Извращенная принцесса (ЛП) - Торн Айви

Но как бы я ни был благодарен ее возвращению, слова Мэл меня глубоко тревожат. Значит ли это, что она ставит меня в одну категорию с мужчинами, которые ценят ее девственность превыше всего? Тогда возникает еще более серьезный вопрос: неужели она пытается сказать мне, что ее изнасиловали, пока я ее искал?

Доктору она сказала, что нет. Но, насколько я понимаю, когда мы только привезли их домой, Сильвия установила, что все женщины, которых мы украли у Михаила, включая Мэл, были девственницами, предназначенными для продажи за большие деньги на черном рынке. Так если она "испорченный товар", значит ли это, что кто-то над ней надругался?

Стиснув зубы, я напрягаю челюсть, изучая яростное выражение лица Мэл. Под ее гневом я чувствую боль, которая разрывает мне сердце. Едва заметное дрожание ее подбородка предупреждает меня о том, что она на грани слез, и я хочу исправить то, что причиняет ей боль.

— Ты не испорчена, — категорично заявляю я, стараясь выразить свои эмоции так, чтобы не усугубить ситуацию.

— Но ты не хочешь меня поцеловать, — говорит она тоном, полным обвинения.

Я не могу так поступить. Я не могу быть разумным сейчас. Не тогда, когда она смотрит на меня так, будто я только что сказал ей, что она нежелательна. При этом мне требуется все мое самообладание, чтобы не прикоснуться к ней.

— Я никогда этого не говорил, — огрызаюсь я, и мои слова выходят более горячими, чем я предполагал.

— Ты сказал, что это плохая идея, и тебе явно не понравилось, когда я поцеловала тебя в первый раз…

— Черт, Мэл! — Я вскидываю руки вверх, возмущенный тем, что мне каким-то образом удалось стать плохим парнем. — Ты думаешь, я не хочу тебя? Думаешь, я не думал об этом сотни раз с тех пор, как ты меня поцеловала? Я хочу тебя так чертовски сильно, что не могу доверять себе рядом с тобой. Но я не могу прикоснуться к тебе, не заставив тебя вздрогнуть, и я почти уверен, что ты только что сказала мне, что тебя изнасиловали за последние несколько дней. Так что нет, я не думаю, что это хорошая идея!

Мэл замолкает, выражение ее лица шокированное, возможно потому, что это самая длинная речь, которую я произнес в ее присутствии. Это определенно самая сильная эмоция, которую я выразил. Затем она делает еще один шаг вперед, закрывая пространство между нами.

— Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, Глеб, — рвано дышит она, ее ладони находят мою грудь и усиливают сердцебиение. — Только ты.

Фуууух. Если она серьезно, несмотря на все, через что ей пришлось пройти, то у меня не хватит сил отказать ей. Стараясь, чтобы мои движения были медленными и нежными, я обхватываю ее одной рукой за талию. Пальцами другой руки я зачесываю ее густые черные локоны, глажу по затылку и притягиваю к своей груди.

Наши губы сближаются с той же силой притяжения, которая зажгла мое тело, когда она поцеловала меня в первый раз. Мел задыхается, ее губы расходятся, и я углубляю поцелуй. Проводя языком по ее рту, я ощущаю нотку корицы.

Руки Мэл обвиваются вокруг моей шеи, притягивая меня ближе. И, не разрывая поцелуя, я отпускаю ее талию, чтобы потянуться за ней и захлопнуть дверь.

8

МЭЛ

От того, как Глеб целует меня, по венам разливается жар. Я и не мечтала, что это может быть так. Чтобы мужчина прикасался ко мне и жаждал большего. Звук закрывающейся за нами двери его спальни заставляет мое сердце учащенно биться. Но наедине с Глебом я чувствую себя в полной безопасности.

Несмотря на страсть его поцелуя, он мягкий, его движения медленные и манящие, словно он хочет убедиться, что я готова к каждому шагу, прежде чем он его сделает. И даже когда мой пульс учащается, грудь сжимается от его нежности, он удивительно осторожен со мной, хотя его руки кажутся железными, когда он прижимает меня к себе. Ни один мужчина не должен быть таким сильным, особенно если его атлетическое телосложение скорее худощавое, чем грузное. Но, прижавшись к телу Глеба, как сейчас, я начинаю пересматривать свое мнение о том, насколько мускулистым он должен быть под одеждой.

Он не прижимает меня спиной к стене и не прижимает к себе, загоняя в ловушку, как мужчины, которые в прошлом засовывали свои языки мне в горло. Вместо этого Глеб нежно ведет меня, медленно отступая назад, к своей кровати.

Я следую за ним, а мой желудок совершает кульбит при мысли о том, что я окажусь с ним в постели. Ни одно из занятий, которыми я занималась до этого, не требовало лежания, и по моему телу пробегает дрожь, когда я мысленно повторяю его слова. Я хочу тебя так чертовски сильно, что не могу доверять себе.

Значит ли это, что я не должна доверять ему?

Мое дыхание сбивается, и он останавливается, разрывая наш поцелуй. Затем он опускается на край кровати. Раздвинув колени, он садится так, чтобы я могла встать между ними. Теперь я немного выше его, и это поразительно расширяет мои возможности. Я все еще нервничаю, но головокружительное возбуждение намного превосходит все трепетные чувства, которые я могла бы испытывать.

Когда его руки ложатся на мои бедра, Глеб смотрит на меня своими эмоциональными зелеными глазами. Они переполнены желанием, и от их жара у меня все внутри превращается в желе. Но под этим скрывается глубокое, невысказанное беспокойство.

— Ты уверена, что хочешь этого? — Хрипит он, его голос непривычно груб. И не знаю почему, но от этого у меня замирает сердце.

Я киваю, наклоняюсь, чтобы провести губами по его губам, и наслаждаюсь покалывающей энергией, которая проходит между нами.

— Может, просто… не спешить? — Предлагаю я, проводя пальцами по его темной стрижке.

Его адамово яблоко подрагивает, и он кивает.

— Ты в любой момент можешь сказать мне, если захочешь остановиться.

— Ну, это впервые, — шучу я, мои нервы мешают мне фильтровать информацию, и я тут же жалею об этом.

Пальцы Глеба сжимаются, вдавливаясь в плоть моих бедер, а его глаза закрываются, на мгновение отгораживая меня от него. Мышцы на его челюсти напрягаются, а ноздри раздуваются, когда он судорожно сглатывает.

— Прости меня. Я не хотела… — Мой голос дрожит, когда волна эмоций захлестывает меня. Ненавижу, когда это происходит. Это заставляет меня чувствовать себя слабой, уязвимой. — Это была плохая шутка.

— Мэл, люди Михаила трогали тебя? — Хрипло спрашивает он после мучительно долгого молчания. Его глаза снова открываются, и их интенсивность прожигает меня насквозь. — Ты можешь рассказать мне. Это не изменит моих чувств к тебе. Мне просто… нужно знать. Я поклялся, что буду защищать тебя. Я опоздал?

Бедное мое кровоточащее сердце, если бы слова могли разрезать меня, я бы истекла кровью на месте.

— Нет, — заверяю я. Проводя пальцами по коротким волосам у его висков, пытаясь найти способ исправить нанесенный мною ущерб.

Его глаза переводятся с меня на горло, а одна рука неуверенно нежно тянется к заметной тени синяков, оставленных Змеем. Глеб ничего не упускает.

— Мэл, — мягко призывает он.

— Ну, хорошо, я имею в виду, что никто меня не насиловал. Очевидно, они прикасались ко мне, потому что они же не сказали мне сесть в фургон, и я просто сказала: Хорошо! Ты уже достаточно хорошо меня знаешь, чтобы догадаться, насколько сговорчивой я бываю, чтобы сделать все, что говорят.

Глеб редко хихикает, и этот тихий звук заставляет мое сердце учащенно забиться. Чего бы я только не отдала, чтобы иметь возможность постоянно смешить его.

— Но на самом деле, Глеб, я в порядке. Ты, как всегда, все сделал вовремя. — Я дерзко ухмыляюсь, но на этот раз в его глазах появляется лишь намек на улыбку. — А теперь, пожалуйста, мы можем перестать говорить об этом? Я не хочу думать о других мужчинах сегодня вечером. Я хочу узнать, каково это — быть с кем-то, кто уважает меня как личность, с кем-то, кто заставляет меня чувствовать себя в безопасности и думает обо мне не только как о собственности. Я хочу почувствовать, каково это — быть с мужчиной, которому не все равно, что я чувствую. Потому что, если этот год и научил меня чему-то, так это тому, что завтра у меня может не быть, и мне нужно почувствовать что-то хорошее и правильное с тем, кого я выберу, прежде чем я умру.