Легенда о воре - Хуан Гомес-Хурадо

Рабов из Индий почти не существовало, ими становились лишь те, кто поднял вооруженное восстание против испанцев. Так поступили гордые карибы, которые боролись с врагами, но не могли совладать с ними своим примитивным оружием. Выживших превратили в рабов, "военные трофеи". Клара тоже была одной их них, хотя унаследовала рабство от матери.

- Как тебя зовут, девочка?

- Клара.

- Хорошо, Клара с Карибов. Подожди здесь, пока я подготовлюсь.

Монардес вернулся через несколько минут, в черных плундрах [5] и хубоне по севильской моде. Пошарил в ближайшем шкафу и на столе, засовывая различные предметы в кожаную сумку с веревочной ручкой. Закончив, он вернулся к девушке и слегка поклонился.

- Боюсь, что я не представился. Николас де Монардес, лекарь и травник.

Несмотря на простоту сказанного, поклон был немыслимым жестом для мужчины с положением в отношении скромной рабыни. Клара не могла удержаться от улыбки, хотя была немного встревожена. Этот мужчина был самым странным человеком, какого она только видела в жизни.

- А теперь следуй за мной, Клара с Карибов. Пойдем, глянем на твоего хозяина.

Обратный путь они проделали гораздо медленней. Старый лекарь с трудом передвигался, и через каждые несколько кварталов останавливался, чтобы передохнуть, но рядом с ним Клара не боялась. От этого человека исходил ореол власти, хотя он был безоружен. Никто их не побеспокоил, и они добрались до особняка Варгаса без происшествий. Они начались, когда лекарь появился в комнате больного, который снова пришел в себя и выл от боли. При виде Монардеса Варгас сердито запротестовал, немедленно позабыв о боли. Лекарь велел Кларе и Каталине выйти и закрыл за ними дверь. Рабыни остались неподалеку, слушая медленно затихающие крики хозяина, хотя и не могли разобрать, что именно произнес своим мягким и спокойным голосом лекарь.

Через некоторое время из двери высунулся Монардес и попросил кипяток, а когда его принесли, снова заперся с больным. Час спустя он открыл дверь. Под глазами у него пролегли темные круги, а сердце колотилось.

- На сегодня достаточно.

- Как он себя чувствует? - спросила встревоженная Каталина.

- Сейчас он спит. Приготовьте постель и для бедного старика, - велел лекарь, отказавшись дать рабыням какие-либо другие объяснения.

VII

Работа в таверне была совершенно изнурительной.

Тем не менее, гордость не позволяла Санчо сдаться. А также неопределенное будущее, которое ждало его на улицах, без работы и без единой души, которая бы за него заступилась. Иногда он заставал врасплох мучимых голодом уличных беспризорников, глядящих сквозь окна запавшими глазами. Все они были истощенными, бедно одетыми детьми, похожими на безвестных призраков с выпирающими костями. Как-то раз он не выдержал этих взглядов и высунулся из-за двери "Красного петуха" с корзиной хлеба, который дети в мгновение ока выхватили у него из рук. Кастро устроил ему за это приличную взбучку, но мальчика это не волновало.

Трактирщик частенько его поколачивал, обычно награждал подзатыльником или пинал под зад. Не слишком сильно, но унизительно.

- Пошевеливайся, парень, - говорил он, качая головой и глядя на посетителей, которым хотел угодить. Те обменивались с Кастро понимающими взглядами и хохотали, демонстрируя наполовину прожеванную еду во рту и проливая на пол вино.

Санчо сжимал зубы и ждал.

Не прошло и недели, как он возненавидел Кастро всеми фибрами души. Ненависть отступала лишь тогда, когда они садились за стол. Каким бы он ни был мерзавцем, трактирщик всё же оказался великолепным поваром и кормил его, не жадничая. Когда они ели в тишине, уставившись в свои тарелки и работая ложками, Санчо был настолько благодарен возможности наполнить желудок и немножко посидеть, что почти чувствовал признательность к Кастро. Но как только они возвращались к работе и вкус еды вытеснялся треском оплеух и издевательским хохотом, в его сердце снова пробуждалась злость.

Ночами он спал на полу кухни, на нескольких старых одеялах, и ему снилось море и Индии. Он воображал, как зайцем пробирается на корабль или поступает на службу юнгой, хотя давным-давно брат Лоренсо объяснил ему, что первых с корабля вышвыривали, а вторые, наоборот, никогда в своей жизни его уже не покидали. Он видел слишком много измученных моряков, блуждавших по улицам Севильи, чтобы понять, что это не лучший путь. Чтобы пересечь мир, нужно было иметь профессию или состояние, и то, и другое он мог получить в качестве ученика банкира. Его не волновало, что большая часть религиозного севильского общества с неодобрением смотрела на это ремесло, считая его формой ростовщичества.

Когда он просыпался, гнетущее зрелище хлипких столов и земляного пола перечеркивало его мечты. В конце зала находилась маленькая деревянная лестница, которая вела в покои второго этажа. Три комнаты соединял узкий коридор. Ближайшую к лестнице занимал Кастро. Средняя была свободна, там трактирщик держал всякую рухлядь. В третьей жил человек, благодаря которому жизнь Санчо изменится навсегда.

Первый раз он увидел постояльца "Красного петуха" спустя два дня после начала работы в таверне. Кастро не говорил о нем раньше и не слишком много рассказал в ответ на вопрос мальчика.

- Он ирландец, скрывается от преследования этих проклятых еретиков англиканцев. Не знает языка христиан, платит мало и с опозданием, нужно быть святым, чтобы терпеть его пребывание здесь.

Он выпятил грудь, ожидая, что мальчик похвалит его за чувство сострадания. Но Санчо, всё тело которого было усыпано свидетельствами милосердия трактирщика, оставил эти слова без внимания.

- Думаете, он сражался против англичан? - изумленно спросил он.

- Какого дьявола ты задаешь столько вопросов? Марш мыть посуду, паршивец! - выругался в ответ Кастро, пнув ушат с грязной водой, где они споласкивали посуду.

С этой минуты в Санчо вспыхнуло любопытство, и он с огромным интересом начал изучать заморского гостя. Тот был среднего роста, молодой и красивый, хотя спереди его волосы уже начали редеть, образуя небольшой каштановый островок там, где у других обычно висела челка. Он носил простую скромную одежду светло-коричневых цветов, столь выделявшихся на фоне строгого черного, что был в моде у кастильцев и андалузцев. Он никогда не носил на виду шпагу или другое оружие, но всегда имел при себе свечи и листки бумаги, которые уносил в свою комнату. Он мог сидеть в ней взаперти пару дней или, наоборот, столько же не приходить ночевать. Входя, он приветствовал их наклоном головы и исчезал наверху.