Девушка по имени Августа - Вадим Норд

– Сердцу не прикажешь, – вздохнул Андрей. – Череповец с Магнитогорском полюбить еще можно, а вот разлюбить Петербург не получится…

– Переезжай туда, – посоветовал Александр. – Тебе же, в сущности, все равно, где жить.

Андрей уже третий год был фрилансером. Вольные хлеба его были довольно обильными, потому что работать он умел и дело свое знал.

– Ты что! – искренне ужаснулся Андрей. – Жить в любимом городе, это все равно что жениться на любимой женщине! Рано или поздно рутина разрушит сказку, изо всех щелей полезут мелкие неприятные недостатки, и все – конец мечте! Встреча с любимым должна быть праздником!

Эту теорию в разных видах Александр слышал не раз. Чаще всего друг обращался к ней, когда вспоминал о своем неудачном браке. Сам Александр придерживался другого мнения. Он считал, что лучше всего жить в любимых городах с любимыми женщинами. В этом – счастье. А к неизбежным неприятным мелочам надо просто правильно относиться, не давая им затмевать главного. Мелким мусором можно засыпать большой красивый дворец так, что дворца не будет видно – один только мусор.

Проводив друга, Александр запустил посудомоечную и стиральную машины, а сам решил уделить немного времени лучшему хобби на свете, увлечение которым он старался не афишировать.

Изначально вышивка была простой тренировкой рук, «развитием мелкой моторики», как шутил Александр. Хирургам, как спортсменам и музыкантам, надо постоянно тренироваться, чтобы быть в форме. А потом Александр неожиданно увлекся, когда понял, какие красивые картины можно создавать при помощи ниток и иголки. Накупил мулине всевозможных цветов, разных иголок и стал не просто тренироваться, но и творить.

Ничего запретного и постыдного в лучшем на свете хобби не было, просто к мужчинам, увлекающимся вышиванием, почему-то принято относиться со снисходительной иронией. Непонятно почему, но это так, и иногда это сильно раздражает. Поэтому Александр и не хвастался своими «шедеврами», несмотря на то что некоторые из них можно было бы смело отправлять на выставки, настолько хороши они были. Сначала он их выбрасывал по завершении, потом по просьбе матери начал отдавать ей «особо шедевральные» экземпляры, а не так давно взял да оставил себе один дождливо-осенний городской пейзаж. Положил, так сказать, начало домашней коллекции. Теперь коллекция состояла уже из трех вышивок. Недаром говорится, что стоит только коготку увязнуть, и все… Творения, переложенные листами кальки, хранились в специальной коробке. Так гораздо лучше, чем по стенам развешивать – не выцветают.

Сейчас Александр работал над небольшой, но обильной мелкими штрихами копией картины китайского художника XI века Го Си. «Начало весны в горах». Что еще вышивать весной, как не весенние картины? Вышивал, как положено по китайским традициям – шелком по шелковой ткани. Готовую вышивку Александр собирался вставить в самодельную рамочку из бамбука и повесить у себя в кабинете. Если кто поинтересуется, можно будет сказать, что это подарок из Китая. Если кому-то очень понравится – можно будет подарить.

А когда-нибудь дотошные биографы прознают про то, что Александр Михайлович Берг вышивал на досуге, и бросятся искать его работы для музея…

Александр воткнул иглу в подушечку и взялся за распарыватель. Во время вышивания нельзя думать о смешном, даже над самим собой нельзя подшучивать. От смеха рука дрожит и стежки выходят неровными.

5

Black monday

Всю дорогу, от Ленинградского вокзала до Московского Александр репетировал, готовился к разговору с Дегтярским. К серьезным, ответственным разговорам принято готовиться.

Первое и главное – спокойствие. Никакого выражения эмоций, разве что тон можно взять холодно-отстраненный. С эмоциями у Александра проблем почти никогда не было, заносило его редко, когда казацкие гены брали верх над немецкими. Но уж если заносило, то заносило качественно, резонансно. В клинике такого себе позволить было невозможно. Скандалить вообще плохо, а доктору в медицинском учреждении – тем более. Да и что толку в эмоциях? Разве Дегтярский устрашится гнева, сверкающего в глазах, или громкого крика? Нет, конечно. Дегтярский – стреляный воробей, по всему видно. С ним надо говорить спокойно, но твердо. Так, чтобы он понял, что выход у него есть только один – тот, который предложит ему Александр.

Спокойствие, только спокойствие. Мантру Карлсона Александр повторил про себя раз сто, если не двести. Помогло. Если из Москвы он выехал во взвинченном состоянии, то в Петербург приехал спокойным как удав. Эмоции улеглись и обещали больше не беспокоить. Во всяком случае, сегодня.

Взвинченность – прямое противопоказание для работы. Больничный надо брать или отпуск. Хирург – это невозмутимость, ясный ум и твердая рука. Хирург, который перманентно взвинчен, должен держаться от операционного стола как можно дальше.

План составился такой. Войти в кабинет, поздороваться, сесть, посмотреть в глаза нехорошему человеку и сказать: «Я знаю, кого на самом деле оперировал». Дальше смотря по реакции Дегтярского. Если он начнет юлить и изображать неведение, то его двумя фразами можно припереть к стенке. Если сразу пойдет откровенный разговор, тем лучше. Александр скажет, что хочет получить копию истории болезни Кузнецова, который на самом деле Арандаренко. И неплохо бы было, если бы Дегтярский эту копию заверил. И копию подписанного Александром расходника пусть дает Дегтярский. Александр оперировал официально и деньги за это получил тоже официально. Если история с расходником уничтожены – придется восстанавливать.

Желание получить копии документов было вызвано не педантичностью, возведенной в бюрократический абсолют, а элементарным (и донельзя благоразумным) стремлением обзавестись вескими доказательствами того, что оперировал Александр официально, как положено.

Второе. Александр потребует данные всех участников операции – самого Дегтярского, анестезиолога и операционной сестры. Медсестры у анестезиолога не было, оперировали «узким составом». Фамилия, имя, отчество, паспортные данные, адрес проживания, номера телефонов. Чтобы в любой момент их можно было пригласить в свидетели.

Третье. Не прибегая к резким словам, без которых всегда можно обойтись, Александр даст краткую характеристику поступку Дегтярского и скажет, что больше никогда не станет иметь с ним дела.

Четвертое. Александр вернется на Московский вокзал, купит билет на ближайший поезд до Москвы, а если останется время, прогуляется до Аничкова моста или до Гостиного Двора с непременным заходом в первое же попавшееся кафе, из которого будет вкусно пахнуть выпечкой. Поездку надо завершить каким-нибудь приятным впечатлением, пусть даже и небольшим.