Палач и Черная птичка (ЛП) - Уивер Бринн

— Было жарко? — спрашивает она, собирая свои длинные золотистые локоны в беспорядочный пучок на макушке. Почему-то, у нее он всегда выглядит в идеальном беспорядке. — Вроде как звучит сексуально.

— Сексуально, да. Однако на минуту я забеспокоилась. Я привыкла к… контролю. А это было жестоко. Полная противоположность контролю, — мой взгляд падает на вязаный плед под ногами, который тетя Ларк сшила для меня в тот год, когда мы закончили колледж Эшборна. Тогда семья Ларк взяла меня к себе, сделала одолжение, за которое я никогда не расплачусь. Я просовываю пальцы в маленькие дырочки между переплетенными нитками, и когда снова поднимаю взгляд, Ларк наблюдает за мной, ее ясные голубые глаза прикованы к моему лицу. — Я чуть не оставила его там.

Ларк наклоняет голову.

— И ты плохо чувствуешь себя из-за этого?

— Да.

— Почему?

— Думаю, что он бы меня не бросил в подобной ситуации.

— Но ты не ушла.

Я качаю головой.

— Почему?

У меня болит грудь. Это происходит каждый раз, когда я вспоминаю, как он произносил мое имя, словно прерывистую молитву. Его поникшие плечи — яркий образ в моем сознании даже сейчас.

— Он казался таким уязвимым, несмотря на то, что сделал. Я не могла оставить его в таком состоянии.

Губа Ларк дергается, как будто она сдерживает улыбку.

— Это мило, — она закусывает нижнюю губу, и я закатываю глаза. — Очень мило. Ты осталась. У тебя появился еще один друг.

— Заткнись.

— Может быть, будущий парень.

Я издаю недоверчивый смешок.

— Нет.

— Может быть, родственная душа.

— Ты моя родственная душа.

— Тогда лучший друг. С привилегиями.

— Пожалуйста, прекрати.

— Представь, — говорит Ларк, ее глаза сверкают, когда она садится прямее, подняв одну изящную руку вверх. Прочищает горло. — Он покажет тебе мир… — поет она. — Бесконечный, прекра-а-асный… любовь способна сотворить любое чудо.

— Ты смешала песню «Аладдина» с цитатой из «Дневника памяти». У тебя ангельский голос, Ларк Монтегю, но это ужасно.

Ларк хихикает и устраивается поудобнее на диване, на телевизоре фильм «Константин» — любимый в нашем ограниченном списке «фильмов для утешения». Мгновение мы молча наблюдаем, как Киану заманивает паука в ловушку под стаканом.

— Я бы пригласила его к себе домой ловить пауков каждый день, — говорит она, указывая пальцами на экран. — Мрачный, задумчивый и сварливый? В моем вкусе.

— Ты говорила так каждые двести раз, что мы смотрим этот фильм.

— Это пик карьеры Киану. Ты не можешь меня винить, — Ларк вздыхает и берет горсть попкорна из миски. — У меня сейчас период затишья. Казалось бы, на гастролях будут какие-нибудь секси музыканты, но все они как эмо. Хочу, чтобы меня немного пошвыряли. Жестоко обращались, понимаешь? Называй меня маленькой грязной шлюшкой, я не против. Чуваки, кричащие в микрофон, не для меня.

Я издаю смешок и подбрасываю кусочек попкорна в воздух в безуспешной попытке поймать его ртом.

— Не говори мне о затишьях. Понадобится суперкомпьютер, чтобы подсчитать дни моего безбрачия.

— Или… слушай, — говорит Ларк, шлепая меня по руке, когда я стону. — Ты можешь съездить в Бостон, навестить своего палача и прекратить этот период засухи. Наполни свой колодец, сестра.

— Отвратительно.

— Наполняй его до тех пор, пока вода не начнет хлестать. Пока не переполнится.

— Ты начинаешь меня беспокоить.

— Держу пари, он бы согласился.

— Мы буквально только что об этом говорили с тобой. Он мой друг.

— А можно стать друзьями с привилегиями. Нет такого свода правил, в котором говорится: «нельзя трахнуть друга и перестать дружить», — говорит Ларк. Я пытаюсь не обращать на нее внимания и не отрывать глаз от экрана, даже несмотря на то, что ее пристальный взгляд, словно горячая вуаль, прижимается к моей щеке. Когда я, наконец, оглядываюсь, ее дразнящая улыбка превращается в понимающую. — Да ты же боишься.

Я снова отвожу взгляд и сглатываю.

— Я понимаю, — говорит она. Ее рука обхватывает мое запястье, и она сжимает его, пока я не смотрю на нее. Улыбка Ларк как солнечный свет, и она всегда готова поделиться его ярким свечением. — Ты права.

Моя бровь приподнимается.

— На счет?

— Ты думаешь, что никогда больше не встретишь такого, как он. Что он единственный похож на тебя. Что ты все испортишь. Или он тебя подведет. Или, возможно, ваша дружба сгорит дотла. Ты права насчет всех тех тревог, которые крутятся у тебя в голове. Может быть, все это правда. Все портят друг друга. Мы время от времени подводим людей. Но иногда из огня да в полымя выходит все самое лучшее.

Мой голос мягок, когда я говорю ей простую правду:

— Ты никогда меня не подводила.

— А что, если однажды подведу? Ты не позволишь мне исправить свою ошибку?

— Конечно позволю, Ларк. Я люблю тебя.

— Тогда и для Роуэна прояви немного милосердия.

Мой противоречивый вздох никак не помогает избавиться от внезапного нервного напряжения в груди. Ларк дергает меня за запястье, пока я не закатываю глаза.

— Ладно, ладно. Если у меня будут дела в Бостоне, я, возможно, узнаю, свободен ли он, чтобы увидеться.

— Тебе не обязательно придумывать какое-то оправдание. Клянусь, он будет рад тебя увидеть. Давай езжай. Даже если это будет просто дружеская встреча чаще одного раза в год. Ты скучаешь по нему, верно?

Господи, да. Я скучаю по его легкому акценту, широкой улыбке и его вездесущим шуточкам. Я скучаю по его милым поддразниваниям, по тому, как легко просто находиться рядом с ним, как приятно сбросить свою маску. Я скучаю по чувству, что я не какое-то отклонение от нормы, а уникальна.

— Да, — шепчу я. — Скучаю.

— Тогда езжай, — говорит Ларк, сворачиваясь калачиком под одеялом и улыбаясь Киану. — Иди и развлекайся. Знаешь, можно делать это больше одного раза в год.

Мы погружаемся в молчание, пока я думаю об этом.

И продолжаю думать.

…Еще три месяца.

И теперь я стою, съежившись, у входа в универмаг через дорогу от «3 в вагоне» дольше, чем, вероятно, сделал бы любой здравомыслящий человек, просто наблюдая за обслуживающим персоналом и посетителями, пока обеденный ажиотаж сменяется затишьем. Как истинный сталкер, я просмотрела все статьи об этом ресторане со дня его открытия семилетней давности. Каждую фотографию, вплоть до конца результатов поиска Google. Сотни отзывов. Я даже нашла чертежи из заявки на получение разрешения на строительство. Наверное, я могла бы обойти это место с завязанными глазами, хотя никогда не была внутри.

Может, пришло время это изменить.

Моя нижняя губа проскальзывает между зубами, я засовываю руки в карманы своего шерстяного тренча и подставляю лицо не по сезону холодному весеннему ветру.

Войдя в ресторан, я слышу звуки модной, но бездушной музыки, встречаюсь с красивой улыбающейся блондинкой-администратором.

— Добро пожаловать в «3 в вагоне». У вас забронирован столик на сегодня?

Нервный спазм прокатывается по моему животу, когда я бросаю взгляд на открытое пространство со столами из темного дерева и кирпичными стенами.

— Нет, извините.

— Это не проблема. На сколько человек?

— Только я.

Пристальный взгляд женщины скользит по моим волосам, перекинутым через плечо, прежде чем встретиться со мной взглядом с огорченной улыбкой, как будто ее застукали за чем-то непристойным.

— Идемте. Вот сюда.

Я следую за администратором внутрь, и прежде чем успеваю попросить конкретное место, она ведет меня к полукруглой кабинке вдоль задней стены, а не к одному из столиков поменьше в центре зала. Она убирает ненужные приборы и направляется на кухню, но входит большая группа людей, поэтому она меняет курс и вместо этого здоровается с ними.

Чудовищность этой глупой идеи просачивается в мои вены, как извивающиеся черви. Я позволила незнакомым эмоциям взять верх. Мной двигало страстное желание. И одиночество. Это как если бы меня бросили в океан, я тонула в волнах, и внезапно поняла, что могла бы расслабить ноги. Я могла бы сориентироваться и подумать о спасении. Все это было всего лишь моим воображением.