Убийство в магазине игрушек - Эдмунд Криспин

– Прекрасно, вы, должно быть, знакомы с ее творчеством, – заключил Фен с ухмылкой. – Вон там сидит меланхоличный, безобразный тип, который обожает Джейн Остен. Не могли бы вы задержать его там на часок или около того?

– Запросто, – согласился мистер Хоскинс с кроткой самонадеянностью. – Хотя, боюсь, перед этим я должен вернуться и проводить свою даму.

– Конечно, конечно, – поспешно произнес Фен.

Мистер Хоскинс снова поклонился, вернулся к бару и вскоре появился вновь, ведя Мириам к двери и что-то объясняя ей на ходу. Затем он ласково пожал ей руку, помахал вслед и вернулся к Фену.

– Скажите мне, мистер Хоскинс, – сказал Фен, внезапно охваченный бескорыстным любопытством, – как вы объясняете свой успех у женщин? Можете не отвечать, если мой вопрос кажется вам слишком бесцеремонным.

– Вовсе нет, – студент, казалось, был весьма польщен этим вопросом, – это на самом деле очень просто: я успокаиваю их и кормлю сладостями. Похоже, действует всегда безотказно.

– Вот как, – сказал Фен, несколько этим ошарашенный. – Хм, большое спасибо, мистер Хоскинс. А теперь, если вы вернетесь к бару… – И он рассказал юному мистеру, что следует делать.

Кадоган был только в восторге, когда мистер Хоскинс освободил его от дежурства. Когда они с Феном уходили из бара, тот и мистер Шарман уже беседовали самым дружеским образом.

– Ну что? Как идут дела? – спросил Кадоган, когда они вышли наружу. Его сознание было слегка затуманено пятью пинтами пива, но голова болела гораздо меньше.

Фен потащил его в конец коридора, где они уселись в два деревянных кресла, декорированных с легкой претензией на ассирийский стиль. Фен рассказал о телефонных разговорах.

– Нет, нет! – проворчал он, оборвав испуганный короткий возглас Кадогана по поводу мистера Россетера. – Я действительно не думаю, что он мог сделать это. – И он объяснил почему.

– Ты просто выгораживаешь его, – ответил Кадоган, – и только потому, что находишься в плену своих романтических фантазий насчет объявления в газете.

– Я постепенно приходил к этому выводу, – сердито возразил Фен. Он на некоторое время замолчал, разглядывая молодую расфуфыренную блондинку в мехах и на неимоверно высоких каблуках. – Потому что на самом деле между тем объявлением и мисс Снейт существует связь.

– И что же это может быть?

– Вот! – с каким-то показным торжеством Фен протянул книгу, которую держал в руках; при этом у него было такое выражение лица, как будто он представитель обвинения, готовый предъявить особо дискредитирующие доказательства. Кадоган разглядывал ее, не очень хорошо понимая, в чем дело. Это была «Книга нонсенса» Эдварда Лира. – Может быть, ты помнишь, – продолжал Фен, назидательно помахивая указательным пальцем в воздухе, – что мисс Снейт интересовалась юмористическими стихами. А это, – тут он с многозначительным видом постучал пальцами по книге, – они и есть.

– Ты меня удивляешь.

– Да-да, и к тому же юмористические стихи самой высокой пробы, – Фен вдруг отказался от назидательной манеры и погрустнел. – Как ни странно, находятся люди, которые воображают, что Лир[58] был не способен придумать последние строки своих лимериков так, чтобы они отличались от первых, тогда как дело в том…

– Да, да, – сказал Кадоган нетерпеливо, доставая газетную вырезку из своей карманной книжечки, – понимаю, о чем ты: «Райд, Лидз, Уэст, Моулд, Берлин». Некий фантастический метод обозначать людей посредством лимериков.

– Мм… – рылся в страницах Фен, – я смутно подозреваю, что наш мистер Шарман – один из персонажей. Вот: «Жил да был старикашка из Моулда, что ужасно терзался от холода; он купил душегрейку, на меху телогрейку, и не мучился больше от холода». На картинке он похож на какого-то круглого медведя. Ну как? Подходит?

– Да, но…

– Более того, мистер Шарман вступил в действительные права наследства прошлой ночью. Так же, как и другие, вероятно.

– Райд, Лидз, Уэст и Берлин.

– Совершенно верно. «Жил в Уэсте старик, что одет, – если помнишь, – был в лилового цвета жилет».

– А еще был, кажется, в Уэсте старик, что «к бессоннице страшной привык».

– Да, но о нем известно только, что его «излечили тем, что долго лупили». Это нам ничего не говорит, разве что посвящает в оригинальные медицинские методы.

– Эх, – помолчав, вздохнул Кадоган и подумал, что, пожалуй, выпил слишком много. – А как насчет Райда?

– «Молодая девица из Райда, – прочитал Фен, после недолгих поисков, – ненавидела остров Хоккайдо, но из города Осака взяв пятнистого песика, с ним частенько гуляла по Райду». Да, неожиданная неприязнь к географической точке, но, боюсь, в качестве вещественной особой приметы здесь нам остаются только пятнистые песики.

– Остается еще Берлин.

– Да-да, вот: «Пожилой обитатель Берлина исхудал от подагры и сплина», – Фен впервые заколебался. – Все это звучит довольно дико, тебе не кажется?

– Ну тогда в чем заключается твоя идея?

– Я на самом деле пока и сам не знаю, – Фен задумался. – Вот довольно непрочная цепь совпадений: мисс Снейт – юмористические стихи – Россетер – объявление – наследство Шармана. Но, признаюсь, мне пришло на ум, что мистер Шарман и «другие», о которых он говорил, могли бы быть наследниками в том случае, если мисс Тарди не предъявила свои права.

– Но они не наследники. Наследник – Россетер.

– На первый взгляд вроде бы, – доставая сигарету из золотого портсигара, Фен медленно поднес ее ко рту. – Но, видишь ли, есть такая штука под названием «доверительная собственность». Ты оставляешь деньги одному человеку и даешь распоряжение передать их другому с определенными предосторожностями, которые гарантируют тебе, что он это и в самом деле сделает. В этом случае широкая общественность не может узнать, кто получает их.

– Но с какой стати мисс Снейт понадобилось затеять такую канитель?

– Не знаю, – ответил Фен, зажигая сигарету и пытаясь пустить кольцо дыма. – Рискну утверждать, что Россетер мог бы рассказать нам, но не сделает этого. Он то, что у американцев называется «с каторги ноги унес», а попросту подонок, – добавил он, отдавая дань своему пристрастию к старомодным американизмам.

– Не скажет и Шарман, – мрачно отозвался Кадоган. Его лицо несколько просветлело, когда он увидел, как одна популярная писательница-романистка споткнулась при входе в лифт. – Я пытался.

– О, ты там порядком напортачил? – спросил Фен с интересом. – Как слон в посудной лавке? Ну, какая разница! Я не сомневался, что он так и так не раскроет свои карты.

– Кстати, почему ты всучил его тому студенту?

– В основном чтобы держать его под присмотром, пока я разговариваю с тобой.

– Понятно. Итак, остается только найти джентльмена в пиджаке цвета сливы, мужчину, который исхудал от сплина, девицу с пятнистым песиком… Да, а кстати, как насчет Лидса?

– «Одна старая леди из Лидса, чья прическа от бусин искрится…»

– Дорогой мой Джервейс, – промолвил Кадоган, – все это звучит фантастично, и толку от этого никакого.

Но Фен покачал головой.

– Не совсем, – возразил он. – Если мы сможем найти хорошенькую продавщицу с голубыми глазами и маленькой пятнистой собачкой… Давай приступим к этому сейчас же!

– Приступим? Сейчас?

И они приступили.

Глава 5

Случай с бесплотным свидетелем

Обдумывая этот случай впоследствии, нудно пересказывая его в который раз скучающим или откровенно недоверчивым слушателям, Кадоган в конце концов убедился, что это был, безусловно, самый из ряда вон выходящий и невероятный эпизод во всем этом деле. Правда, ощущение действительности было до некоторой степени ослаблено воздействием пива; правда и то, что невероятному в городе Оксфорд удивляются меньше, чем в любом другом населенном пункте на земном шаре. И все же даже в момент, когда все это происходило, наш герой понимал, что поэту и профессору, упорно прочесывающим весь город в поисках голубоглазой прелестной девушки с пятнистым песиком в надежде на то, что она прольет свет на загадку исчезновения магазина игрушек с Иффли-роуд, в здравомыслящем и уважающем себя обществе вряд ли удалось бы долго разгуливать на свободе. Однако Джервейс явно не испытывал таких сомнений; он был уверен, что мистер Хоскинс не отстанет от мистера Шармана до тех пор, пока его не освободят от этого дежурства; он был уверен, что объявление мистера Россетера имеет какое-то отношение к смерти мисс Тарди и что он правильно разгадал его; он был уверен, что прелестная голубоглазая девушка с маленькой пятнистой собачкой не сможет долго скрываться от них в таком небольшом городе, как Оксфорд (Кадоган, напротив, придерживался мнения, что она может скрываться от них до бесконечности), и уж во всяком случае производил впечатление человека, которому, кроме поисков этой девушки, ровным счетом нечем заняться.