Золотой холм - Светлана Крушина

Они вернулись в трактир. Нэль мог идти сам, хотя кривился от боли при каждом шаге. Хозяин не очень им обрадовался, но ничего не сказал.

— Придется задержаться на пару дней, — озабоченно сообщил Нэль, поднявшись в комнату. — Кость я срастил магией, но одного сеанса недостаточно. Нужно повторить раза два-три, потребуется время…

Арьель закусил губу.

— Разве мы можем здесь остаться?

— Нужно же наконец проверить предположение Марики… — маг подхватил его мысль на лету. — Посмотрим, одолею ли я проклятие, или оно одолеет меня.

— Да я не только об этом…

— Что еще тебя беспокоит?

— Ивон… — выдохнул музыкант. — Что если он тоже останется, улучит минуту и убьет тебя?

Нэль помолчал, опустив глаза.

— Делать нечего, придется рискнуть.

— А зачем ты вообще подставился под удар? Ведь ты же нарочно, да?

— Сглупил, — признался Нэль. — Честно говоря, я рассчитывал, что Ивон отведет удар. В Аркаре я знал его как весьма мягкосердечного человека… Лионетта помыкала им, как хотела, а он молча терпел насмешки. Мне он мог бы задать хорошую трепку — и поводы к тому имелись, и возможность подходящая не раз выпадала, — но он все спускал на самотек.

— Значит, он изменился.

— Да… я в нем ошибся. Однако… последний удар пришелся плашмя, и я не уверен, что это была случайность. Поверни Ивон клинок чуть иначе — и он разрубил бы меня наискосок.

— Но он хотел ударить еще раз…

— Хотел… но ударил бы? — Нэль задумчиво покачал головой. — Я не знаю. Он в самом деле очень сильно любил Лионетту… и знал, что она любит меня. Он боялся через меня причинить боль ей. Теперь она мертва, но… я не знаю, — повторил он почти печально.

Сломанная ключица заживала с невероятной быстротой. Уже на следующий день Нэль мог двигать левой рукой — правда, при каждом движении гримасничая от боли. Чтобы не тревожить рану, он старался ходить как можно меньше. Сидел в комнате в обнимку с чернильницей и стопкой бумаги, а вниз спускался только к вечеру, поужинать. Трактирщик, который относился к нему с настороженностью и опаской — хотя и сам не мог бы сказать — почему, — был этому только рад.

Зато Арьель изнывал от скуки. Сидеть в комнате вместе с магом было все равно что проводить время с каменной статуей — удовольствие от общения такое же. В течение двух-трех часов он мог не произнести ни слова; только скрипело перо и шуршали листы. Несколько раз Арьель пытался разузнать, над чем же Нэль так упорно трудится, но тот на все расспросы только недовольно поводил бровями. С каждым часом он становился все раздражительнее. Сначала музыкант думал, что его изводит боль от раны, но Нэль то и дело прикладывался к травяным отварам собственного приготовления, которые как раз призваны были утишить боль. Потом Арьеля осенило, что дело не в ране — это проклятие обретало над магом все большую власть! Он окончательно в этом убедился, когда Нэль попросил его не обращать внимания и не обижаться на вспышки раздражения. "Постарайся как-нибудь перетерпеть, — сказал маг. — Я буду сдерживаться, насколько возможно; но если станет невмоготу, приму меры". Какие именно меры он собирался принимать, осталось без пояснения. Арьель решил пока не спрашивать.

Чтобы не нарываться на грубость, да и чтобы скуку развеять, Арьель по целым дням просиживал в общей зале. Ему доставляло сплошное удовольствие заводить разговоры с проезжими, которые заворачивали в трактир поесть и обогреться. Люди видели лютню и просили спеть, он не отказывался, только балладу о Лионеле и Лионетте выбросил временно из репертуара. Трактирщик так и таял, слушая его пение, и согласился бы кормить и поить его бесплатно, лишь бы он подольше не уезжал. Он готов был даже простить Арьелю его странного и молчаливого спутника.

Впрочем, неизвестно, как заговорил бы бедняга, если бы узнал, что господин музыкант вовсю крутит шашни с его старшей дочкой, и не раз и не два «откусил» уже от сдобной булочки…

Глава 4

Вдруг грянувшая оттепель за одну ночь превратила дороги где в ручьи, а где и в болота. Путники, которые заглядывали в трактир, все как один проклинали переменчивую погоду, решившую в феврале поиграть в весну. Лошади оскальзывались в грязи и ломали ноги, сани вязли, а сапоги и башмаки черпали через край.

Потом так же резко ударил мороз. Стеклянистое месиво застыло льдом, который вздыбливался острыми кромками, словно взбесившиеся замороженные волны. Ходить по такому коварному ледку следовало с величайшей осторожностью, в этом Арьель убедился на собственном опыте, когда при свете звезд выскочил во двор по нужде.

В тот вечер Нэль сидел в зале у огня, что было странно — обычно он старался держаться в тени. Он даже спросил у хозяина горячего вина, хотя редко пил что-то крепче светлого пива. Кажется, его знобило. Он сидел ссутулившись, зажав в ладонях горячую кружку, и походил на черную нахохлившуюся птицу. Арьель даже не пытался с ним заговаривать. Видел, что в этот вечер мысли его бродят где-то особенно далеко. Музыкант молча сидел рядом. Его зазывали за разные столы, но сегодня ему петь не хотелось.

В зале стоял разноголосый гул, и поэтому Арьель не услышал, как хлопнула дверь. Обернулся только, когда по спине потянуло холодом. В глубине души он все еще ожидал возвращения Ивона (хотя ни разу больше не видел его), и потому всегда внимательно разглядывал всех новоприбывших.

У двери стоял высокий светловолосый мужчина лет сорока, в богатых мехах. На руках у него лежал большой продолговатый сверток, очертаниями похожий на закутанного в попону человека.

— Доброго вам вечера, господа, — разнесся по зале негромкий, но ясный голос, в котором ясно чувствовалась привычка повелевать. Все притихли, заоборачивались. — Нет ли здесь лекаря? Мой сын серьезно поранился на дороге.

Нэль тут же обернулся и встал, отодвинув кружку.

— Я лекарь. Подойдите к огню, я посмотрю вашего сына.

Мужчина подошел быстрым и решительным шагом. На руках он действительно нес человека — это был мальчик лет четырнадцати. Его целиком закрывал плащ, виднелось только запрокинутое бледное лицо; прямые острые ресницы касались щек, над верхней губой едва заметно золотился пушок.

— Он сломал ногу, — сказал мужчина. — Лошадь оступилась на льду, упала, придавила Кая… он не успел освободиться от стремян.

Нэль молча откинул плащ. Правая нога мальчика была страшно и неестественно вывернута, штанина пропиталась кровью; Арьелю показалось, что в прорехи в ткани проглядывают осколки костей. Его затошнило. Нэль же разглядывал покалеченного мальчика с бесстрастным видом, словно перед ним было всего-навсего чучело животного. В какой-то миг Арьелю показалось, что он развернет мужчину восвояси.