1917-й - Год побед и поражений - Владимир Войтинский

Во всем этом не было для Исполнительного комитета ничего нового -- все эти мысли порознь высказывались и раньше в воззваниях, резолюциях, статьях "Известий". Ново было лишь то, что теперь эти мысли были сведены воедино, в определенную тактическую платформу. А еще было ново, что, после принятия этой резолюции, Церетели предложил сообщить ее Временному правительству и добиваться от него соответствующей декларации. Этим намечалась новая форма взаимоотношений между Советом и правительством, и внешняя политика русской резолюции ставилась на новые рельсы: Совет не только добивался

"выпрямления" государственной политики в соответствии со своей программой, отличной от стремлений представленных в правительстве цензовых кругов, но и пытался использовать в интересах борьбы за мир официальный государственный аппарат. Эта новая тактика была принята Исполнительным комитетом почти без прений.

Начались переговоры с правительством. Как-то само собой вышло, что эти переговоры от имени Исполнительного комитета вел Церетели, -- члены "контактной комиссии", действовавшей до сих пор в подобных случаях, должны были отодвинуться на второй план. Переговоры закончились тем, что правительство опубликовало 28 марта декларацию по поводу войны, в которой говорилось:

"Предоставляя воле народа (т.е. Учредительному собранию) в тесном единении с союзниками окончательно разрешить все вопросы, связанные с мировой войной и ее окончанием, Временное правительство считает своим правом и долгом ныне же заявить, что цель свободной России -- не господство над другими народами, не отнятие у них их национального достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народа. Русский народ не добивается усиления внешней мощи своей за счет других народов, как не ставит своей целью ничьего порабощения и унижения. Во имя высших начал справедливости им сняты оковы, лежавшие на польском народе, и русский народ не допустит, чтобы родина его вышла из великой борьбы униженной, подорванной в жизненных своих силах. Эти начала будут положены в основание внешней политики Временного правительства, неизменно проводящего волю народную и ограждающего права нашей родины, при полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников".

Когда теперь перечитываешь этот документ, невольно останавливаешься с изумлением перед вопросом: как могло хоть кого-нибудь удовлетворить подобное нагромождение противоречивых, неискренних, ни к чему не обязывающих слов, а в особенности, как могли мы довольствоваться этой декларацией, зная, что во главе министерства иностранных дел стоит П.Н. Милюков, который имеет свои, вполне определенные взгляды на цели России в войне и который, разумеется, не преминет толковать опубликованное заявление в духе этих взглядов?

Но в то время цитированные слова производили другое впечатление, воспринимались по-иному, нежели теперь. Мы принимали слова декларации за чистую монету и, сравнивая их с

предыдущими заявлениями П.Н. Милюкова, отмечали в них сдвиг в сторону отказа от империалистических целей войны и приближения к демократической платформе мира*. Эта победа "новой тактики" И. Церетели свидетельствовала о возможности установления идейно-политического контакта между Советом и Временным правительством, или, другими словами, между революционной демократией и цензовыми кругами. А такой контакт казался предпосылкой развития революции демократическим путем и предотвращения гражданской войны. Наконец, представлялось хорошим предзнаменованием, что цитированная декларация появилась в день открытия Всероссийского совещания Советов.

& & *

Всероссийское совещание Советов по мысли его инициаторов должно было способствовать сближению между революционными организациями провинции и Петроградским советом, которому, волею судеб, пришлось с первых же дней революции играть роль центрального общероссийского органа. Задача была не столько политическая, сколько организационная. Но в порядке дня совещания, естественно, оказались все основные политические вопросы, стоявшие в то время перед демократией (о войне, об отношении к Временному правительству, о земле, об Учредительном собрании и т.д.). Вопросы эти приходилось решать в новой, не предвиденной революционными партиями и до крайности сложной обстановке. Но, насколько мне известно, нигде на местах эти вопросы не подвергались серьезной предварительной разработке. Да и в Петрограде за составление проектов резолюций принялись в самый последний момент.

В совещании участвовало, считая и петроградцев, свыше 400 человек. Их партийный состав определить было нелегко, так как среди делегатов было много людей, до революции не входивших ни в какие партии и лишь в марте объявивших себя социалистами. Преобладали все же эсеры. Меньшевиков было 80--90, большевиков -- столько же или немного меньше. Много было солдат, довольно смутно разбирающихся в обсуждаемых вопросах.

Среди делегатов-большевиков я встретил Севрука58, с которым некогда работал вместе в петроградской партийной организации, -- теперь, приехав на совещание в форме офицера-летчика в качестве представителя какого-то прифронтового Совета,

? Именно так (как о победе демократии) писал и я в "Известиях" о декларации правительства.

он оказался сторонником "революционного оборончества". Вдвоем с ним мы принялись убеждать большевиков, что в вопросе о войне необходимо образовать единый фронт с меньшевиками и эсерами. Такое объединение казалось нам вполне возможным: нужно было лишь найти формулу, которая соединяла бы революционный циммервальдизм с обороной.

Для выработки такой формулы большевистская фракция совещания выделила особую комиссию, в которую в качестве сторонников "революционного оборончества" вошли Севрук и я, а нашим наиболее ярким противником оказался Н.Н. Крестинский5' (нынешний представитель СССР в Берлине). Целый вечер прошел в бесплодных спорах, и в результате мы убедились, что столковаться нам невозможно. Было решено, что от лица большевистской фракции будет предложена совещанию резолюция, направленная против "революционного оборончества", но члены фракции не будут связаны в этом вопросе дисциплиной и меньшинство сможет голосовать за резолюцию Исполнительного комитета.

Докладчиком по вопросу о войне на совещании выступил Церетели. Резолюция, которую он защищал, должна была закрепить во всероссийском масштабе ту политику, которую несколько дней перед тем принял Исполнительный комитет. Сочувственно отметив декларацию правительства, опубликованную 28 марта, резолюция заявляла:

"Придавая огромное значение этому акту Временного правительства, российская демократия видит в нем важный шаг вперед навстречу осуществления демократических принципов в области внешней политики. Советы раб(очих) и солд(атских) деп(утатов) со всей энергией будут поддерживать все шаги Временного правительства в этом направлении и призывают все народы, как союзных, так и воюющих с Россией стран, оказать давление на свои правительства для отказа от завоевательных программ. Вместе с тем каждый народ обеих коалиций должен настоять, чтобы его правительство добивалось от своих союзников общего отказа от завоеваний и контрибуций. Со своей стороны, Исполнительный комитет поддерживает необходимость переговоров Временного правительства с союзниками для выражения общего соглашения в указанном смысле.

Революционный народ России будет продолжать свои усилия для приближения мира на началах братства и равенства свободных народов. Официальный отказ всех правительств от завоевательных программ -- могучее средство для прекращения войны на таких условиях.

Пока эти условия не осуществлены, пока продолжается война, российская демократия признает, что крушение армии, ослабление ее устойчивости, крепости и способности к активным операциям* было бы величайшим ударом для дела свободы и для жизненных интересов страны. В целях самой энергичной защиты революционной России от всяких посягательств на нее извне, в видах самого решительного отпора всем попыткам помешать дальнейшим успехам революции, совещание Советов рабочих и солдатских депутатов призывает демократию России мобилизовать все живые силы страны во всех отраслях народной жизни для укрепления фронта и тыла. Этого повелительно требует переживаемый Россией момент, это необходимо для успеха великой революции"**.

Приведенная резолюция не только восстанавливает позицию совещания в вопросе о войне, но вместе с тем свидетельствует, до какой степени "революционное оборончество" в том виде, как защищал и проводил его Церетели, было логическим продолжением "интернационализма", нашедшего свое выражение в советском воззвании от 14 марта.

Доклад Церетели и внесенный им проект резолюции вызвали возражения со стороны большевиков. Но прения носили (сравнительно со спорами позднейшего времени) сдержанный характер. В конце концов текст Исполнительного комитета был принят большинством в 325 голосов против 57, при 20 воздержавшихся. Голоса большевиков раскололись: часть их -- приблизительно треть фракции --голосовала с оборонцами.