Грех - Патрисия дель Рока

Они тихо рассмеялись.

– Я почему-то вспомнила ту свою статью о гибели матери Гарри Джонсона, – прошептала Рита, по-прежнему глядя в пустоту. – Тогда многие писали гадости об этой смерти. Все-таки уж слишком скандальной она была… Как и смерть принцессы Дианы. Ты понимаешь – сложно удержаться от такого лакомого кусочка. Но я вдруг поняла, что есть пределы, за которые я не хочу ступать. Одно дело – работа, а другое – полностью сгноить душу.

– Не думай, я понимаю, как тебе было сложно удержаться от соблазна написать про Адама Джонсона и его молоденьких любовниц, – мужчина поглаживал ее по бедру. – Так что я тебя не осуждаю. В конце концов, журналистика, как и политика, – это весьма грязная работа. Любимая, почему ты такая изможденная? Может, тебе отпуск взять? Что тебя беспокоит?

Их взгляды встретились.

– Да ничего особенного, просто… я боюсь за свою душу, только не вздумай смеяться! – она приподнялась, пронзив его раздраженным взором. – К тому же, мне бы хотелось, чтобы ты мной гордился, а не терпел мои ужасные выходки. Пожалуй, мне пора подумать о своем поведении.

– Я безумно рад, что я так тебе нужен, – улыбнулся Антуан. – Может, тогда ты в конце концов выйдешь за меня замуж?

– Да! – неожиданно громко воскликнула Рита, кидаясь к нему на шею. – Сейчас это будет правильно. Это придаст мне силы верить в то, что я смогу измениться. Что все будет хорошо.

Но по ее глазам было видно, что она сама в это не верит, хотя и очень старается.

Она не могла поверить. Ее широко распахнутые бирюзовые глаза казались стеклянными. А она – сама себе – статуей, поставленной на этом кладбище. Все стояли вокруг так, словно смерть Антуана де Вилла – само собой разумеющееся событие. Будто так и должно быть.

Рита Свои не замечала чужих слез, потому что не могла выплакать свои. Ей казалось, что ее сердце умерло, а душа – истлела.

Впервые в жизни она поняла, что ей не нужно ничего, кроме этого человека, но… он умер от банального сердечного приступа.

Ей самой хотелось умереть.

Самая большая ирония на свете: «Женские штучки» ожидал от нее пафосной статьи про похороны директора знаменитой закрытой школы, в которой училось аж две знаменитости: Гарри Джонсон и Виктор де Ноблэ. Желтоватый привкус гнили должны были добавить статье и их близкие отношения, о которых все-таки узнали. Журналисты умеют раскапывать информацию, особенно если это касается их конкурентов. И сразу после гибели Антуана в различных газетах и журналах появились псевдо-скорбные статьи, а в особо «желтых» – фотографии импозантного пожилого мужчины рядом с моложавой красавицей-репортершей – их, оказывается, несколько раз тайно сняли в их любимом кафе, куда они иногда ходили. А то, что он ее целовал и нежно прижимал к себе, не позволяло выдать эту интимную встречу за обычное интервью. Появились слухи, что она расплачивается за интервью с некоторыми особенно «важными клиентами» собственным красивым телом.

А ведь еще за день до этого страшного события, в реальность которого она до сих пор не хотела верить, они валялись на кровати и, громко хохоча, придумывали текст пригласительных на свадьбу. Продумывали меню – Антуан серьезно подходил к разным развлекательным мелочам, поднаторев в праздничных вечеринках своей школы. Он казался ребенком, который предвкушает рождество или день рождения.

Что-то такое светлое было в его глазах.

Она вдруг тогда поверила, что все будет хорошо.

А теперь…

Надежда умерла – теперь очередь за ней.

Собственная жизнь вдруг показалась никчемной и ненужной. Пустой. Черно-белой, словно негатив.

Словно ее душе выкололи глаза – и остался лишь мрак.

А она стояла, совершенно позабыв, что надела в этот ужасный день, не видя никого и ничего, кроме гроба. Не замечая испытывающих, полных ненависти и презрения, взглядов остальной толпы «активных участников похорон». На похороны пришли журналисты, выпускники и ученики его школы, родители Риты, которые старались стать подальше от опозорившей их дочери, учителя. Но ни у кого из них не было в глазах столько боли. Хотя остальные, кто видел застывшее лицо репортерши, воспринимали ее «кривляния» за притворство. Некоторых удивляло, что она не взяла с собой фотографа – несколько особенно ушлых представителей желтой прессы все-таки засняли парочку удачных ракурсов.

Гарри Джонсон неожиданно решил вернуться и побыть в одиночестве возле могилы де Вилла. Юноша очень уважал и ценил старого директора, который к тому же вел у них историю, делая свой предмет поучительным и интересным. Большинство учеников его просто боготворили, понимая, какой умный и светлый человек встретился им на их юном пути, когда появление подобных личностей оказывает положительное влияние на формирование детской психики, сотворяя первое понятие об идеалах.

«Классный был учитель! И всегда защищал меня от репортеров», – с этими тоскливыми, гложущими душу мыслями, юноша вернулся к могиле, где уже никого не было. Таинство смерти, и по совместительству балаган, уже закончилось.

Однако, подходя к надгробию, он неожиданно увидел хрупкую женскую фигурку, стоящую на коленях перед могилой. Странным образом среди мраморных статуй она казалась еще одной. Само олицетворение скорби.

Подкравшись поближе, юноша услышал рыдания. Темно-фиолетовый, неприлично яркий плащ и огненные волосы с коричнево-кровавым оттенком, обнажившаяся белая шея с золотой цепочкой. Он сразу узнал женщину – и кулаки сжались автоматически.

«И здесь эта сучка! Никуда мне от нее не деться».

– Как ты мог! Почему ты меня покинул, почему?! Как я буду дальше жить! Моя жизнь бессмысленна! – причитала она, почти лежа на земле.

Гарри поискал глазами фотографа, который, естественно, обязательно должен был заснять эту «трагическую» сцену.

«Какая дешевая реклама! Неужели у «Женских штучек» уже закончились сенсации? Да ни один читатель, даже псих, не поверит, что эта сука может страдать и плакать по Антуану де Виллу! Это же просто… смешно! И гадко. Хотя, я читал, что они спали вместе. Ну да, она же на все пойдет ради своих гадких статеек».

– Что ты здесь вытворяешь! – вне себя от бешенства закричал он, рывком поднимая ее за плечи. – Что это за дешевый цирк?! Да как ты посмела делать рекламу своей мерзкой газетенке на смерти де Вилла! У тебя что, не только совесть закончилась, но и мозги отказали?

Неожиданно она обмякла в его руках и сильно побледнела, закрыв глаза.

– О, как неожиданно! Как театрально! Изобразить обморок в объятиях звезды! – выкрикнул он, яростно тряся хрупкое тело и одновременно все же пытаясь найти взглядом притаившегося фотографа.