Тёмный путь - Николай Петрович Вагнер

Черные вьющиеся волосы выбивались из-под платка и падали на лоб мелкими кудрями. Черные, большие глаза из-под длинных ресниц блестели, бегали и косились. Она то широко раскрывала их, то щурилась и сдвигала брови.

При первом взгляде на ее худое личико передо мной мелькнуло что-то знакомое. Где-то я видел такие же черты, и даже недавно, но только спокойные, не детские.

«Сара!» – вдруг вспомнилось мне, и я пристально посмотрел на девочку.

Да! Это был искаженный портрет Сары в миниатюре.

– Жидовка! Пря, жидовка! Жаднущая! – раздался жалобный голосок позади меня.

Я обернулся.

В двух шагах, прислонясь к стене, стояла другая девочка, лет 8, в дырявом тулупчике, вовсе не по ее росту. Она прикрывала лицо рукавом тулупчика и жалобно хныкала, постоянно всхлипывая. Сверх тулупчика был надет громадный холстяной кошель.

Я подошел к ней, не спуская глаз с девочки-жидовки.

XLVI

– Чем тебя обидели? А?.. На что жалуешься?

Девочка не вдруг ответила.

Она поколупала стену, переступила с ножки на ножку и начала тихо и жалобно:

– Вон! Ришка обижает! Обещала два пряничка, копеечку взяла, а дала только один… жадну-у-ущая!

Я обернулся к Ришке. Она хмурилась и злобно сжимала губы.

– Врешь, врешь! – закричала она, сильно покраснев. – Я тебе сказала, что тот пряничек я тебе завтра отдам.

– Д-да!.. За-автра… Завтра не отда-а-ашь.

– А мне пряничка дадите… на гривенничек? – спросил я, подходя к ней и давая ей гривенник.

Она ничего не сказала. Глаза ее потускли. Она, как кошка, быстро выхватила гривенник из моих пальцев и зажала его в зубы. Потом распахнула бурнусик и из внутреннего кармана бойко вынула четыре пряника и три конфекты, пересчитала их у себя на ладони и подала мне.

– Конфетки по две копейки, пряники по одной копейке… всего на 10 копеек.

– Как же, ведь вы продаете пряники по полкопейке?!

– Це! – Она передернула плечами. – То известно другие… то для маленьких девчат.

– А хотите, я вам куплю много хороших конфект и пряников? Только мы пойдем вместе с вами, и вы сами выберете.

Ришка подозрительно посмотрела на меня. Глаза ее заблестели. Она несколько раз обертывалась к дверям и, вставая на цыпочки, заглядывала сквозь стекла в сени подъезда.

Она, очевидно, кого-то ждала.

XLVII

В это время справа из улицы с шумом выступило пять или шесть девочек. Они громко говорили, махали ручками, жестикулировали и, еще издали завидя Ришку, все подбежали к ней.

– У! у! у! – оглушительно закричали они визгливыми голосами, обступая ее и уставив на нее пальчики. – Жидовка! жидовка! У! У! Жид Христа продал.

– Идемте! – вскричал я, взяв ее за руку и увлекая ее за собой.

– Кыш! Пошли прочь! – закричал я на всю воинствующую компанию.

Но компания не отстала. Она бежала за нами и продолжала кричать и укать.

Я вынул кошелек, достал горсть медяков и мелкого серебра и кинул их на средину улицы. Все с криком бросились подбирать.

Мы быстро двинулись до угла переулка.

В это время двери подъезда отворились. Из них вышел Кельхблюм и закричал:

– Ришка, Ришка!

Но я увлек ее, и мы скрылись за углом.

В нескольких шагах был трактир.

– Идемте сюда! – вскричал я, не выпуская из моей руки холодной, костлявой ручки Ришки.

И мы быстро вбежали по невысокой лестнице, вошли в душную, закопченную приемную, в которой никого не было, кроме сонного буфетчика за прилавком, и повернули почти бегом в боковую.

Я шел дальше и дальше через ряд грязных комнат со столами, накрытыми закапанными скатертями, на которых, на каждом, стояла опрокинутая полоскательная чашка. Двое половых, сильно размахивая руками, следовали за нами.

Мы пришли в дальнюю небольшую комнатку, совершенно закопченную и замасленную. С меня сняли шинель, и мы сели за маленький столик.

– Ну! – сказал я, обращаясь к половым. – Прежде всего уговор лучше денег. И я вынул и подал им синенькую пятирублевую ассигнацию. – Это вам на чай. Только язык в зубы, а глаза в карман, и нас здесь нет. Поняли?

– Оченно хорошо-с! – сказал мне ухмыляясь русый парень и, низко кланяясь, встряхнул волосами.

– И буфетчику скажите тоже.

– Оченно хорошо-с!

– А нам сюда живо: конфект нарядных, пряников, да хороших, порции чаю и бутылочку цымлянскаго.

– Сею минутою-с!

И оба бросились вон.

XLVIII

Ришка не сняла бурнусика и уселась против меня на простом деревянном стульчике.

– Вы сестра Сары? – спросил я.

Она подозрительно посмотрела на меня и кивнула головой.

– Вас зовут Рахиль?

– Нет, меня зовут Ришкой. Только один дядя Самуил зовет меня: моя мила цимес Рахиль… дууусинька, – прибавила она в пояснение.

– Вы недавно в П.?

– С запрошлой недели.

– Откуда же вы приехали?

– Aus Deutschland, – сказала она с гордостью.

– А где же вы выучились по-русски?

– А прежде того мы жили, когда еще я маленькая была, в Одессе… Такой, знаете, большой город. Я там на Seestrand собирала такие красивенькие ракушки. За ракушки давали по 5 копеек за маленькую горсточку.

– А вы что же теперь делали у подъезда?

Она замигала глазами и молчала.

– Вы, верно, кого-нибудь караулили? Вам велели кого-нибудь