Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина

…который придется оборудовать куда раньше, чем Глеб предполагал. Мальчишка слушал. Но надолго ли его хватит?

Силен.

Честолюбив.

И наивно полагает, будто с пары десятков книг достаточно, чтобы стать мастером.

— Что ж, я вижу, вы осознали глубину вашей ошибки, — Глеб разжал руку, и Богдан буркнул:

— Осознал.

— И готовы извиниться перед товарищем?

Взгляд, которым наградили товарища, подтверждал: полигон нужен.

Очень нужен. Иначе пострадают не только розы.

— Я… мне очень жаль, — пробормотал Богдан, глядя куда-то в сторону.

— На печеньку, — Арвис свесился с крыши и вытянул руку с зажатой в ней печенькой. Та была слегка обгрызена, несколько покрошена, но все равно жест этот до глубины души удивил Глеба.

А вот Калевой не понял.

— Сам жри…

Арвис кивнул и сунул печеньку за щеку.

…завтрак почти получился. Во всяком случае, каша не пригорела, хлеб был свеж, а чай походил на чай, а не на темную бурду.

Правда Адель выглядела недовольной. Но… Глебу было плевать на чужое не довольство.

Первые девушки появились на Березовой улочке ближе к вечеру. Они прогуливались парами, хотя в городе имелись улочки другие, куда более подходящие для вечернего променада. Но нет же… платьица в клеточку.

Платьица в горох.

Пышные юбки, подчеркивающие тонкую талию.

Широкие, по моде, пояса, завязанные непременно хитрым бантом. Чулочки.

Туфельки.

И шляпки с непременной вуалеткой. А под ними — обязательные локоны. Яркие помады. Духи, запах которых ощущался, казалось, даже с той стороны улицы. И главное, голоса. Звонкие. Веселые… раздражающие. И раздражение это внезапное было тем удивительно, что девушки, если разобраться, не совершали ничего незаконного или постыдного. Они просто… были.

Там.

На улице.

Они останавливались у кружевной ограды господина Кляйстена, известного в часовщика. Любовались скворечниками пожилой четы Духновых. Беседовали… и жили.

Жили!

У них у всех было будущее, Анна же… она вдруг явственно ощутила свою чуждость этому миру, будто проклятье, очнувшись, оплело ее.

…к чему сопротивляться? К чему цепляться за призрачную надежду, которая и существует-то исключительно в воображении Анны? К чему вовсе ей жизнь, если Анна этой жизни сторонится, привычно затворяясь воротами сада.

— Ах, ты посмотри, какие розы! — воскликнул кто-то. И радостный голос этот резанул по нервам, заставив закрыть уши. — Нет, просто прелесть! Я таких даже у маменьки не видела.

— Не удивительно. Твоя маменька вряд ли потратит на розы сто рублей.

— Сколько?

— Сто. Я в каталоге видела. Папеньку садовник очень уговаривал, мол, чудеснейший сорт…

…сорт получился и вправду весьма многообещающим. Анна скрестила большую «Амаранту» с клеевской старой «Королевой», а получившийся гибрид закрепила кроссом на дикую белую, от которой он взял неприхотливость и устойчивость ко многим природным болезням.

— Да быть того не может…

…на позапрошлогодней выставке цветущий на штамбе куст получил заслуженную награду, а с ней и право на собственное имя.

Прелестница.

Анну уговаривали взять иное, куда более впечатляющее, чтобы всенепременно с короной, ибо корона однозначно делает продажи, но…

…на продажи ей было плевать. И пусть спрос на «Прелестницу» оказался куда больше, нежели Анна предполагала — подкупали людей огромные цветы с едва заметным голубым отливом и ненавязчивым ароматом — но заниматься лишь ею было скучно.

Анна передала поверенному с десяток кустов — у него найдется, кого занять черенкованием — и на том остановилась. Сейчас ей хотелось вывести сорт темный, желательно вовсе черный, но пока получались лишь разные оттенки вишневого. Некоторые кроссы были весьма хороши, но не настолько, чтобы выставляться.

…правда, пару она все ж передала.

Пусть будут.

— Говоря по правде, я удивлена, что в этой глуши… стань так.

— Зачем?

— Папенька, конечно, не разрешил тратиться, но… если взять черенок…

— Он у вас не приживется, — Анна терпеть не могла, когда кто-то пытался навредить ее растениям. — Если, конечно, ваш папенька не маг жизни с моей специализацией. Но будь оно так, я бы знала.

Девицы смутились.

Слегка.

— Извините, — проговорила высокая брюнетка. В гладких волосах, уложенных по моде волной, поблескивали алые прядки, в тон платью. — Мы не предполагали, что здесь кто-то есть…

В руках она держала сумочку.

И книгу.

И Анну разглядывала… с интересом.

— А вы тут служите?

— Я тут живу, — Анне подумалось, что она, должно быть, и вправду выглядит несколько неправильно. Вместо платья — брюки, и не женские клеш, которые общество скрепя сердце все ж согласилось принять, но обыкновенные, узкие, украшенные, единственно, шестью перламутровыми пуговицами. К ним — светлая рубашка с пышными рукавами, которые Анна по привычке закатала.

Узкий жилет.

И поверх него старый фартук.

Перчатки, пропитанные каучуком — а в других с плетехвостом не поработаешь, мигом шкура слезет — и чересчур уж короткие волосы.

Что поделать, сыплются.

Анна знала, что стрижка ей не идет, пусть делал ее отличный мастер, но несмотря на все старания гляделась она жалкою.

— Надо же… — задумчиво произнесла брюнетка, а ее подружка, светловолосая, но отличная разве что цветом платья и помады, отступила в тень.

— А… вы не хотите дом продать? — эта девушка была настроена куда более практично.

— Нет.

— Подумайте, папенька даст вам хорошую цену…

— Светлана!

— Что? Или хотя бы сдать… на месяцок. Я даже обещаю поливать ваши розы.

Наверное, нормальный человек разозлился бы, Анна же… розы… поливать… если бы здесь были только розы. Небось, с ними сладить несложно, даже с тем кустом, который то и дело выдавал полупрозрачные, будто стеклянные цветы, но поймать и закрепить изменение у Анны никак не выходило. Но что они будут делать с тем же плетехвостом, который Анна высадила второй линией? Вместе с плющом будут смотреться интересно, особенно по осени, когда тяжелые листья выцветут до бледно-розового оттенка.

И сам плющ, пока не приживется, капризен. А как приживется, то другая беда: поди-ка попробуй, не позволь ему самовольно расползтись по саду.

…оранжерея.

…и коллекция крохотных суккулентов, которая нашла свое место в комнате, что некогда считалась гостевой. Зачем она, если гостей Анна не принимает.

— Нет, — Анна покачала головой. При всем своем старании девица не справится, да и сомнительно, что старание это будет. — И вам лучше уйти.

Светлана хмыкнула.

— Зря вы так… но хоть квартирантку возьмете?

— Не возьму.

— Что, сами думаете познакомиться? — она явно не привычна была к отказам, оттого и разозлилась, и, не умея с этой злостью совладать, поспешила выплеснуть ее на Анну. — Так вы чересчур уж староваты, ко всему хромаете. Кому нужна хромая жена?

— Ваша правда, никому… — этот мягкий голос заставил блондиночку ойкнуть, а Светлану замереть. — Но еще меньше нужна жена, не обладающая такой малостью, как такт и хорошее воспитание, я уж не говорю про совесть. Совесть, как понимаю, в нынешнем мире роскошь.

Анна почувствовала, как полыхнули щеки, и хотела было закрыть их ладонями, но вовремя — слава Сестрам — вспомнила о перчатках. Было бы потом… красавица с облезшей кожей.

— Простите, — брюнетка, как ни странно, ничуть не смутилась. — Мы не были представлены.

— Не были, — согласился Глеб. — Глеб. Белов.

— Светлана Таржицая, — брюнетка протянула руку, но та повисла в воздухе. Неловкий момент, и Глеб явно не собирался скрадывать неловкость.

Рука упала.

А Таржицкая… уж не та ли Таржицкая, которая является единственной и горячо любимою дочерью градоправителя, весьма себе пожилого графа Таржицкого, некогда сделавшего имя в боях при Тарчме, за что и жалованного орденом Полярной звезды?

Впрочем… какая разница.