Бедная невеста - Александр Островский

Марья Андреевна. Мне нужно рассказать ва?л кой-какие новости, не совсем приятные.

Мерич. Неприятные! Это дурно. Вы меня пугаете.

Марья Андреевна. Да, для меня – очень неприятные.

Мерич. А если для вас они неприятны, так уж и для меня также.

Милашин. Отчего же это так? Позвольте вас спросить.

Мерич. По очень простой причине, Иван Иваныч: я принимаю очень близко к сердцу все, что касается до Марьи Андревны. Теперь вы поняли?

Марья Андреевна. Да, Иван Иваныч, это дело касается нас обоих.

Милаши н. В таком случае, извините.

Мерич. Что это вы похудели, побледнели, Марья Андревна?

Марья Андреевна. Я вам говорю, что у меня есть много неприятного; да уж и того довольно: я три дни вас не видала. Чего я не передумала в это время!…

Мерич. Если я был хоть сколько-нибудь причиной вашего горя, то я считаю себя так виноватым, что не смею и оправдываться. Сердце у вас доброе. А я постараюсь загладить свой проступок. Дайте ручку, в знак перемирия. (Целует у Марьи Андреевны руку.)

Марья Андреевна. Да, уж, конечно, виноваты. Как это не заглянуть почти неделю! Бог с вами! Я уж к вам посылала Дарью.

Мерич. Она, вероятно, меня не застала дома; мы с ней разошлись.

Милашин (в сторону). Это невыносимо!

Мерич. Зачем же вы присылали Дарью ко мне?

Марья Андреевна. За вами. Мне очень нужно с вами переговорить об одном весьма важном деле.

Милашин. Прощайте, Марья Андревна.

Марья Андреевна. Куда вы?

Милашин. За доказательствами.

Марья Андреевна. Желаю вам успеха.

Милашин уходит.

Марья Андреевна и Мерич.

Марья Андреевна. Владимир, Владимир! Что ты со мной делаешь! Я жду тебя не дождусь!

Мерич. Что такое, что такое! Об чем ты плачешь?,

Марья Андреевна. Владимир, у нас страшное горе: мы проиграли дело… у нас отнимают все.

Мерич. Ах, боже мой!

Марья Андреевна. Что теперь делать? Маменька говорит, что нам будет жить нечем. Единственное средство мне – пожертвовать собой, выйти за Беневоленского. Я не могу опомниться, нынче я должна дать ответ.

Мерич. Как это скверно!

Марья Андреевна (обнимает его), Владимир, спаси меня!

Мерич (освобождаясь). Погоди, погоди. Поговорим хладнокровно.

Марья Андреевна. Как же я могу говорить об этом хладнокровно! Владимир, что мне делать!… Жизнь и смерть моя от этого зависят. (Обнимает его.)

Мерич. Как ты, Мери, неосторожна! Ну, как кто увидит, что скажут?

Марья Андреевна. Мне теперь уж все равно, что бы ни говорили.

Мерич. А я-то чем же виноват! Ведь все на меня падет; скажут, что я тут бог знает что. Ты знаешь, у меня и без того какая репутация.

Марья Андреевна. Ты боишься? Ты, кажется, прежде не боялся.

Мерич. Ты не понимаешь, теперь совсем другое дело; тогда не было твоей маменьки.

Марья Андреевна. Что же мне делать! Я, ей-богу, не знаю.

Мерич. Ах, как это нехорошо, я совсем этого не ожидал.

Марья Андреевна. Владимир! Пока я не видала тебя, я бы пошла за кого угодно маменьке. Я полюбила тебя; ты мне говорил, что меня любишь, – как же мне теперь расстаться с тобой?

Мерич. Скажи же мне, Мери, сделай милость, чего тебе от меня хочется?

Марья Андреевна. Владимир, опомнись, что ты говоришь! В какое ты меня ставишь положение! Мне стыдно за себя. Я тебе, как другу, рассказываю свое горе, а ты спрашиваешь, чего мне хочется! Что же мне сказать тебе: женись на мне? Пощади меня!

Мерич. Ах, Мери! Мери! Ты не знаешь, в каких я теперь странных обстоятельствах. (Ходит по комнате.) Я решительно теперь ничего не могу придумать… решительно ничего.

Марья Андреевна. Ничего?

Мерич. Ничего.

Марья Андреевна. О, боже мой! (Закрывает лицо руками.)

Мерич. То-то вот все еще неопытность! Мне надобно было бежать от тебя. Зачем я тебя встретил! О, судьба, судьба! Мне легче бы было совсем не видать тебя, нежели смотреть, как ты страдаешь. Впрочем, я не думал, что ты так привяжешься ко мне.

Марья Андреевна. Что же ты думал?

Мерич. Я думал, что из наших отношений не выйдет ничего серьезного.

Марья Андреевна. Ты хотел позабавиться от скуки, для развлечения, не правда ли? Не ты ли сам говорил, что играть любовью тебе надоело.

Мерич. Да разве я не люблю тебя? Разве я не страдаю теперь? О, кабы ты могла заглянуть в мою душу! Но как же быть? Надобно покориться своей участи; надобно быть тверже, Мери!

Марья Андреевна. Я была тверда, пока ты не обманул меня так жестоко. И тебе не жаль меня? Скажи, ради бога!

Мерич. Мне очень жаль тебя, Мери, и тем больше жаль, что я не могу никак помочь тебе. Жениться я не могу на тебе, да и отец мой не позволит. Конечно, я бы не посмотрел на него, а обстоятельства, обстоятельства, которые гнетут меня всю жизнь…

Марья Андреевна. Ах, боже мой! Скажи ты мне, для чего ты меня обманывал, зачем клялся, когда я от тебя этого не требовала?

Мерич. Я люблю тебя, Мери! Я увлекся, я не сообразил. Я человек очень страстный.

Марья Андреевна. Ты любил? Никогда ты не любил меня. Я одна любила. Теперь мне поведение твое стало ясно. Хоть уж и поздно, а я узнала тебя. Господи, боже мой! И ты смеешь называть это любовью! Хороша любовь! – не только без самопожертвования, даже без увлечения! На нас весь суд, нам не прощают ничего… Я к тебе бросаюсь на шею, а ты оглядываешься, не увидал бы кто. Ты вспомни хорошенько: бывало, ждешь тебя не дождешься; все глаза проглядишь, а ты придешь, как ни в чем не бывало, только разве обдумаешь дома, что говорить, да как бы сделать шаг вперед.

Мерич. Ты меня обижаешь. Что ж, ты можешь говорить, что хочешь – ты вправе.

Марья Андреевна. Не говори, ради бога! Вспомни о совести хоть теперь-то. Теперь уж тебе нет никакой нужды лгать. Теперь тебе остается только хвастаться своими успехами.

Мерич. Послушай, однако за кого ж ты меня считаешь?

Марья Андреевна. За кого нужно.

Мерич. Я, наконец, не могу переносить этого. (Берет шляпу.)

Марья Андреевна. Ты уходишь? Прощай!

Мерич. Не могу же я слушать этого! Ну, я виноват, я сознаюсь, да все не так же, как ты говоришь. Все-таки я честный человек. Ведь обстоятельства, Мери, много значат… Где же вам это все знать – вы женщины.

Марья Андреевна. Верю, верю.

Мерич. Нет, право. Ты не сердись на меня. Я не мог и не могу иначе поступить при всей любви к тебе. Ты что хочешь говори, а я все-таки буду утверждать, что люблю тебя. Ты этому не веришь! Ты ошибаешься и обижаешь меня. Могу ли я не любить тебя, такое прекрасное, невинное создание!

Марья Андреевна. Перестань, ради бога!

Мерич. При других обстоятельствах я бы отдал все на свете за счастье обладать тобой.

Марья Андреевна. Перестань же наконец.

Мерич. Но мне не суждено; что ж делать! Нам нужно расстаться.

Марья Андреевна. Прощайте, прощайте!

Мерич целует руку, уходит медленно, потом возвращается.

Мерич. Нет, я решительно не могу уйти без того, чтоб еще раз не взглянуть на тебя. (Стоит, сложа руки на груди.) Ты на меня не сердишься?

Марья Андреевна. Не сержусь.

Мерич. Вот и прекрасно. Прощай, Мери, прощай! Желаю тебе всякого счастья. (Отходит немного.) Обо мне забудь! (Уходит.)

Марья Андреевна (одна). И я поверила этому человеку! Как мне стыдно за себя… Он ушел, и ему ничего! Он даже рад, я думаю, что развязался… А я, я? За что же я страдаю, чем я виновата! О, господи! зачем в людях так мало правды! Могла ли я знать, что он меня обманывает! Как мне было знать! Почем мне было знать!… За что он меня обманул! (Плачет.)

Входит Милашин.

Марья Андреевна и Милашин.

Милашин. Вот доказательства, Марья Андревна.

Марья Андреевна. Теперь уж не нужно.

Милашин. Значит, правду я говорил. Помилуйте, я его знаю очень хорошо. (Читает). «Простите моей дерзости, но я не могу более скрывать страсти, которая меня сожигает». – Скажите, какие нежности!

Марья Андреевна. Что вы там еще читаете?