Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк

племянника. Разглядев их издали, старуха охнула и уже собиралась устроить им строгий нагоняй, но Гавриил почтительно поцеловал ее морщинистую руку и вложил в нее пять рублей — квартирную плату за два месяца. Госпожа Блудова сразу подобрела и побежала разогревать ужин.

Добравшись наконец до своей комнатушки, Гавриил устало присел на койку и стал вспоминать события прошедшего дня. Высокомерная отповедь князя Козловского еще саднила душу, но уже не причиняла острой боли. Забавным курьезом промелькнул в памяти трактир Евграфия Драгоценного. Но особенно волнующе ярко запечатлелось в сознании все, что произошло в игорном доме "Король бубен". Поднявшись, Державин достал потяжелевший кошелек и встряхнул его. Монеты упоительно зазвенели. Он даже не помнил, сколько сегодня выиграл. Наверное, не менее ста рублей… Но, высыпав деньги на стол, он с удивлением насчитал целых триста! Да-да, у него триста рублей и еще сто маменькиных! На что же их употребить? Может быть, дать взятку командиру роты, пожилому вояке, отцу трех незамужних дочерей, — пусть поможет ему в продвижении по службе? Но ротный уже не раз напоминал командиру полка о Державине, и все зря.

И вдруг внезапная мысль осенила его. Расстаться с деньгами он всегда успеет… Пока Фортуна к нему благосклонна, надо попытаться приумножить свое богатство!

***

Утром Державин отправился на службу, а вечером ноги сами понесли его в игорный дом "Король бубен". Возможность разбогатеть быстро и легким способом вскружила ему голову, заставив забыть обо всем на свете. Он играл, отчаянно рискуя, то и дело ошибаясь, и за несколько партий вчистую проиграл все, что у него было: и свои сбережения, и вчерашний выигрыш, и жалованье, полученное в полку, и сто рублей, зашитые в подкладке мундира… Все, кроме серебряного рубля — маменькиного талисмана. Картежники не отпускали его, предлагая продолжить игру. Он отказывался, но его чуть ли не силой вновь усадили за игорный стол.

— Господа! — в отчаянии объяснял Державин. — У меня нет денег, а играть в долг я не привык.

— Почему же в долг? — спокойно возразил Отто Шульман. — Насколько я помню, у вас есть замечательный подарок вашей Mutter. Помните, как он выручил вас вчера? Верьте в него, юноша, а то он на вас обидится.

— Нет-нет! Ни за что!

Но какой-то бес, засевший в его голове, шепнул ему: "Играй!" И все началось снова… Державин делал небольшие ставки и несколько раз выиграл, потом поставил ва-банк — и проиграл все. Стал отыгрываться — и выиграл! Хотел уйти, но бес не отпускал. В какой-то момент Державину почудилось, что маленький рогатый урод, водрузившись ему на плечи, азартно хихикает, лукаво заглядывает в глаза и бьет по груди кривыми волосатыми ножками, понуждая продолжать игру… Сколько времени он провел за игорным столом? Он не знал. Игроки менялись, он их не помнил, и лишь бледное лицо Отто Шульмана с улыбкой на тонких губах неизменно маячило перед ним…

Наконец в полном изнеможении он упал головой на зеленое сукно и услышал, словно сквозь туман:

— Ладно, на сегодня хватит! Антон Харитонович, посчитайте, сколько он нам должен?

— Тут и считать нечего! — откликнулся чей-то веселый голос. — С господина гвардейца ровно три тысячи рублей!

Чудовищная сумма, словно ушат холодной воды, привела Державина в чувство.

— Лжете! — подскочил он.

— У меня все записано! — обиженно возразил Антон Харитонович, тыча в лицо Державина замусоленную бумажку.

Немец сурово нахмурился:

— Завтра пополудни вы должны оплатить ваш проигрыш! В противном случае у вас будут большие неприятности. Имейте в виду: вы играли при свидетелях!

Державин обвел глазами игроков. А те смотрели на него, как шакалы на медведя, готовые по первому сигналу вожака броситься на него всей омерзительной стаей.

— Герр Шульман, — глухо промолвил он, стараясь сохранить спокойствие, — завтра я принесу нужную сумму.

— Вот это дельные слова! Но маленькое условие… Entschuldigung[8], таковы правила. Вам придется оставить небольшой залог.

— Какой залог?

Шульман поджал тонкие губы.

— Да сущая безделица. Всего лишь серебряный рубль, подаренный вашей маменькой…

Дался ему этот рубль! Державин метнул на него испепеляющий взгляд, не пытаясь сдержать гнев.

— Как вы смеете сомневаться! Я — гвардеец ее императорского величества! И если даю честное слово, то сдержу его или умру. А сейчас мне не о чем разговаривать с вами, сударь!

Державин решительно отстранил немца и направился к выходу. Но не прошел он и нескольких шагов, как жестокий удар в голову едва не свалил его с ног. Кто-то из игроков оглушил его табуретом. И вся стая набросилась на него. Державин не успевал защищаться от сыпавшихся на него ударов. Его били кулаками, тростями, пивными кружками, железной кочергой — всем, что только попадалось под руку. Били злобно, не щадя, куда попало… Лишь чудом, улучив момент, ему удалось вскочить на ноги и выхватить тесак из ножен.

— Прочь, собаки! — крикнул он. — Убью!

Блеск боевого клинка охладил пыл разбушевавшихся игроков. Толпа отшатнулась, и в наступившей тишине Отто Шульман ехидно проронил:

— Вот уж не думал, что оружие дано доблестным гвардейцам для обороны от мирных граждан. Так и быть, господин Державин, отпущу вас без залога. Вижу, что вы хорошо усвоили преподанный вам урок. Ступайте зализывать раны, а завтра в полдень — милости просим к нам, в "Король бубен"! И не вздумайте скрыться! Вас найдут даже в преисподней.

Бредя по темным улицам, Державин еле нашел дорогу. С каждым шагом ему становилось все хуже, тошнота подкатывала к горлу: удар табуретом по голове давал о себе знать. Кое-как он доплелся до калитки дома Блудовых.

***

Выслушав покаянную исповедь кузена, Иван долго молчал, потом тяжело вздохнул.

— Эх, братец ты мой… Тебе уж двадцать лет, а умишко, как у малого дитяти. Да неужто ты не понял, что перед тобой картежные шулера?

Державин отшатнулся.

— Не может быть! Я следил за игрой!

— Ты, Ганя, сам того не зная, играл с открытыми картами!

— Я никому их не открывал!

— Они были известны им прежде, чем ты сам успел в них заглянуть, — невесело усмехнулся Блудов. — Трудно и представить, сколько имеется секретных способов тасовки и сдачи карт! А крапление? Это целое искусство! Гнутые углы, насечки, наколки, слегка измененный рисунок на рубашке карты… А зеркала, отражающие карты партнера! Они везде — на стенах, в канделябрах, в обыкновенных табакерках. Я уж не говорю об условных сигналах, которыми обмениваются игроки, и ручных манипуляциях с картами.

— Так почему же ты сразу не предупредил? Зачем притащил меня в этот притон?

Блудов обиделся:

— Зачем? А ты забыл, что ушел оттуда с немалыми деньгами? Да