Черный лебедь - Ева Модильяри

– Проводи его сюда, – приказала Эстер. – И принеси вермут и печенье.

Монсеньор Себастьяно Бригенти, безусловно, был личностью значительной. Он имел немалый вес в курии и в самых важных миланских домах. Многие видели его в будущем епископом ломбардским. Те же, кто знал его ближе, готовы были поклясться, что он взял бы свой пастырский посох отнюдь не с благочестивым смирением, а скорее с решительностью сильного человека. Учитывая воинственный характер священнослужителя, его агрессивность и непредсказуемость в поступках и решениях, это предположение казалось весьма вероятным.

Монсеньор Бригенти родился в Бергамо. Ему было чуть меньше сорока. Он считался, по единодушному мнению, красавцем-мужчиной. Длинное церковное одеяние только усиливало впечатление силы и элегантности, которое внушала его стройная высокая фигура.

Когда Эстер увидела, что он идет по аллее, ее сердце на миг остановилось и тут же лихорадочно забилось, вызвав легкую одышку. Яркий румянец залил ее лицо. Она постаралась придать лицу выражение спокойствия и безразличия, но это ей удалось с большим трудом.

Монсеньор Бригенти вошел в беседку в сопровождении Анджелины, которая рядом с ним казалась еще более худой и невзрачной.

– Монсеньор, я не ожидала вашего визита, – начала Эстер, усаживаясь поудобнее с помощью Анджелины в шезлонге.

Затем взглядом приказала девушке вернуться в дом.

Едва горничная удалилась, мужчина уселся напротив Эстер и, прежде чем заговорить, долго смотрел ей в глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он наконец суровым, почти ворчливым тоном.

– Не очень хорошо, – ответила Эстер.

– Ты скоро поправишься, – ободряюще сказал он, взяв ее руки в свои.

Эстер показалось, что она заметила в его взгляде тень укора.

– Роды были трудные, – проговорила она, словно извиняясь.

– Я это знаю. Тебе нельзя было больше иметь детей, ведь ты рисковала жизнью.

– Врачи много чего говорят. Но как бы то ни было, все прошло хорошо. На свет появилось чудесное создание. Божий дар, который я уже не надеялась получить.

– Я ее видел, твою девочку, – улыбнулся он. – Она красива и похожа на тебя. У нее мало общего с другими детьми.

– У меня ни один ребенок не похож на другого, – ответила Эстер. – У каждого из них свое лицо и особый характер.

– Но у всех есть одинаковый знак на лбу. А у малышки его нет, – осторожно заметил монсеньор. – Возможно, потому, что она родилась семимесячной.

– Ты и правда так думаешь? – спросила Эстер неожиданно грустным и нежным тоном.

Вплоть до этого момента они разговаривали и глядели друг на друга просто как двое хороших знакомых, но тут мужчина побледнел и сильно сжал ее руки.

– Что ты хочешь этим сказать? – в замешательстве спросил он.

Скрип гравия прервал их разговор.

– Анджелина идет, – шепнула Эстер.

Девушка вошла в беседку, поставила большой деревянный лакированный поднос на стол и сняла салфетку. Ароматный вермут был налит в изящный хрустальный графин, рядом с ним стояли два хрустальных бокала на тонких ножках и вазочка с лимонным печеньем, которое испекла Джильда. Сбоку стояла чашка с дымящимся травяным отваром для Эстер.

– Ваш отвар, синьора. – Горничная протянула чашку хозяйке.

– Оставь его на столе, – сказала Эстер, откидывая плед и собираясь встать.

– Синьора заболеет, если ты будешь поить ее этой бурдой, – добродушно пошутил священник.

Девушка покраснела, а монсеньор передвинул кресло и помог Эстер устроиться за столом.

– Все хорошо, Анджелина. Можешь идти, – сказала ей Эстер, чувствуя небольшое головокружение, которое было результатом не только слабости, но и волнения, вызванного их разговором.

– Ты не ответила на мой вопрос, – повторил монсеньор, когда они снова остались одни.

Эстер ощутила легкую дрожь и потуже запахнула халат, потом немного отпила из чашки.

– Это в самом деле необходимо? – спросила она наконец, глядя ему в глаза.

– Боже всемогущий! – воскликнул мужчина.

В волнении он отошел к перилам беседки, несколько мгновений о чем-то размышлял, затем повернулся и тихо спросил:

– Это наша дочь?

Эстер порозовела от гордости:

– Эдисон решил назвать ее Лолой. Ты знаешь его страсть к опере: сначала Валли, а теперь Лола.

– А ты как хотела бы назвать ее? – выдохнул он.

– Я назвала бы ее Джойя – радость. Потому что ее зачали в радости. Но ты будешь крестить ее с именем, которое выбрал Эдисон.

Монсеньор кивнул.

– Я люблю тебя, – призналась Эстер, опустив глаза.

– И я тебя люблю. Один бог знает, чего мне стоит это чувство. – Его сильный и решительный голос дрогнул, когда он произнес эти слова.

Глава 4

Удары колокола на колокольне ближайшей церкви прогнали остатки сна. В полутьме спальни Эстер открыла глаза и поняла, что проспала всю вторую половину дня. Спокойный и глубокий сон вызвала валериана, которую прописал доктор Поцци.

Колокольный звон заглушили звонкие голоса детей. Несколько дней назад муж увез их в Милан, чтобы она могла оправиться от недавних родов. Теперь они вернулись. Эстер спросила себя, с ними ли Эдисон, и позвонила в колокольчик, чтобы позвать горничную: нужно привести себя в порядок, перед тем как дети ворвутся в комнату.

Анджелина вошла и открыла жалюзи, впустив в комнату солнечный свет.

– Синьора хорошо отдохнула? – заботливо спросила она.

– Прекрасно, – ответила Эстер, вставая с постели. – А мой муж?.. – Она не закончила фразу.

– Он приехал. И с ним дети. Он спросил о вас, и я ответила, что вы отдыхаете.

– Как малышка?

– Она быстро растет. Няня взвесила ее сегодня. Малышка прибавила сорок граммов. – Анджелина говорила с такой гордостью, словно речь шла о ее собственном ребенке.

Эстер накинула на себя халат и направилась в ванную.

– Приготовь мне голубое шелковое платье, – распорядилась она. – Я хочу сегодня спуститься к ужину. Пора семье возвращаться к прежним привычкам.

От недостатка кислорода в крови она сильно потела. Дыхание ее было коротким и прерывистым из-за отеков, накопившихся во время беременности. Но ничего, еще месяц, и все вернется к норме. Даже сердце, которое время от времени дает перебои. А пока что нужно терпеть.

Эстер с блаженством погрузилась в теплую воду ванны, намылилась и закрыла глаза. Тут же ее воображение нарисовало ей его лицо.

«Себастьяно», – прошептала она вполголоса, и улыбка мгновенно сменилась слезами.

– Помочь вам, синьора? – заботливо спросила Анджелина, возникнув на пороге.

Эстер плеснула водой на лицо, чтобы смыть слезы, и завернулась в полотенце.