Гимн Непокорности - Михаил Злобин

Кузнец взял у меня сложенный в четыре раза лист низкокачественной бумаги и поднес его поближе к горну, чтобы рассмотреть. Я не мог не отметить, что в отличие от остальных узников, Гардан выглядит куда лучше. Пусть худой, но рельефный, как пособие по анатомии. Под его кожей каждую жилку можно было разглядеть. Видать, о таком ценном специалисте красноглазые мясники заботились особенно тщательно. Он совсем не походил на ожившего призрака. Не то что другие слафы.

— Хм… и это всё? — поднял на меня взгляд ремесленник.

— А что, мало? Ты смотри, пластинки должны быть строго вымеренными, а не как Многоокий на душу положит. Это очень важно. Иначе нас обоих с тобой в кожаный мешок зашьют.

— Ну меня-то, допустим, точно не зашьют, — осклабился Гардан, четко давая мне понять, что свою исключительность в улье осознаёт.

— Готов проверить? — предложил я, склонив голову набок.

— Не, катились бы эти белые дьяволы в задницу иштассу, — бесстрашно фыркнул мужчина. — Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Особенно от твоей Насшафы. Памятую, как она на меня облизывалась. Ух, до сей поры волосы дыбом встают. Но верховный отец ей не позволил со мной развлечься. Спасибо ему на том. Ну да Многоокий с ними. Давай поглядим, что тут у меня имеется. Ежели чего приметишь, что под твою нужду подходит, ты мне говори. Первую заготовку с тобой вместе сделаю, а дальше я уж сам сдюжу.

— Идет! — легко согласился я и на пару с кузнецом стал разгребать гору металлического хлама.

Чего в ней только не было. Пробитые латы, пряжки, шлемы, сломанные мечи, медные кувшины, расколотые котлы, лопаты, косы, да и многое другое. Некоторые находки подлежали починке с минимальными усилиями. Но по большей части, всё же, это был хлам. Странно, что кьерры сами не умеют железо добывать при своей любви к копошению в недрах земли, а продолжают таскать его у людей.

Несколько раз мне попались относительно одинаковые гвозди. И я сначала решил, что их достаточно просто расплющить, чтобы получились нужные мне пластинки. Но нет. С сожалением отмёл эту идею. Из слишком уж паршивого железа они были выкованы. Пришлось сосредоточиться на стальных изделиях, вроде нагрудников или клинков.

Внезапно мне под руку подвернулась какая-то безделица, которую я привычным движением собирался отшвырнуть. Но взгляд отчего-то намертво за нее зацепился. Присмотревшись повнимательней, я ощутил, как грудь сдавила тугая петля тоски, а из горла вырвалось тихое рычание.

— Ты чегой это? — подивился Гардан. — Нашел что-то?

Вместо ответа я показал ему широкий серебряный браслет, который в армии Патриархии являлся чем-то вроде знака отличия. В Сарьене всем младшим эльдмистрам выдали такие. И мне в том числе…

— Угу… так и что? — не понял кузнец.

— Это символ моего полка, — глухо пояснил я. — Нас перебили алавийцы в Медесе, а кьерры растащили то, что осталось.

— У-у-у, приятель, нелегко тебе пришлось, — сочувственно покивал мужчина. — Слушай, а забирай его себе. Мне ль не знать, как важно иметь хоть что-нибудь напоминающее о нашей прошлой жизни. Только если белые дьяволы его у тебя обнаружат, ты не выдавай меня. Уговор?

Грустно хмыкнув, я с силой сжал браслет в пальцах. Он натолкнул меня на одну идею. Серебро ведь куда мягче и податливей стали. Его будет значительно проще обрабатывать. И для моей задумки оно вполне подходит…

Поразительно, но я ощутил, что этот браслет действительно для меня очень много значит. Ничто в жизни Ризанта нор Адамастро или даже Александра Горюнова не имело столь великой ценности. Это олицетворение всех выпавших на мою долю испытаний.

— Спасибо, Гардан, — тихо промолвил я. — Когда-нибудь, я тебя отблагодарю как подобает…

Глава 8

С того дня, как Насшафа отправилась на охоту, минуло уже больше седмицы. Мой подсчет, разумеется, был очень приблизительным. И базировался лишь на периодах моего сна и бодрствования. Это значило, что у меня оставалось еще примерно столько же времени до её возвращения. И, надеюсь, мне его хватит с лихвой. Ведь в моих руках покоилось то, к чему я так долго шел. Полноценный музыкальный инструмент!

Тогда с Гарданом я дотошно перетряхнул всю гору металла. Нам удалось найти еще шестнадцать браслетов. И все некогда принадлежали офицерам Сарьенского полка. Кузнец их переплавил, а затем скатал в длинный прут. От него он откусывал одинаковые отрезки и сплющивал их. Ему без проблем удалось сделать сразу три серебряных пластинки практически идеально похожих друг на друга. Я результат его трудов оценил высоко, и оставшиеся две дюжины заготовок он уже ковал без меня.

Возникла, правда, заминка с болтами. Те, что мог сделать ремесленник, были слишком толстыми. Поэтому мы на коленке придумали нехитрый затяжной прижим. И он, как показала практика, свои функции выполнял исправно.

Со столяром никаких сложностей и вовсе не было. Он по моим чертежам быстро выстругал четыре деревянных стенки, а затем склеил их едко пахнущей субстанцией. Получилась полая коробочка размером с настольную шкатулку и толщиной в три пальца. А в центре и с боков я попросил прорезать дырки, которые выполняли бы роль резонаторных отверстий.

Дольше всего мне пришлось изгаляться с установкой язычков. Естественно, что у меня в наличии не было такой замечательной вещи как тюнер или хотя бы камертон. Поэтому опираться приходилось на собственный слух. Я раскладывал пластинки, регулируя по длине, и настраивал звучание по интервалам, добиваясь идеального попадания в тональность.

Возился я с этим дня четыре, не меньше. Потому что любое неосторожное движение могло сдвинуть другие язычки, ломая весь строй. Но терпение и труд всё перетрут. И вот я стал обладателем прототипа полноценной калимбы на двадцать пять нот! Или, как её еще называли, «африканское ручное фортепиано». Звучала глуховато, но для кустарной поделки и это был прекрасный результат.

Все еще не веря в успех моего начинания, я расположил коробочку на своих коленях и занес над ней руки. Пальцы дернули язычки, и под глухими сводами улья кьерров впервые зазвучала настоящая музыка. Сначала я приноравливался к непривычному для себя инструменту. Мои дебютные мелодии были совсем простецкими и прерывистыми. Часто я допускал ошибки. Но чем дольше практиковался, тем лучше у меня начинало получаться. Разум постепенно перестраивался, и я иной раз прямо на ходу перекладывал знакомую по фортепиано аппликатуру на новый инструмент. В конечном итоге я исполнил