожаный диван.

Картина, как от направленного взрыва. Фомич не спешил заходить в образовавшийся проем. Посмотрел по сторонам – никого! Странно, но жителей дома совершенно не заинтересовал прозвучавший в подъезде грохот, будто подобное открывание дверей для них давно вошло в привычку.

Тихо. Но вот снова заработал двигатель – лифт, освободившись от бронебойной тяжести, легко промчался мимо.

Где-то наверху хлопнула дверь, а потом недовольный женский голос проговорил:

– Опять у Абдаловых пьянка, милицию надо вызвать! Что ни день, так какой-нибудь дебош устроят.

Глянув на часы, Фомич ступил в проем – медлить более не следовало. Стараясь не наступать на обломки кирпичей и осколки стекла, прошел в гостиную, а через нее в небольшую комнату с плотно зашторенным окном. В глубине сумрака, в самом углу комнаты, на небольшой тумбе стоял старомодный несгораемый шкаф. Фомич невольно поймал себя на том, что улыбнулся подобному несовершенству – такой несгораемый шкаф вскрывать одно удовольствие.

Распахнув чемодан, он извлек небольшую отмычку, напоминающую пилку для ногтей, вот разве что покрепче – на конце остро заточенные зубчики.

Очевидно, нечто подобное чувствует хирург, когда ему, всю жизнь проводившему сложнейшие операции, вдруг предлагают извлечь обычную занозу из пальца. Иначе как приятной работенкой такую операцию не назовешь.

Сунув отмычку в узкую щель, он без труда открыл замок. Будь у него ноготь подлиннее, он сумел бы откупорить сейф даже мизинцем.

На верхней полке все тот же белый конверт из плотного листка бумаги (хотя бы тысчонку подбросили для разнообразия, так нет же, жмутся!).

Сунув конверт в карман куртки, Фомич снял перчатки и быстрым шагом вышел из квартиры. Из приоткрытой двери, что напротив, торчал мясистый старушечий нос, подслеповатые глазенки, всмотревшись в неожиданного гостя, проводили его до самой лестницы, а потом дверь тихо закрылась.

Стараясь не спешить, Фомич спустился по лестнице и распахнул входную дверь.

Следовало ожидать, что в этот самый момент к подъезду подкатит милицейская группа с расторопными ребятами, но двор, не считая пяти подростков, играющих в футбол, был пустынен. Оно и понятно – время рабочее, никому не было дела до вывороченных дверей.

Завернув за угол, Кирилл смешался с прохожими, торопливо шагавшими по каким-то своим делам.

Машина, забравшись правыми колесами на тротуар, терпеливо дожидалась его появления. Нажав на кнопку сигнализации, Фомич разблокировал двери. Он уже садился на водительское кресло, когда завибрировал мобильный телефон.

– У тебя осталось пятнадцать минут. Ты знаешь об этом?

– Ваши конверты у меня в кармане, как мне вам их передать?

– Выезжаешь на Володарского, – прозвучал быстрый ответ, в котором не отыскалось даже нотки удивления. – Припаркуешь машину около бутика и выходи! Я тебя буду ждать. Все!

Бросив телефон на переднее сиденье, Фомич завел двигатель «девятки» и осторожно надавил на педаль газа. Машина уверенно отыскала в плотном потоке транспорта место и, набрав скорость, свернула на Володарского.

– Похвально, не ожидал, – кивнул шеф, отстранившись от монитора. – Это именно то, что нам нужно.

– Разрешите продолжать?

– Действуй!

Вытащив телефон, Григорьев набрал номер:

– Подъезжай на пересечение Володарского и Ухтомского. Объект скоро будет там. Действуй по обговоренному плану. По завершении встречи доложишь о результатах. Все!

Глава 7

Сколько отвалите за работу?

Припарковавшись у небольшого супермаркета, Кирилл вышел.

Заставив обернуться, коротко прогудела неброская светло-красная «Мазда», стоявшая в нескольких метрах. Затемненное стекло со стороны водителя поползло вниз, и в проеме показалась ухмыляющаяся физиономия губастого мужчины.

– Чего стоим? Полезай в салон!

Фомич распахнул дверцу, сел рядом на переднее сиденье.

– Принес? – непринужденно спросил толстяк, как если бы речь шла о чем-то самом обыкновенном.

Не было вскрытых дверей и выпотрошенных несгораемых шкафов, будто он взял конверты из тумбочки, находящейся в его собственной комнате.

– Только не надо ухмыляться, – зло прогудел толстяк. – Я знаю, что к чему.

– Это я с тобой разговаривал по телефону?

– Со мной, можешь не сомневаться. Тебя что-то смущает? Может, мой вид не впечатляет?

Накатила злоба, следовало сдержаться. Серьезные дела в гневе не решаются.

– Конверты я отдам, когда буду знать, что с Настей ничего не случилось, – твердо произнес Кирилл.

Лицо у губастого было грубой лепки. Нечто напоминающее скульптуру в сквере, что выходят из-под пальцев бесталанных скульпторов: лоб высокий, щеки круглые, уши заметно оттопырены, губы раздутые, как если бы под каждую из них напихали по куску ваты. И вообще, вся его внешность состояла из кусков несуразностей, однако, глядя на него, зубоскалить отчего-то не хотелось. Даже от губ, так неуклюже приделанных к лицу, веяло какой-то скрытой угрозой.

Разлепив уста в благожелательной улыбке, толстяк произнес:

– Похвально. Нечто подобное я и ожидал услышать. Тогда слушай дальше.

Подняв с панели приборов небольшой магнитофон, он нажал на клавишу воспроизведения:

– «…Кирилл, сделай все, что они говорят, ведь ты же знаешь, что от них зависит наше с тобой счастье… Я говорила по поводу нас с моей мамой, и она так рада тому, что с нами происходит. А папенька говорит…»

Губастый выключил магнитофон.

– Что за бред? – невольно произнес Фомич.

– Ничего особенного. Неужели ты не знаешь, что твоя подруга играет в самодеятельности? А этот отрывок из какой-то бездарной пьесы… Хочу сказать, что она делает большие успехи. А обрати внимание, какая искренность! Если Настя и дальше будет развивать свои способности, то ее ожидает весьма большое сценическое будущее.