За голубым порогом - Ольга Хлудова

У правления заповедника стояла машина. Загорелые, веселые студенты сгружали рюкзаки, свертки с палатками и ящики. Директор указал им, где расположиться, и обещал зайти попозже. Чок, увязавшийся было с нами на рыбалку, после некоторого раздумья решительно повернул назад, к студентам, вероятно, чтобы помочь им устроиться на новом месте.

Галечная отмель делила реку на две протоки. У противоположного берега под отвесным камнем темнел омуток. На его поверхности непрерывно возникали небольшие воронки, уносимые стремительным бегом воды. У вершины омута лежал большой валун. Вода трепетала на его мокрых плечах, как туго натянутый серебряный шарф.

Надо подобраться к омуту на расстояние заброса, и для этого войти по колено в быструю воду. Николай равнодушен к рыбной ловле, и его сапоги пригодились мне. Стоя на скользких камнях, я закинула леску в центр омута.

Примитивный поплавок из кусочка пробки мгновенно затянуло под воду. Я несколько раз пыталась подсечь несуществующую добычу — так было похоже поведение поплавка на энергичную поклевку крупной рыбы.

Омуток был слишком мал для ловли в две удочки. Александр Георгиевич отошел метров на двадцать вниз по течению. Почти сразу же он сделал резкую подсечку и выкинул на берег рыбу граммов на триста весом. Ревниво косясь на его добычу, я прозевала первую поклевку. Рыба взяла в тот момент, когда поплавок косо уходил в глубину, затягиваемый течением. Слабый удар передался по туго натянутой, дрожащей, как струна, леске, серебристое тело метнулось в темной глубине омута. И сразу же напряжение лески ослабло.

С лихорадочной поспешностью сменив объеденного червя, я снова сделала заброс. Приманка едва коснулась воды, как поплавок дернулся, в то же мгновение я сделала подсечку — и вот бойкая сильная рыба, энергично сопротивляясь, поднимается к поверхности.

Мой сосед выбрасывал рыбу ловким взмахом удилища. Я поступила так же. Мальма сорвалась с крючка уже на камнях отмели, и ее подхватил Николай, иронически наблюдавший за ловом. Он кричал нам что-то, но за гулом реки не было слышно слов.

Речная жилая мальма, называемая на Дальнем Востоке форелью, отличается от проходной мальмы образом жизни и меньшими размерами. Проходная мальма живет в море и осенью входит для нереста в реки и озера. Речная мальма рек не покидает. Это одна из красивейших рыб наших вод. Яркие малиновые, розовые, серые пятна на спине и боках действительно придают ей сходство с ручьевой форелью. Максимальная длина рыб, пойманных в тот вечер, составляла сантиметров двадцать, но Александр Георгиевич сказал, что это отнюдь не предельный размер для мальмы, водящейся в дальневосточных реках и озерах.

Лов шел своим чередом.

Заметно темнело. Неожиданно появились поденки — коричневатые насекомые с большими прозрачными крыльями. Они плясали над самой водой. По поверхности омута поминутно расплывались круги от тех мест, где рыбы подхватывали падавшую в воду добычу, Николай принял энергичное участие в ловле, размахивая сачком и доставляя нам поденок. Мальма клевала так, как это бывает только в мечтах подмосковных рыболовов.

Пришлось на скорую руку переоборудовать удочку для ловли в проводку. В азарте ловли, когда все внимание до предела сосредоточено на гибком удилише, не замечаешь ничего, кроме содрогания лесы.

Иногда я отвлекалась на мгновение и тогда ощущала какое-то слабое прикосновение к лицу и рукам, будто их касалась тонкая паутинка. Я отмахивалась от невидимых посетителей, но они так и липли к разгоряченному лицу. Это налетела мошка. Забегая вперед, не могу не упомянуть о свирепом зуде и долго не проходящих расчесах, появившихся потом на лице и руках. Но в тот момент мы не думали о мошке и таскали одну за другой отличных рыб. Стало уже совсем темно, когда мы прекратили лов.

Перед домом, где расположились студенты, горел костер. Над ним висел трехведерный котел. Две фигуры хлопотали у огня, помешивая в котле длинной ложкой и подправляя горящий валежник. Рядом с костром вертелся Чок, розовый от отблесков пламени. Он даже не поглядел в нашу сторону, когда я его окликнула.

Мы собирали раскиданные по комнате вещи, укладывали рюкзаки. На рассвете нам надо трогаться в путь, обратно во Владивосток. Сборы затянулись. Куда-то исчезли кассеты с пленкой. Гербарная папка не желала влезать в рюкзак.

Мы устали за день, все раздражало, и очень хотелось, плюнув на все, просто завалиться спать.

Александр Георгиевич постучал в окно.

— Идите скорее сюда! — крикнул он.

Мы выбежали на улицу. Свет горел только в наших окнах. Остальные дома погрузились в сон. Было тепло, влажно и тихо. Козодои, как призраки, бесшумно реяли над нами.

И вдруг в кустах против дома мелькнул огонек — словно кто-то широким жестом откинул в сторону горящую папиросу. Еще один огонек прочертил широкую дугу и исчез за деревом. А вон и еще, и еще огоньки. Они кружатся между кустами и на поляне, то поднимаясь вверх, то опускаясь к самой земле.

Это летали жуки светляки. Александр Георгиевич и Николай метались по поляне, стараясь поймать хоть один живой огонек. Наконец Александр Георгиевич издал торжествующий возглас. Пойманного светлячка посадили в стакан и погасили в комнате свет. На столе горел зеленоватый огонек. При электрическом свете светлячок оказался небольшим, в сантиметр, черным жучком с узким телом.

Мы еще немного поговорили с директором и тут только спохватились, что уже первый час ночи. Александр Георгиевич обещал проводить нас утром, и мы расстались.

Я проснулась оттого, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Николай уже оделся и засовывал в рюкзак сложенный сачок — последнее, что он укладывает в час отъезда.

Как водится, мыло, полотенце и зубные щетки были уложены с вечера, и никто не помнил, в какой именно из двух туго набитых рюкзаков. Эту странную особенность сборов отметил еще Джером К. Джером.

Нас уже ждала машина. Александр Георгиевич разговаривал с шофером. Из соседнего дома, где поселились студенты, раздавались голоса. Неожиданно там поднялся крик, шум, споры. Из-за угла выбежала девушка с ложкой в руках и остановилась, растерянно оглядываясь.

— Что там у вас случилось? — окликнул ее Александр Георгиевич.

— У нас пропала вся каша, — сказала девушка, энергично размахивая ложкой. — Мы вечером сварили полный котел каши, чтобы утром не задерживаться с выходом. Оставили половину котла. А теперь там только на самом донышке намазано.

— Что за ерунда! — пробормотал Александр Георгиевич и пошел разбираться в происшедшем. Вернулся он почти сейчас же и очень сердитый. — Вы Чока не видели? — спросил он нас.