Всадник. Легенда Сонной Лощины - Кристина Генри

признаться в том, что я подслушивала под дверью, но, будем надеяться, Бром закроет на это глаза. Единственными, кто мог поведать мне о Бендиксе, были Бром и Катрина, а ома по своей воле никогда ничего не расскажет.

Что делать дальше, после разговора, я не знала. Попытаться что-нибудь выяснить об убийце овец? Я содрогнулась, но взяла себя в руки. Ладно, вчера я сломалась, но я все же в близком родстве с Бромом Бонсом. Теперь я знаю, чего ожидать, – и больше не испугаюсь.

От мыслей о Всаднике мой разум отгородился. Не хотела я сейчас думать о нем – и точка.

В столовую я спустилась, продолжая размышлять.

Бром и Катрина, конечно, не захотят, чтобы я влезала в это дело, но я отчего-то чувствовала свою ответственность перед Кристоффелем. При жизни он мне не нравился, но я помнила, каким печальным и жалким выглядело его тело, валявшееся в лесу, как выброшенный мусор. Кто-то должен был позаботиться о нем. Я знала, Бром заинтересован в том, чтобы найти убийцу. Но, разыскивая виновного, он не станет думать о Кристоффеле. Он будет думать о Лощине, о жителях деревни, о предотвращении новой трагедии. И теперь, когда кто-то (что-то?) напал на наших овец, Бром точно займется расследованием самолично.

А еще – Бендикс. Не забывай о своем отце.

Бром уже завтракал, загребая ложкой возвышающуюся на его тарелке неизменную гору еды. Стол был уставлен блюдами, накрытыми крышками. Катрина совещалась с Лотти насчет обеда. На ее тарелке не было ничего, кроме нескольких хлебных крошек. Уверена, бабушка, вечно озабоченная сохранением своей девичьей фигуры, съела разве что тоненький тост.

Я села, чувствуя себя необычайно скованно. Не могла же я говорить о вчерашних событиях в присутствии Катрины – она пришла бы в ярость, узнав, что я была в лесу возле тела Кристоффеля. И уж точно не следовало ничего обсуждать, пока Лотти находилась в комнате. Катрина сказала бы, что это личное дело, а мы никогда не обсуждали личные дела при слугах.

Ома покосилась на меня, когда я села за стол, но ничего не сказала о моем наряде. Ее сдержанность я приписала присутствию Лотти, которая незаметно подмигнула мне.

Зардевшись, я уставилась в пустую тарелку. Лотти, конечно, хотела как лучше. Несомненно. Но это подмигивание означало: все в доме знают, что вчера ночью Бром внес меня в дом на руках, как младенца. Я как-то и не подумала о слугах, и теперь меня беспокоило, что все вокруг станут сплетничать обо мне, перешептываться, рассказывая друг дружке, как я тряслась да дрожала.

Бром похлопал меня по руке. Я подняла глаза.

–Все в порядке, Бен, – улыбнулся он.

Как обычно, Бром, видимо, понял, о чем я думаю и что чувствую. И, похоже, мое вчерашнее «выступление» вовсе не вызвало у него отвращения.

Так что я принялась снимать крышки с блюд и накладывать себе еду. От сердца отлегло – такой легкости я не чувствовала с тех пор, как мы с Сандером играли в лесу в «соннолощинских». Казалось, это было целую вечность назад, а не вчерашним утром.

Лотти вернулась в кухню. Катрина тут же стала неодобрительно смотреть на мою тарелку и уже открыла рот, чтобы высказаться насчет количества пищи на ней, а мои уши уже готовы были вспыхнуть огнем, но Бром наградил жену каким-то нечитаемым взглядом, и Катрина, не промолвив ни слова, сжала губы так плотно, что они побелели.

Понимая, что держать себе в узде она будет, только пока Бром тут, я, следуя примеру дедушки, приступила к трапезе, быстро-быстро запихивая еду в рот. Если повезет, думала я, можно будет последовать за дедом, когда он отправится в свой ежедневный обход фермы. Тогда я смогу поговорить с ним, избежав заодно бдительного ока Катрины.

Но я управилась лишь с половиной своей порции, когда Бром, отодвинув опустевшую тарелку, встал.

– Я ухожу, любовь моя, – сказал он.

– Ты куда? Можно и мне с тобой? – вскинулась я.

Позже Лотти наверняка разрешила бы мне стащить что-нибудь из кладовки, если я проголодаюсь. Не нужен был мне этот завтрак. Куда более важным казалась возможность поговорить с Бромом.

– Не сегодня, – ответил он. – Мне нужно заглянуть в деревню.

Бром и Катрина обменялись одним из своих тайных взглядов, тех, что порой заключали в себе целый разговор. Что бы ни задумал Бром, он не хотел, чтобы я об этом знала. Или, по крайней мере, этого не хотела Катрина. Значит, поняла я, его дело как-то связано с Кристоффелем или даже с Бендиксом. Если бы я поторопилась, могла бы успеть за Бромом в деревню.

Я быстренько отправила в рот еще пару кусочков, чуть не подавившись сосиской. Ладно, пускай я не могла пойти с Бромом, но покинуть столовую мне хотелось как можно скорее. Не в моих интересах было оставаться в комнате наедине с бабушкой.

Бром поцеловал Катрину на прощание – с какой-то необычной нежностью. Катрина прижала ладонь к щеке Брома, когда он отстранился от нее, и дед замер, словно окаменев. Эти двое тонули сейчас в глазах друг друга.

Отвратительно. Они же старые. Когда они перестанут вести себя как новобрачные?

Хотя вообще-то не такие уж они и старые, напомнила я себе. Брому всего пятьдесят два, Катрине – пятьдесят. Как и большинство обитателей Лощины, они поженились совсем юными – Катрине только-только исполнилось восемнадцать. Как и мои родители…

Значит, Катрина, вероятно, считает, что ты выйдешь замуж через четыре года.

При этой мысли я содрогнулась.

Бром наконец оторвался от Катрины и хлопнул меня по плечу:

– До встречи, Бен.

– Я тоже пойду, – сообщила я, наспех запивая съеденное чаем.

– Куда это? – хором поинтересовались они.

Раньше так спрашивала только Катрина – стремясь сразу после ответа заявить, чтобы я не смела делать то, что задумала. Но с Бромом была совсем другая история. Он никогда не удосуживался проверять, где и с кем я гуляю, и, кажется, никогда не считал, что я могу влипнуть в какие-то неприятности. Мое вчерашнее поведение, похоже, по-настоящему обеспокоило его.

– О, просто пойду поищу Сандера, – соврала я.

Не собиралась я искать Сандера, потому что, хотя у меня и не было пока каких-то конкретных планов, я знала наверняка: мои идеи смутят и встревожат его. Сандер был беспокойным от природы мальчишкой, обладающим к тому же скверной привычкой рассказывать своей матери то, что должно было бы остаться между нами.

– Ты не понимаешь, Бен, – говорил в таких случаях Сандер. – Мама смотрит на меня, и я чувствую, что должен