Casual - Оксана Робски

— Ага. В горы, на лыжах. С белым дипломатом. Который до этого припрятал в котельной. А его похитили, — там была схема черных трасс… Вероника, бред!

На столе зазвонил телефон.

Я посмотрела на заплаканную подругу, та покачала головой.

— Не зови меня. Послушай.

Звонила ее старшая дочь. Просила передать маме, что все нормально, она во «Фрайдисе». Я передала.

— Представляешь, — Вероника громко сморкалась, — этот ее Митя, ну, с которым она встречается, сын депутата, устроился по субботам и воскресеньям работать во «Фрайдис» официантом.

— Да ты что? — Я развеселилась.

— Да, и теперь моя там постоянно околачивается, делает им план.

— А где его охрана?

— Не знаю, — Вероника задумалась. — Наверное, охраняет «Фрайдис».

— Интересно, зачем ему это нужно?

Все-таки не каждый день дети депутатов работают во «Фрайдисе».

— А может, он себе голоса зарабатывает? — предположила Вероника.

— Не знаю. Если эта история станет широко известна — то да.

— Хочешь чаю?

— Давай.

Вероника приоткрыла дверь, крикнула в образовавшуюся щель:

— Олечка! Принеси нам чай! — захлопнула ее обратно и сразу вернулась в свое кресло, забравшись туда с ногами.

— Не хочешь позвонить ему? — спросила я.

— Нет, не буду. Я маме позвонила. На всякий случай пусть приедет. Мало ли что там у него с дипломатами… Может, совсем крышу снесло… А у меня дети.

— Правильно.

— Он же драться начинает. Как только я говорю, что уйду от него…

— Может, охрану взять?

Вероника задумалась.

Я представила себе, как Игорь после трехдневного отсутствия, сонный, усталый и голодный, возвращается в собственный дом, чтобы забрать из котельной белый дипломат и лыжный свитер, а вместо этого видит везде бритоголовых молодчиков с автоматами наперевес. Точно подумает, что крыша поехала.

Я описала эту картину Веронике.

— Ага. Он спрашивает: «Кто это такие?» А я говорю: «Где? Никого нет, мы одни». Он подбегает к ним, дергает их за усы, а они молчат. А я спрашиваю: «Дорогой, что это ты делаешь?» А когда он наконец засыпает, мы отправляем всех домой. Наутро он думает, что у него была белая горячка, и бросает пить, курить и нюхать.

— Здорово.

Зашла домработница с плетеным подносом. Налила в чашки чай. Спросила, не хотим ли мы есть. У нее готова запеканка. Мы не хотели.

Забежал Никита. Поцеловал маму, отправляясь на английский, помахал мне рукой. У двери обернулся.

— Мам, купишь мне принтер на Новый год?

— Принтер? Зачем тебе?

— Ну, компьютер у меня есть, все есть, а принтера нет. Цветного.

— Не куплю. Ты знаешь, сколько он стоит? Да и не нужен он тебе.

— Ну и ладно, — Никита абсолютно не расстроился, — я Деду Морозу закажу.

Мы дождались, когда за ним захлопнется дверь, и рассмеялись.

— Папа приехал! — Радостный Никитин голос из глубины дома.

— О, Дед Мороз собственной персоной. — В голосе Вероники слышалось плохо скрытое облегчение.

Я вышла через веранду и уехала.

В среду, парясь в турецкой бане и обмазываясь всевозможными кремами и масками, мы обсуждали Ленин роман.

Ему было тридцать семь лет, разведен, красив, без вредных привычек, которые бросались бы в глаза: вроде не наркоман, не извращенец, не гомосексуалист, не педофил; дарил цветы; не импотент; спрашивал про здоровье мамы; проститутки в ночных клубах не здоровались с ним; починил Лене машину; с утра не пил; дал сразу прямой мобильный, без всяких секретарш; зажигалками DuPont не пользовался; ботинки чистил; очки от Картье не носил; с продавщицами не заигрывал. Лена влюбилась.

Он занимался мебельным бизнесом.

Лена побывала в его магазинах и, будучи воспитанной девушкой, расхвалила качество и дизайн мебели, которую он продавал.

Он предложил Лене сменить обстановку в ее доме, выбрав у него в магазинах все, что ей нравится.

Сейчас мы решали, стоит ли ей принять это предложение, и если да, то в каких размерах.

Нас было трое: я, Лена и Катя.

— Вообще, конечно, у меня все уже старое, — размышляла Лена, — еще муж покупал. Десять лет назад. Надоело ужасно.

— Ну и отлично! — Я считала, что надо брать.

— Но мы всего месяц встречаемся… — Лена боялась испортить впечатление о себе.

— Ну и что? Хочешь, я поеду с тобой выбирать? — Кате хотелось с ним познакомиться.

— Нет. — Лена не собиралась рисковать ухажером.

— Что у тебя? Гостиная, кухню обязательно… — прикидывала я.

— Кухнями он не торгует, — перебила Лена.

— Жалко. Кухня — самое дорогое.

— Да у него там достаточно дорогого! — обнадежила Катя.

— Ну вот. — Я загибала пальцы. — Гостиная, холл, твоя спальня, гостевая…

— Я хочу сделать гостевую в китайском стиле, — уточнила Лена капризно.

— Пожалуйста, — я пожала плечами, — хоть в индийском.

Лена скинула простыню и пошла в парилку.

— Кому массаж? — бодро спросила Галя.

— Мне мыльный! — Я легла на массажный стол.

— Не знаю, чего она? — Катя зашла в парилку вслед за подругой. — Я бы еще и вазочки с ковриками прихватила.

Галя водила по моему телу губкой, и она была такая мягкая, словно вся состояла из мыльных пузырей. Я растворилась в блаженстве и не сразу заметила, что приехала Вероника.

Она улеглась в шезлонг прямо в джинсах и солнцезащитных очках и засунула в рот сигарету. Я молчала, удивленно на нее глядя.

Наконец я не выдержала:

— Ты что такая загадочная?

Распахнулась стеклянная дверь парилки, выпуская пар с ароматом бергамотового масла, и блестящие от пота девочки бросились в холодную купель.

— Не вздумай курить! — крикнула Лена между нырками.

— День здоровья! — провозгласила Катя, жадно хватая воздух.

— Что ты не раздеваешься? — подошла я к Веронике. — Тебе в очках не темно?

У нее был синяк. Отвратительный фиолетовый кровоподтек под левым глазом.

Лена подбежала к нам, на ходу вытираясь.

— Игорь? — насупилась Катя.

Слезы катились по щекам Вероники, словно где-то сломался кран. Она не моргала, не размазывала их рукой по лицу, она не обращала на них внимания, словно слезы были сами по себе, а Вероника — сама по себе.

— Вот сволочь, — сказала я.

Вероника кивнула.

— Подонок, — прокомментировала Катя. — Что произошло?

— Он не ночевал дома. Я сказала, что ухожу. — Вероника говорила не свойственным ей высоким голосом. — Он полез драться.

Нашему возмущению не было предела.

— Я сняла побои. — Вероника начала громко всхлипывать. — Больше ему это не пройдет!

— Ты упечешь его в тюрьму? — не поверила Лена.

— Мне все равно! Хоть в тюрьму, хоть куда! — Она плакала в голос, и мы были целиком на ее стороне. — Я ненавижу его!

Я не знала, что сказать Веронике. Но в эту минуту мы ненавидели Игоря так же сильно, как и она сама.

— Он повалил меня на кровать. — Голос ее сорвался, она не плакала даже, она поскуливала, как новорожденный щенок. — Я не могла кричать, чтобы не напугать детей, и он изнасиловал меня…

Я гладила Вероникину руку и как заклинание твердила:

— Свинья… какая же он свинья…

Вероника перестала плакать и снова надела очки. Потом сняла.

Внешне Игорь представлял собой дружеский шарж на Шварценеггера. Но Вероника считала его неотразимым красавцем. Это была любовь.

— А где ты сняла побои? — спросила Катя.

— Я поехала в травмпункт. Я скажу ему, что, если он не уйдет, я подам на него в суд. У меня есть справка — Вероника расстегнула манжет рубашки и подтянула рукав. — Вот еще и на ногах тоже.

Мы с ужасом рассматривали ссадины на ее теле.

Зазвонил интерком. Я взяла трубку. Домработница сообщила, что к Веронике приехал муж.

— Ты ему сказала, где ты? — удивилась я. Она покачала головой.

— Сегодня же среда. Догадался.

— Пойдешь к нему? — спросила Катя.

— Он все равно не уйдет, лучше пойти. — Вероника надела очки и пошла к выходу.

— Ты зови, если что… — попросила Лена.

— Хочешь, мы с тобой пойдем? — предложила я.

— Нет. Спасибо, девочки.

Я пошла в парилку, а Лена с Катей остались обсуждать Игоря.

Вероника вернулась довольно быстро. С умиротворенным, довольным лицом. Пусть вчера ночью Игорь избил ее и изнасиловал, теперь он примчался, поплакал, постоял на коленях — и равновесие восстановилось. Вероника была удовлетворена. Но требовала большего — из принципа. Сегодня он должен собрать вещи. Или завтра она идет в суд.

— Через два дня у Никиты день рождения, — сокрушалась Вероника, — хороший подарок он приготовил сыну!

Мы заставили ее раздеться и попариться. О массаже речь не шла — слишком много больных мест было у нее на теле. Галя размяла ей ступни, положила на лицо горячий компресс.

Лена рассказала Веронике о мебели и попросила у нее совета.