Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе - Тони Рейнольдс

— Насколько я понимаю, вы изучаете поведение пиявок? — осведомился я.

— Да, Уотсон, — ответил Холмс. — Здесь у нас европейская медицинская пиявка, Hirudo medicinalis, которая, конечно, сильно уступает размерами своим амазонским сородичам — те могут вырасти в длину до восемнадцати дюймов. Однако все основные особенности у них одинаковы. Я изучаю, каким образом она присасывается к жертве. Сначала она закрепляет на коже заднюю присоску, расположенную на конце хвоста, затем переворачивается и прикладывает к коже переднюю присоску, наконец, повреждает кожу и начинает сосать. Насосавшись, как говорится, до отвала, на что у европейской пиявки уходит минут двадцать, а у амазонской — около сорока, она отпадает.

Обследовав с помощью лупы ранки на коже и рот этих созданий, я обнаружил, что у них три челюсти с множеством мелких зубчиков, которые оставляют характерное трехлучевое повреждение, напоминающее букву «Y».

По-видимому, в их слюне содержатся вещества, которые притупляют чувствительность нервных окончаний, расширяют кровеносные сосуды жертвы, чтобы увеличить кровоток, и не дают крови свертываться. Поистине удивительное создание!

— Конечно, она мастер в своем деле, — сухо заметил я. — Мне знакомы старые врачи, которые в прошлом использовали кровопускание при лечении печени и почек. Однако теория «жизненных соков» давно потерпела фиаско[8].

— Я отправлю результаты своих исследований доктору Кронину, который проводит вскрытие тела Джона Андерсона. Надеюсь, тогда он сможет с большей уверенностью сказать, какие из ран на теле оставлены пиявками.

Я также проверил один важный пункт, прикладывая пиявок к разным объектам. Они не хотят или, возможно, не могут пить кровь у мертвых. Поэтому очевидно, что Андерсон какое-то время был жив — примерно час, судя по тому как пиявки налились кровью. Таким образом, исключается версия сердечного приступа или внезапной смерти по какой-то другой причине.

Я подождал, пока Холмс накладывал мазь и пластырь на ранки.

— Если вы свободны, Уотсон, приглашаю вас перекусить в Сохо. Я обнаружил, что там, в одном ресторане, иногда встречается группа людей, которая может вас заинтересовать.

Мы отправились в кэбе на Уордор-стрит, где Холмс велел вознице остановиться возле маленького ресторанчика, довольно непрезентабельного на вид. Внутри было темновато, и обстановка состояла из громоздких столов и стульев красного дерева. Хозяин, явно ожидавший Холмса, провел нас к единственному занятому столу.

Когда мы приблизились, двое мужчин — судя по внешности, латиноамериканцы — поднялись и поклонились нам. Холмс представил их: высокий и худой мрачноватый субъект звался Педру Фунари, его приятель, полноватый, ростом пониже, носил имя Антониу ди Моура. Оба были смуглыми и бородатыми.

— Мистер Холмс, доктор Уотсон, — обратился к нам ди Моура, — благодарю вас за то, что пришли.

— Джентльмены, — учтиво ответил Холмс, — это я благодарен вам за то, что вы удостоили меня доверия. Надеюсь, мы сможем обменяться сведениями к нашему взаимному удовольствию. Позвольте представить вам доктора Уотсона. Уотсон, эти джентльмены принадлежат к бразильской роялистской партии в изгнании.

Я поклонился, и все мы уселись за стол.

— Давайте подкрепимся, прежде чем говорить о нашем деле, — предложил Холмс. — Мне не терпится отведать деликатесов вашей родины.

Подали яства, которые оказались довольно вкусны. Правда, некоторые блюда были слишком острыми, на британский вкус, но мне довелось в прошлом познакомиться с экзотической кухней, так что я нашел еду вполне приемлемой. Во время трапезы мы пили португальское вино.

После ленча хозяин принес нам тонкие черные сигары, очень едкие. Когда мы расслабились за бренди, ди Моура поведал о целях своей политической клики.

— Мы верны его величеству дону Педру, законному правителю Бразилии. В тысяча восемьсот восемьдесят девятом году армия заставила его отречься от престола. Церковь также была настроена против него, поскольку он прижал продажных епископов, живших за счет бедняков. Джон Андерсон поддерживал императора, с которым познакомился за несколько лет до этих событий, став другом его императорского величества. Он был одним из тех, кто привлек внимание императора к страданиям народа.

После свержения дона Педру Андерсон примкнул к нашей партии. Во время своих путешествий он заезжал в порт Белен и в Манаус, где жили родственники его жены. Там он всегда встречался с приверженцами императора. Он возил туда и обратно сообщения, деньги и изрядные запасы продовольствия. Мы опасаемся, что его раскрыли и армия подослала к нему наемного убийцу.

— Вы не знаете, кто бы мог его выдать? — спросил Холмс.

Ди Моура печально покачал головой:

— Не знаю, сэр. Я не могу поверить, что это был кто-то из наших. Все мы сохраним преданность нашему делу до самой смерти. Возможно, он совершил ошибку или одно из его сообщений перехватили. Могу лишь гадать.

Мы еще немного посидели в ресторане. Холмс задавал вопросы и делал записи в блокноте, отмечая передвижения Андерсона. Бразильцы поведали не так уж много: они явно не хотели распространяться о своих делах. Их можно было понять. Бразильское правительство без колебаний казнило бы или заключило в тюрьму всякого, кто вел подрывную деятельность против государства.

Наконец мы отбыли. На прощание Холмс пообещал через хозяина ресторана осведомлять наших собеседников о любых изменениях в деле.

— А знаете, что самое интересное, Уотсон? — заметил Шерлок Холмс, когда мы шли пешком через Сохо, направляясь домой. — Ведь миссис Андерсон должна быть в курсе: столь частые отлучки никогда не пройдут незамеченными для жены. И тем не менее она предпочла умолчать о политических взглядах супруга.

— Быть может, она защищала его имя? — предположил я.

— С какой стати — при нынешнем положении вещей? Он мертв, и ни один англичанин не станет думать о нем дурно из-за того, что он помогал подданным иностранного монарха восстановить его на престоле. Нет, она хотела утаить от нас эти сведения по какой-то другой причине. И причина эта, безусловно, связана с тем, как он умер, а не с самим фактом его смерти.

Несколько дней спустя меня снова вызвал к себе Шерлок Холмс. Когда я вошел, он сосредоточенно изучал какой-то документ внушительного объема.

— Результаты вскрытия, Уотсон, — пояснил он. — Доктор Кронин любезно согласился ознакомить меня со своим заключением еще до того, как оно будет официально оглашено на дознании. Непосредственной причиной смерти послужила потеря крови. Имелись также проблемы с дыханием, поскольку из крови был выведен кислород. При вскрытии не обнаружены признаки острого сердечного приступа или апоплексического удара. Однако повреждения на лице, полученные перед смертью, показывают, что он не смог удержаться на ногах, как будто его внезапно разбил паралич.

— Это не типично для приступа малярии, — прокомментировал я. — Обычно больной чувствует дурноту и головокружение и садится или ложится, прежде чем его свалит лихорадка.

Холмс читал дальше:

— Перечислены все мелкие повреждения: пострадало не только лицо, но и руки — на них обнаружены царапины. Имеется свежий кровоподтек на бедре и след укола на подошве левой ноги.

Он отложил бумаги в сторону и опустился в кресло, попыхивая трубкой. Прошло немного времени, и Холмс снова заговорил:

— Я считаю, что нам нужно вернуться на место событий, Уотсон. Мне крайне необходимо проделать кое-что, чем я легкомысленно пренебрег в прошлый раз.

И вот мы снова доехали на поезде до станции Кью-Гарденз. Поздоровавшись с миссис Андерсон, которая явно не пришла в восторг от того, что снова нас видит, мы отправились с Доггертом в террариум. Когда мы с Холмсом остались одни, он обыскал пол у входа, обращая особое внимание на пространство вокруг рабочего стола. Наконец он воскликнул:

— Вот оно, Уотсон! Как я и ожидал…

И он очень осторожно кончиками пальцев вытащил из уголка позади стола какой-то маленький клубок. Холмс держал его на расстоянии от меня, но я увидел, что это две длинные, переплетенные между собой колючки.

— Они выглядят зловеще, — с сомнением произнес я. — Уж не шипы ли это растений, которые мы здесь видели?

— Да, конечно. Однако взгляните на эти шипы! Ради бога, осторожней!

Приглядевшись, я увидел на колючках какое-то темное вещество.

— Вы подозреваете яд? — спросил я.

— Яд, Уотсон, который вызывает потерю контроля над мускулами, но не мгновенную смерть. В сочетании с амазонскими джунглями это вам ничего не говорит?

— Кураре!

— Совершенно верно, кураре. Еще столетия назад его использовали южноамериканские индейцы. Он готовится из коры чилибухи: ее варят несколько дней, пока не получится густая темная масса, содержащая большое количество стрихнина. Поскольку он воздействует на организм, только когда попадает в кровь, им смазывают наконечники стрел, а в данном случае — колючки. Важно рассчитать дозу в зависимости от размера жертвы: птица умрет через минуту, мелкое млекопитающее — через десять минут, а такое крупное существо, как человек, — минут через двадцать. Вспомните мертвую лягушку, которую я нашел, Уотсон. Чтобы проверить действие яда, индейцы колют лягушку отравленной стрелой, а затем подсчитывают число прыжков, которые она сможет сделать, прежде чем умрет. Я считаю, что лягушка стала жертвой подобного опыта.