Мое почтение, красотка - Фредерик Дар

Что-то в этом году слишком часто идет град!

Машина слегка подскакивает перед тем, как выехать на дорогу. Чувствую, она проехала по чему-то мягкому. Спорю на вставную челюсть вашего дедушки против банковского счета моих издателей, что это «что-то» – милейший месье Шварц. Ему же хуже. Нечего валяться поперек дороги.

В зеркале заднего обзора я вижу удаляющиеся маленькие искры, а пули все бьют в машину.

Вдруг раздается жуткое «бух», и машина снова подскакивает. Я сразу понимаю, что произошло; Стивенс, видя, что не попал в меня, стал стрелять по шинам, и одна лопнула,

К счастью, я чемпион по вождению. Нуволари – водитель трамвая по сравнению с Сан-Антонио.

Я гоню на восьмидесяти в час на трех колесах. Обод четвертого жутко воет, но на эту тачку мне наплевать и забыть. Все, что я от нее прошу, – это увезти меня подальше отсюда, и как можно быстрее.

Проехав пять минут, я останавливаюсь.

Хелена сидит, прижавшись к дверце, и смотрит на меня. В ее глазах столько же нежности, сколько бывает в глазах кошки, которой дверью прищемили хвост.

– Ну, любовь моя? – обращаюсь я к ней. – Что вы скажете о доблестном комиссаре Сан-Антонио? И в огне не горит, и в воде не тонет, а?

Она берется за ручку.

– Убери лапку, девочка!

Поскольку она подчиняется недостаточно быстро, на мой вкус, я влепляю ей оплеуху по мордашке, чтобы показать, что за последние несколько минут во Франции кое-что переменилось. У нее на глазах выступают слезы.

– Не нравится, да, красавица? – спрашиваю я. Ее глаза мечут молнии. И, поверьте мне, не те, которые застежки.

– Хам! – шипит она.

– Хелена, – тихо советую я, – не строй из себя барыню, а не то я устрою тебе такую трепку, что даже у твоих правнуков будет болеть задница, улавливаешь?

Она не отвечает.

Я резюмирую ситуацию: банда понесла серьезные потери, но трое из известных мне ее членов остаются до сих пор на свободе: во-первых, папаша Стивенс, затем Мобур и, наконец, человек с глазами слепого.

Я никак не могу решиться уехать. Не люблю бросать работу незаконченной. Мне не дает покоя мысль, что папаша Ракета сидит в своем деревянном домике совсем один, с двумя своими гангстерами, выведенными из строя, очевидно, навсегда...

Да, это не дает мне покоя, и впервые с момента, когда они привезли меня сюда, я задаю себе следующий вопрос: «За каким дьяволом эти сволочи заехали в эту одинокую хибару?» На тайное собрание? Или у них там передатчик? Тогда они не притащились бы туда всем скопом...

Никак не пойму... Вдруг я слышу звук, который легко узнаю и который мне сразу все объясняет.

Какой же я болван, что не подумал об этом раньше!

Глава 15

Этот звук – гудение самолетного мотора. В наше время пролетающий самолет остается практически незамеченным, однако этот привлекает внимание, мое уж во всяком случае, потому что летит относительно низко и кружит, словно выискивая место для посадки.

Смотрю на Хелену. На ее губах витает легкая улыбка.

Я так давно ждал эту улыбку (минимум пять минут), что не собираюсь себе отказывать дольше.

Я наклоняюсь и прежде, чем она успевает понять мои намерения, целую ее взасос, не переводя дыхание так долго, как только может человек. Она, должно быть, сказала себе, что не стоит упускать случай потереться мордой о морду, потому что не только не отбивается, но и получает от операции истинное и неоспоримое удовольствие. Она кусает мне губы, зубы, язык... Ее пулемет5 обладает редкой проворностью.

Наконец я отодвигаюсь.

– Спасибо, – говорю. – Было очень приятно. Думаю, я попрошу Деда Мороза принести мне в подарок девочку вашего класса.

Она не отвечает. О чем она думает? Не надо вкалывать ей «сыворотку правды», чтобы узнать. Хелена говорит себе, что у самого крутого сотрудника французской секретной службы странные манеры. Что касается меня, я слушаю гул самолета, ищущего посадочную площадку. Возможно, старик Стивенс сигналит ему электрическим фонариком. Дощатая хижина – это своего рода аэровокзал, а ровное поле, где я чуть не протянул ноги, – тайный аэродром.

Через несколько минут профессор и планы полетят по ночному небу в неизвестном направлении. В общем, я остался в дураках.

Есть слова, которые подстегивают мою гордость.

Я резко срываю тачку с места, делаю безупречный разворот и гоню в сторону хижины. Машину болтает, как утлое суденышко в бурном море. Управлять трехколесным транспортным средством не фонтан, это я вам говорю!

Хелена поворачивает ко мне свое прекрасное лицо. По нему, словно скатерть по столу, расстелено удивление.

– Удивляетесь, Хелена? – спрашиваю я.

– Что вы делаете?

– Номер международного класса, как и обычно... Я выезжаю на край поля. Самолет продолжает кружить. Посреди огромного поля темноту рассекает луч света. Как я предполагал, Стивенс показывает пилоту, как заходить на посадку. Я выключаю зажигание. Хелена тут же начинает орать что есть мочи, чтобы привлечь внимание профессора. Все шлюхи одинаковы: мозгов у них не больше, чем в щипцах для колки сахара... Как нежная Хелена надеется, что с такого расстояния ее услышит старик, над которым летает самолет!

– Не утомляйся, красотка, а то сорвешь голосовые связки и тебя придется вести к врачу...

Она понимает и начинает злиться из-за того, что я совершенно прав.

Я говорю себе, что ее придется нейтрализовать, если хочу иметь полную свободу рук. Как? В моем распоряжении нет ни клочка веревки... Если бы это был мужчина, я бы прописал порцию безотказного снотворного кулаком, но не могу я колотить такую красивую киску.

Я выхожу из машины и заставляю Хелену занять место за рулем. Она подчиняется, не понимая. Тогда я заставляю ее сунуть руки внутрь руля, а когда она это сделала, снимаю с себя ремень и крепко связываю ее лапки.

– Вот, – говорю я ей. – Сиди спокойно. Надеюсь, я ненадолго.

Теперь мне нужно какое-нибудь оружие, хотя бы простой штопор.

Я сую руки в кармашки дверей, но достаю из них только запасные свечи и дорожные карты. Еще никому не удавалось выдержать осаду с такими скудными запасами вооружения.

Тогда я иду заглянуть в багажник. Там только монтажная лопатка для шин и канистра бензина. Этого мало, но лучше, чем ничего. Я беру и то, и другое.

Ночь черна, как конгресс священников-негров. Луна спряталась за тучами. Она права, что помогает мне. Обычно мы с ней хорошо ладим. Согнувшись пополам, я направляюсь к Стивенсу. Он перестал играть в смотрителя маяка, потому что самолет сел в трехстах метрах дальше. Я не вижу старика. Было бы глупо наткнуться на него в темноте. Я не забываю, что у него в руке револьвер, и наверняка в нужный момент он этого тоже не забудет.

Вдруг я замечаю его благодаря огням самолета. Он бежит что есть духу, прижимая к груди маленький портфель Я бросаюсь вперед. Он не должен сесть в этот самолет, иначе планы ракеты будут потеряны для Франции.

Открывается дверца самолета. На поле опускается прямоугольник желтого света. Я различаю гигантский силуэт. Тип что-то кричит. Стивенс отвечает радостным воплем. Я его понимаю. Ему не терпится покинуть страну, воздух которой за последние несколько часов стал для него вреден.

Я тоже несусь вперед, по-прежнему вооруженный флягой с бензином и лопаткой. Без этого груза я бы уже догнал Стивенса. Я даже не думаю приглушать звук моих шагов, потому что два мотора самолета продолжают реветь. Профессор потерял шляпу, и его седые волосы растрепались. Нас разделяют пять метров... Четыре... Три... Здоровенный малый, стоящий в проеме, замечает меня, но ему неизвестно, враг я или сообщник Стивенса. Он ждет объяснений. Я их ему дам. Я добегаю до самолета почти одновременно с профессором. Только тогда Стивенс обнаруживает мое присутствие. Он так изумлен, что замирает.

К счастью, моя реакция чуточку получше, чем у пирога с мясом. Я поднимаю канистру и обрушиваю ее на кумпол папаши Стивенса. Это производит странный звук, похожий на стук буферов столкнувшихся вагонов. Старик падает второй раз за ночь. Пилот сует руку в карман своего комбинезона. Вернее, мне следовало бы сказать «в один из карманов», потому что их у него несколько. Я поднимаю лопатку и швыряю ее прямо ему в морду. Он шатается и отступает. Должно быть, у этого парня харя из железобетона. Я хватаюсь рукой за край самолета, подтягиваюсь и влезаю внутрь. Игра состоит в том, чтобы не дать пилоту вытащить оружие. Его рука ныряет в карман, и в тот же момент я бью его ботинком в челюсть. Я снова думаю, что оглушил его, и снова вижу, что он только пошатнулся. Очевидно, его мамочка обжиралась кальцием, когда была беременна. Мне уже приходилось сталкиваться с амбалами таких габаритов. Этого типа не свалит с ног даже двадцатитонный танк. Чтобы его уделать, надо встать утром пораньше и взять себе в союзники бульдозер. По моей спине пробегает дрожь. В туристском самолете теснее, чем на вокзале Сен-Лазар. Мой единственный шанс на спасение – бегство. Я выпрыгиваю из самолета и захлопываю дверцу, после чего прячусь под крыло. Я жду, что мой противник бросится за мной в погоню, но ничего подобного. Несколько минут вообще ничего не происходит. Может, он ищет фонарь, чтобы осветить меня?