Не делись со мной секретами - Джой Филдинг

– Знаю, – отозвалась Джесс голосом, полным сарказма. – Ты не забываешь обид. Ждешь возможности расквитаться. – В следующее мгновение она уже поднималась по лестнице вслед за сестрой. – Морин, пожалуйста, подожди. Я хочу поговорить с тобой.

– Тебе нечего мне сказать, – отозвалась Морин, отворяя дверь детской комнаты, оклеенной светло-сиреневыми обоями. В нос Джесс бросился сильный запах талька, подобный крепкому наркотику. Она несколько отпрянула, и у нее опять закружилась голова, перед глазами пошли круги. Она прислонилась к притолоке двери, наблюдая, как Морин хлопотала над своими маленькими дочками.

Детские кроватки стояли под прямым углом у противоположной стены. Над ними на ниточках висели крошечные жирафы и плюшевые медвежата. Посреди комнаты стояли большая плетеная качалка и мягкое кресло, обитое материей в бело-розовую полоску, а также столик для пеленания и высокая стопка бумажных пеленок в красочной обертке. Морин склонилась над кроватками и ворковала над своими малышами, разговаривая с Джесс через плечо слегка нараспев, что смягчало остроту ее слов.

– Я не понимаю тебя, Джесс. Честно, не понимаю. Ты же знаешь, что Барри и наполовину не принимает всерьез то, что говорит. Ему просто нравится подтрунивать над тобой. Почему ты всегда попадаешься ему на крючок?

Джесс покачала головой. С кончика ее языка готовы были сорваться миллионы объяснений, но она проглотила упрек, позволив себе лишь извиниться:

– Мне очень жаль. Прости. Я не должна была так терять контроль над собой.

– Не знаю, как это получается всегда, когда вы сходитесь с Барри вместе. Только раз от разу все хуже.

– Как бы я ни старалась, он всегда находит возможность зацепить меня.

– Ты сама себя дергаешь.

– Может быть. – Джесс стояла, прислонившись к двери, и слушала, как затихают младенцы при звуке материнского голоса. Может быть, ей рассказать о том, что ей угрожал Рик Фергюсон, и о кошмаре и приступах беспокойства, которые явились следствием этой угрозы? Может быть, Морин обнимет ее и приласкает, скажет ей, что все будет в порядке? Как она нуждалась в этом объятии, как она жаждала, чтобы ее приласкали!

– У меня выдался действительно скверный день.

– У нас у всех бывают свои скверные дни. Но это не дает тебе права вести себя придирчиво и нелюбезно.

– Я же извинилась.

Морин вынула из кроватки одного из близнецов.

– Вот, Кэрри, иди наплюй на свою противную тетушку Джессику. – Она передала младенца в руки Джесс.

Джесс прижала ребенка к своей груди, ощущая губами мягкость головки младенца, вдыхая сладковатый запах, исходящий от него. Если бы только она могла все вернуть, начать все сначала, она бы многое сделала по-другому.

– Иди к своей мамочке, Кло. – Морин взяла на руки второго ребенка. – Необязательно из-за всего устраивать стычки, – сказала она Джесс, нежно баюкая младенца.

– В юридическом колледже нас учили не этому.

Морин улыбнулась, и Джесс поняла, что получила полное прощение. Морин никогда не сердилась долго. Она с детства отличалась своей незлобивостью, всегда стараясь все уладить, в отличие от Джесс, которая могла точить зуб на кого-нибудь много дней – черта, которая просто сводила с ума их мать.

– Думала ли ты... – начала фразу Джесс, потом заколебалась, не зная, стоит ли продолжать. Раньше в разговорах с Морин она не затрагивала эту тему.

– Думала ли я о чем?

Джесс начала баюкать ребенка, покачивая его на руках.

– Казалось ли тебе когда-нибудь, что ты видишь... маму? – медленно спросила она.

На лице Морин отразилось потрясение.

– Что?

– Казалось ли тебе когда-нибудь, что ты видишь... маму? – повторила Джесс, стараясь говорить спокойным голосом, стараясь не смотреть в испуганные глаза Морин. – Знаешь, в толпе. Или на другой стороне улицы. – Ее голос прервался. Неужели она говорит так же нелепо, как и чувствует себя?

– Наша мама умерла, – твердо произнесла Морин.

– Я просто имела в виду...

– Зачем ты мучаешь так себя?

– Я ничего плохого себе не делаю.

– Посмотри на меня, Джесс, – попросила Морин, и Джесс неохотно повернулась в сторону сестры. Две женщины, каждая из которых держала на руках младенца, всматривались в карие глаза друг друга, находясь на разных концах комнаты. – Наша мама умерла, – повторила Морин, в то время как Джесс чувствовала, как немеет ее тело.

Они услышали звонок в дверь.

– Это отец, – сказала Джесс, горя желанием вырваться из-под пытливого взгляда сестры.

Но Морин не отрывала от нее глаз.

– Джесс, думаю, что тебе надо встретиться со Стефани Банэк.

Джесс слышала, как открылась парадная дверь, слышала, как в прихожей отец обменялся любезностями с Барри.

– Стефани Банэк? Зачем мне с ней встречаться? Она – твоя приятельница.

– Она еще и врач.

– Мне не нужен врач.

– Думаю, что он тебе нужен. Послушай, я напишу на бумажке для тебя ее телефон. Хочу, чтобы ты ей позвонила.

Джесс хотела возразить, но передумала, когда услышала шаги отца, поднимавшегося по лестнице.

– Вот, посмотрите-ка на них! – зашумел отец прямо с порога. – Все мои замечательные девочки собрались в одной комнате. – Он подошел к Джесс, заключил ее в объятия, поцеловал в щеку. – Как ты, куколка?

– Нормально, папа, – ответила Джесс, впервые за весь день почувствовав, что, может быть, так оно и есть.

– А как моя другая куколка? – спросил он Морин, теперь обнимая ее. – А как мои маленькие куколки? – продолжал он спрашивать, стягивая всех в одну кучу. Он взял Кло из рук матери, покрыв – лицо ребенка поцелуями. – О мои сладкие! Вы мои ягодки! – приговаривал он. – Как я люблю вас! Да, очень люблю. – Он замолчал, улыбаясь своим собственным двум девочкам. – То же самое я сказал вчера вечером девочке постарше, – сообщил он им, потом отступил на шаг и стал ждать, как они к этому отнесутся.

– Что ты такое сказал? – спросила Морин.

Джесс промолчала. Морин опередила ее своим вопросом.

Глава 5

Первый час после ухода из дома сестры Джесс потратила на то, что колесила в своей машине по улицам Эванстона, стараясь не думать о том, что говорил отец за обедом. Но, понятно, ни о чем другом она не могла думать.

– То же самое я сказал вчера вечером девочке постарше, – объявил он спокойным, довольным и уверенным голосом. Как будто влюбиться было обычным делом, как будто он объявлял о таких вещах чуть ли не каждый день.

– Расскажи нам все о ней, – попросила его Морин за обеденным столом, наливая подобие черепашьего супа, а Джесс пыталась стереть из памяти видение искалеченной черепашки. – Мы хотим узнать о ней абсолютно все. Как ее зовут? Как она выглядит? Где ты с ней познакомился? Когда ты ее покажешь нам?

Нет, подумала Джесс, не говори нам больше ничего.

– Ее зовут Шерри Хасек, – гордо объявил отец. – Она такая миленькая. Невысокая, худощавая, темные, почти черные волосы. Думаю, она красится...

Джесс удалось отправить в рот ложку супа, от которого онемел кончик языка, она обожгла небо. Ее мать была высокая, пышногрудая, красивые каштановые волосы подернулись сединой. Она всегда ненавидела крашеные в черный цвет волосы, говорила, что они кажутся ей фальшивыми. Отец с этим соглашался. Неужели он мог забыть, недоумевала она, преодолевая желание напомнить ему об этом, чувствуя, как суп горячим комом опускается в желудок. Картина безголовой черепашки стояла у нее перед глазами.

– Мы встретились полгода назад на занятиях по живописи, – продолжал он.

– Не говорите только, что она натурщица, – засмеялся Барри, склонившись над своей тарелкой супа.

– Нет, она такая же учащаяся, как и я. Всегда любила живопись, но не находила времени для этого занятия. Как я.

– Она вдова? – спросила Морин. – Что такое, Джесс? Тебе не нравится суп?

Нет, она не была вдовой. Разведена. Уже почти пятнадцать лет. Пятидесяти восьми лет, мать трех взрослых сыновей. Работала в антикварном магазине. Ей нравились яркие цвета. Она носила длинные развевающиеся юбки и сандалии фирмы «Биркенсток». Она первая предложила выпить по чашечке кофе после занятий. Видно, она разбиралась в стоящих вещах. Арт Костэр определенно был стоящим человеком.

Джесс повернула за угол и опять оказалась на Шератон-роуд, с одной стороны которой расположились величественные дома, а с другой – озеро Мичиган. Сколько времени она колесила по темным улицам Эванстона? Должно быть, долго. Уже начал накрапывать дождь. Ей пришлось включить на машине «дворники». Один из них заклинило, он прополз по стеклу с огромным усилием. Все-таки дождь, а не снег, подумала она, не зная, что лучше. С озера накатывал туман.

Октябрь – самый неверный месяц, время привидений и теней.

Люди всегда радуются великолепным цветам осени, красным, оранжевым и желтым, которые изменяют летние зеленые тона, а потом вообще приходят им на смену. Джесс никогда этого не понимала. Для нее перемена в окраске означала только одно: листья умирали. И сейчас деревья почти полностью обнажились. Те листья, которые еще держались, выцвели, сморщились, потеряв свою прелесть. Жалкие остатки когда-то цветущей природы, как люди, покинутые в старых домах, они могли ждать теперь только одного посетителя – смерти. Как одинокие люди, которым недостает любви.