Песня длиною в жизнь - Марли Мишель

— Я вообще не хочу, чтобы меня кто-то беспокоил, — твердо повторила она.

ГЛАВА 7

Ранним вечером ее разбудил Анри. Он стоял в ее спальне с непринужденным видом, будто у себя дома.

— Я припозднился, но по улицам не пройти. Все празднуют! Американцы вошли на территорию Германского рейха и штурмуют крупный город Аахен.

Эдит все еще находилась в полусне, и гость вызвал у нее явное раздражение.

— Не шуми, — пробормотала она. Зевая, она сняла маску для сна и неспешно потянулась. Сквозь полуприкрытые веки она смотрела на Анри, который в сумерках казался темным силуэтом на фоне слабого света, проникавшего в спальню.

— Кто тебя вообще впустил?

— Никто. Я воспользовался вторым ключом от номера. Кстати, снаружи очень шумно. Разве ты не слышишь?

— И что? Окна закрыты, ты же видишь. Я не люблю спать с открытыми окнами.

Она прислушалась. Через некоторое время с улицы донеслись звуки аккордеона. Музыка прерывалась голосами людей. Но непохоже, чтобы что-то происходило рядом с отелем. Она бы так ничего и не заметила, если бы Анри не обратил ее внимание на шум.

— Ты пришел сообщить мне последние новости? — Она снова от души зевнула. — Мог бы перепоручить это радио.

— Но радио не расскажет тебе, кого выбрали на разогрев перед твоим выступлением в «Мулен Руж».

Анри ухмыльнулся. С той же непринужденностью, с которой он оказался без приглашения в ее спальне, он без разрешения присел на край кровати. Он с нетерпением ждал реакции. Но Эдит не спешила. Она была удивлена, что Ив Монтан так быстро принял решение. Это даже как-то разочаровывало. Ему должна была понадобиться хотя бы одна ночь, чтобы сойти со своего высокого пьедестала. Мужчины, воспитанные улицей, делают все возможное, чтобы поддержать свой глупый имидж, даже если он уже изрядно потрепан.

Лучшим тому примером был ее отец. Хотя у него не было ни сантима, он изображал аристократа. Всегда за счет других, в основном дочери. Эдит ушла от отца, когда ей было пятнадцать, но так от него и не избавилась. Снова и снова он появлялся, выпрашивая деньги, которые она, конечно, ему давала: в конце концов, он был ее отцом. Когда Эдит стала известной, Луи Гассион потребовал у нее, ко всему прочему, еще и дворецкого. При этом он как-то упустил из виду тот факт, что жил в обшарпанном отеле в Бельвиле, обстановке которого до роскоши было как до Луны. Но Эдит все равно наняла ему дворецкого. Когда в марте Луи Гассион умер, она гастролировала в Германии. Добросовестный дворецкий сообщил Симоне о смерти своего хозяина, а Анри организовал похороны. Эдит как раз вовремя вернулась в Париж. На удивление, потерю отца она восприняла очень близко к сердцу и сильно горевала. Она от всей души была благодарна Анри за помощь. Он всегда находился рядом и каким-то образом улаживал все неприятности, писал прекрасные тексты, слушал ее, обсуждал с ней разные вопросы и шутил, обладая огромным терпением, не возмущался и ничего не требовал, а только лишь советовал. Она взяла его за руку и крепко ее сжала.

— Роже все-таки прибудет в Париж? — спросила она без особой надежды.

— Эмиль Одифред заверил Луи Баррье, что Ив Монтан будет выступать перед тобой.

— Ой! Будет ли?

— Ему нужны деньги, — сказал Анри, слегка смутившись. — Моя дорогая, это всего лишь две недели, они быстро пролетят.

Внутренне ликуя, она ответила с абсолютным безразличием:

— Я потерплю.

Да, она не ошиблась. Его согласие лишь подтверждало, что у нее сложилось правильное представление об Иве Монтане. Равно как и о своем отце. Уличные парни всегда так или иначе пытались получить от нее какую-то финансовую выгоду. Вот почему она теперь предпочитала мужчин иного типа. Если Иво Ливи достаточно умен, он позволит ей вылепить из него другого человека.

Анри, как будто в задумчивости, погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони.

— Ты ничего не сказала, когда уходила с его репетиции. Но казалась намного более спокойной, чем прошлой ночью. Так что я подумал, что ты согласишься с ним выступать.

— Да, я ошибалась. В данном случае я была неправа. Обидно, что Ив Монтан думает только о деньгах. Я хотела бы, чтобы он еще думал о своей карьере.

— Откуда мне знать, что творится у него в голове? Возможно, он даже не знает, что Лулу заключил соглашение с Эмилем Одифредом. Впрочем, это не имеет значения. Главное, что все будет хорошо с твоими выступлениями и что я… — Анри удивленно осекся, когда Эдит отняла свою руку.

— Тебе действительно не нужно было будить меня, чтобы сообщить о сделке с мсье Одифредом.

Она опустилась на подушки, снова зевнула, но на этот раз так демонстративно, чтобы даже простодушный Анри понял, что она притворяется. Он ей наскучил. Если бы Ив Монтан сам захотел последовать ее совету, все было бы по-другому. Согласиться с доводами влиятельного агента — это было намного менее романтично.

— Я думала, что Ив Монтан послал тебя.

Она вздохнула, чувствуя смутную боль. Потом ей припомнился один момент:

— Как же он все-таки назвал меня? Как там говорил мсье Одифред? Сентиментальная певица?

— Плакса, скорбящая о мире, — потупился Анри.

В ее голове пронеслась мысль о том, что в его понимании скорбь о мире — это нечто иное.

Анри поспешил защитить молодого певца:

— Ив не знает, о чем говорит. Он никогда не слышал, как ты поешь. Во всяком случае, так он сказал. Хотя мне трудно представить, что в Париже есть кто-то, кто не знает твоего голоса.

— Он с юга, — констатировала она.

— Именно.

— Если меня на юге еще так мало знают, мы должны запланировать туда турне.

Эдит оживилась. Как же она раньше об этом не подумала! Ее мысли переключились с Ива Монтана на человека в префектуре, который угрожал ей запретом на выступления. Дотянется ли его рука до Средиземного моря? Ницца и Марсель были освобождены почти одновременно с Парижем, там, на свободе, можно будет начать новую жизнь. Не станет ли это подходящей возможностью избежать возможных репрессий и чрезмерного рвения полиции? Вряд ли общественный порядок по всей Франции уже восстановился настолько, чтобы решения парижской комиссии имели силу за пределами столицы. На юге она смогла бы петь даже при запрете на выступления в Париже. Похоже, именно это решение она искала. Таким образом, она выиграет время, пока Андре будет давать свидетельские показания. Однако то, как преодолеть тысячи километров в стране, все еще охваченной войной, оставалось большим вопросом. Впрочем, Эдит быстро выкинула его из головы. Святая Тереза поможет.

— По-моему, Ив Монтан может поехать со мной в Южную Францию, — услышала она свой голос. Слова вырвались прежде, чем она осознала, что происходит.

— Ты чудо! — прошептал Анри. Ласковым движением он сдвинул маску для сна с ее лба. Его пальцы зарылись в ее волосы. — Мне нравится твой настрой!

Он наклонился, и его лицо приблизилось к ней так близко, что она почувствовала его дыхание на своей щеке. Его прикосновение было бесконечно нежным. Невольно она откинулась на подушку, предвкушая страстные объятия. Ее руки взметнулись к его плечам в желании обнять… Но вместо этого она лишь оттолкнула его.

— Это ведь не постель твоей жены!

— Я знаю, — он сел прямо и беспомощным жестом потер глаза. — В следующем месяце это уже будет моя постель. Я перееду к тебе через четыре недели. Обещаю.

— Это старая пластинка, Анри. Лучше останемся друзьями, пока я не рассердилась по-настоящему.

Он все время повторял: «Теперь уже точно. Моя дорогая, готовься. Я иду. В следующем месяце я останусь у тебя и Симоны». И Эдит делала то, что сделала бы на ее месте любая влюбленная и мечтающая о семье женщина.

Как же чудесно было ходить по магазинам и выбирать подарки для мужчины! Для Эдит это стало продолжением ее привязанности, знаком ее единения с Анри. Без специальных карточек на одежду было непросто купить элегантные рубашки, носовые платки с ручной вышивкой, шелковые трусы, носки и пижамы высшего качества. Спекулянты продавали все это и без карточек, но неимоверно взвинчивали цены. Впрочем, деньги для Эдит не имели никакого значения. Она была любящей женщиной, которая выполняла просьбы своего любимого — и это делало ее счастливой.