Хроники Вандербурга (СИ) - Печёрин Тимофей Николаевич

— В принципе — согласен, — сказал я.

— И вы готовы принять решение? — спросил колдун с надеждой.

— Пожалуй, готов.

То же самое я ответил уже на два этажа ниже, перед светящимся… видимо, не человеком, а также собственным напарником, все еще держащим его на прицеле. Он бы еще Лесного Хозяина на мушке держал. Светящемуся «нечеловеку» некогда было переспрашивать, он щелкнул пальцами, и оба подозреваемых, старый, спокойный колдун и его плачущая помощница Мира, материализовались рядом с ним.

— Вы готовы услышать решение Судьи? — железным голосом спросил светящийся «нечеловек».

— Я готов, — ответил колдун.

— Это я, это я виновата, — вместо ответа пролепетала Мира, — но я ведь не хотела!

— Ты готова? — переспросил светящийся «нечеловек».

— Да, я готова, — ответила Мира и снова расплакалась.

— Ваше решение, Судья, — обратился светящийся «нечеловек» ко мне.

— Прежде чем я его вынесу, мне хотелось бы кое-что уточнить, — сказал я, — если я правильно понял, колдун пригласил всех детей деревни в гости, а Мира, его помощница, угостила их зельем, новым, еще не испытанным, полезным в небольших количествах, но с побочным эффектом от избытка. Зелье новое, и о побочных эффектах колдун и помощница, в лучшем случае, догадывались. Дети умерли, отравившись избыточным количеством Напитка Жизни. А на деревне, башне и ее хозяевах с тех пор, сто лет лежит проклятье. Повторение того рокового дня, покуда не придет Судья и не установит, кто виноват.

— Именно так, — отвечал светящийся «нечеловек», — каково же будет ваше решение?

Я еще раз посмотрел на всех троих. На светящегося «нечеловека», не выражавшего никаких чувств. На колдуна, в нетерпении переступавшего с ноги на ногу. На рыдающую Миру. И решение само пришло. Не в голову — в сердце.

— Виновен колдун, — коротко изрек я.

— То есть как это? — встрепенулся хозяин башни, явно не ожидавший подобного поворота событий. А сам говорил, что «готов».

— Погоди, — произнес светящийся «нечеловек» и обратился ко мне, — на чем основано ваше утверждение, Судья?

— А вы посмотрите, — я указал на подсудимых, — такие, как вы это вряд ли поймут, но все же, постарайтесь. Посмотрите на них. На Миру посмотрите. Если тот день повторяется в точности, то она до сих пор под впечатлением. Не ожидала такого исхода, потому и в шоке. Даже о побочном действии не знала.

А теперь посмотрите на колдуна. Спокоен как слон. Или как служащий похоронного бюро. Он, по крайней мере, подозревал, что Напиток Жизни опасен в избытке. Но сколько это, «в избытке», ему было неизвестно. А без этого знания нельзя. Ибо никто не будет использовать это зелье, и, соответственно, покупать. Кому оно нужно, если не знаешь, что от него ждать? Минное поле какое-то! Вот колдун и решил установить предельную дозу опытным путем. Потому, и детишек пригласил. Это ведь он детишек пригласил, не Мира. И, разумеется, с самыми благими намерениями.

— Это ложь! — вскричал колдун.

— Решение Судьи — закон, — провозгласил светящийся «нечеловек» тем же голосом, что встречал меня, — да свершится воля его!

И погас. Как погасли факелы на стенах. Рефлекторным движением достал я фонарь, и осветил заброшенную, захламленную обстановку башни, паутину в углах.

Никого. Кроме Леона, который, с перепуга тоже фонарь достал.

— Что-что-что это было? — пролепетал он.

— Что было — то было, — заключил я коротко, — и закончилось. Пошли отсюда.

Дверной проем зиял в стене первого этажа. Рядом валялся какой-то желтый лист. Я наклонился, подобрал, ни с того, ни с сего. Лист оказался газетой: старой, пожелтевшей, хрупкой. Буквы поблекли, но заголовок был еще читабельный. «Трагедия в деревне Дрежна. Колдун убил двадцать четыре ребенка», — гласил он. Заголовок газеты, «Голос Вандербурга», и дату (действительно около ста лет назад), я тоже сумел прочитать.

Мы вышли из проема. Газета рассыпалась у меня в руках. Над горизонтом поднималось солнце. Его ранние лучи озаряли полуразвалившуюся башню и оставшиеся от деревеньки Дрежна вековые остовы и срубы домов. И ни одного человека.

Кроме нас с Леоном.

Представьте: целый день вы нарезали километры по шоссе. Пешком. Без тротуаров и прочей лабуды, к которой вы привыкли на улицах Вандербурга. С небольшим привалом и с небольшим приключением, в смысле, стычкой с варварами. И вот, к концу дня, вымотавшись, и с надеждой на ночлег и отдых, вы влипаете еще в одно небольшое приключение, которого, однако, хватило на всю ночь. По какому-то непонятному свойству времени, о котором даже не знаешь, кого спрашивать: физиков или магов. И выходите из руин проклятой башни навстречу новому нарождающемуся дню, которому трудно порадоваться. Ибо, вместе с ночью и мороком деревни Дрежна, сто лет, как вымершей, уходит и ваша надежда на отдых.

Так и мы с Леоном. Полностью осознав случившиеся, я едва сдержал поток брани, что рванулся с моего языка со скоростью сверхзвукового истребителя. Да, первый час мы пытались друг перед другом изображать крутизну яиц, сваренных вкрутую, держаться прямо, идти не спотыкаясь. Так, ведь, природу не обманешь, и со стороны, мы, наверное, выглядели пьяными. Если бы было, кому смотреть. А так — только деревья, лента шоссе, да пение птиц.

В таком вот состоянии прошли мы около километра, покуда не кончился шоссейный отрезок пути. В объятьях же первозданной природы, наши силы вообще убыли до нуля. Поэтому, выбрав поляну поудобнее, мы, не сговариваясь, остановились на привал. Небольшой перекус еще больше нас разморил, вынудив уснуть прямо на мягкой траве. Она в тот момент показалась лично мне удобнее самой роскошной кровати.

Бочка меда в виде отдыха, была испорчена ложкой, а возможно, и половником дегтя. Ибо мне приснился Лесной Хозяин. Словно, я один стою посреди леса, а он рядом, на пеньке сидит. Все тот же, что с нашей первой встречи. Вот только в этот раз он не бормотал нечленораздельно, а говорил. На нормальном человеческом языке.

— Ну, здравствуй, Густав Ван Фаррен, — произнес он с какой-то доброй усмешкой в голосе. Прямо как папа мой покойный.

— И вы здравствуйте, — ответил я, не став придираться насчет пропущенной «двойки», — уж, не обессудьте, что мы лес ваш беспокоим.

— А я и не обижаюсь. Такие, как ты мне не мешают. Ведь что человек, что зверь — все смертны. Сам понимаешь.

— Конечно, — обрадовался я, понимая, что хотя бы во сне нашел общий язык с Хозяином. Мне ли не понимать?

— Да только не за этим мы сошлись, — вот тут я насторожился, — помнишь, наверное, нашу первую встречу?

Я кивнул. Чтоб такое — и забыть?

— Я тогда не тронул тебя… а стоило бы.

— Вы же сами сказали, что такие как я…

— Дак то охота, Густав. А то, что ты дом свой влепил на моих владениях? А рядом — мусор, следы твоей, так сказать, жизнедеятельности. Или не знаешь, что одна непотушенная сигарета…

— Простите, конечно, — перебил я Лесного Хозяина с запоздалым страхом, — но очень уж ваша риторика напоминает лозунги «зеленых».

— Ладно, обойдемся без этого, — неожиданно согласился тот.

Согласился! А, впрочем, куда он денется? Мой сон, что хочу — то и делаю…

— Я же не об этом речь веду. Так или иначе, я тебя не тронул. Знаешь почему?

— Откуда? — ответил я, — спасибо, что не тронули.

— «Спасибом» не отделаешься. Помнишь, еще, ту стычку с варварами. Крут был их вожак. Не побоялся меня. Меня, не тебя, Густав Ван Фаррен с оптической «пукалкой». Ломанулся прямо сквозь лес. И достал бы тебя, будь уверен. Природа любит смелых. И сильных.

— Угу. Если бы не дерево… — тут неожиданная догадка закралась ко мне в душу и прописалась там не хуже нувориша в замке моих предков, — да, дерево. Я понимаю, что «спасибом» не отделаюсь. Но я и не знаю, как можно отблагодарить вас. Честное слово. Может, жертву вам принести? Животное какое-нибудь?..

Лесной Хозяин расхохотался тем же жутким смехом, как и тогда, под окнами моего жилища. Хохотал он долго, при этом топая и чуть ли не валясь с пенька.