Смысл жизни человека: от истории к вечности - Юрий Стрелец

Занятия науками и, тем более, философией не должны сопровождаться скукой и мрачностью. Монтень призывает к жизнелюбию, без которого невозможно осмысление жизни. «Странное дело, но в наш век философия, даже для людей мыслящих, всего лишь пустое слово, которое, в сущности, ничего не означает; она не находит себе применения и не имеет никакой ценности ни в чьих-либо глазах, ни на деле. Полагаю, что причина этого – бесконечные словопрения, в которых она погрязла. Глубоко ошибаются те, кто изображает ее недоступною для детей, с нахмуренным челом, с большими косматыми бровями, внушающими страх. Кто напялил на нее эту обманчивую маску, такую тусклую и отвратительную? На деле же не сыскать ничего другого столь милого, бодрого, радостного, чуть было не сказал – шаловливого. Философия призывает только к праздности и веселью. Если перед вами нечто печальное и унылое – значит, философии тут нет и в помине».182

С этими словами Монтеня, возможно, согласился бы Френсис Бэкон – сам никогда не бывший в «праздности», но считавший научное и философское познание делом свободных и радостных людей.

Scientia est potentia – знание – сила – стало девизом этих свободных людей: «Здравствуйте, мужи – глашатаи, вестники Бога и смертных!.. И наша труба зовет людей не ко взаимным распрям или сражениям и битвам, а, наоборот, к тому, чтобы они, заключив мир между собой, объединенными силами встали на борьбу с природой… и раздвинули…

границы человеческого могущества».183

В помощь познанию даны Природа и Откровение – дело рук Божьих, «но для объяснения божественного Писания недопустимо прибегать к тому же способу, что и для объяснения писаний человеческих, так же как и не допустимо обратное». Признавая истину и того, и другого, сам Бэкон отдавался пропаганде постижения естественного. У божественного и без него было слишком много служителей и защитников».184

Такой же «естественный свет» Бэкон проливает и на этику, предметом которой является человеческое волеизъявление, опирающееся на разум, с целью освобождения от многочисленных «идолов» познания. Бэкон отдает дань великим этическим размышлениям античных авторов – Платона и Аристотеля, стоиков и эпикурейцев. Особенно его привлекает содержательное различение активной и созерцательной жизни, нравственного основания и полезности человеческих поступков. Благо совершенствования как смысл жизни для Бэкона выше блага самосохранения. «Первое таит в себе постоянную новизну и разнообразие, оплодотворяет жизнь целью, смягчает удары судьбы и времени… Второе ввергает в однообразный и узкий круг удовольствий, чреватых пресыщением и растратой лучших жизненных сил».185

Исходя из античных размышлений о добродетельной жизни, Бэкон утверждает приоритет общественного блага перед индивидуальным: подлинное душевное здоровье человека, обретающего столь же подлинный смысл своего существования, проистекает не из созерцательности, душевной безмятежности, а из активной позиции индивида в контексте общественных обстоятельств.

В центре общественного блага – долг, понимаемый не просто как сумма обстоятельств, а как позитивное благорасположение к другим людям. Долг, его осознание – возможность нравственной деятельности;

переход возможности в действительность осуществляется не помыслами только, пусть благими, но конкретными добрыми делами.

Высочайшее достоинство человека заключается в доброте: «Доброта соответствует евангельскому милосердию; излишество в ней невозможно, возможны лишь заблуждения…»186

Важной особенностью этики Бэкона является ее тесная связь с психологией, с анализом человеческих влечений и аффектов, мотивирующих поступки людей. Так, смысложизненная проблематика обретает цельность, практически заостряется и, не ограничиваясь рассуждениями о должном, выходит в сферу сущего.

Эмпирической линии новоевропейской философии («путь муравья») противостояла ее рационалистическая линия, согласно которой разум – главный гарант не только познания, но и существования человека, как такового. «Мыслю, значит, существую» (cogito ergo sum), заявил Рене Декарт – великий французский представитель рационализма («путь паука»), для которого проблематика смысла жизни стала особой сферой приложения разума в его концентрированном виде и применении: «заметив, что истина: я мыслю, следовательно, существую столь прочна и столь достоверна, что самые причудливые предположения скептиков не способны ее поколебать, я рассудил, что могу без опасения принять ее за первый искомый мною принцип философии».187

Возвеличивая роль мышления в его функции самосознания (самопознания), Декарт не проходит мимо понятия «мудрость» – главного инструмента поиска смысла жизни человека. Мудрость он обозначает как познание истины по ее первопричинам, и философами по преимуществу являются те, кто отыскивает «первые причины» и «истинные начала», из которых выводятся объяснения всего доступного для познания: «Вся философия подобна как бы дереву, корни которого – метафизика, ствол – физика, а ветви, исходящие от этого ствола, – все прочие науки, сводящиеся к трем главным: медицине, механике и этике. Под последней я разумею высочайшую и совершеннейшую науку о нравах; она предполагает полное знание других наук и есть последняя ступень к высшей мудрости. Подобно тому, как плоды собирают не с корней и со ствола дерева, а только с концов его ветвей, так и особая полезность философии зависит от тех ее частей, которые могут быть изучены только под конец».188

Вглядываясь в это «декартово дерево», мы понимаем, что мудрость, а, значит, и смысложизненные поиски не локализованы в какой-то части этого дерева, начинаясь с корней и заканчиваясь «концами ветвей». Сам искомый смысл жизни все время отодвигается, растет вместе с деревом и его кроной, предполагая «полное знание других наук». Декарт сознает, что окончательная формулировка смысла жизни невозможна, но это не причина для отчаяния, так как смысл не только впереди, но и в основе познания, в метафизических «корнях» – первоначалах. Первоначалом же человеческого «я существую» является «я мыслю» Знаменитое «cogito ergo sum» можно перефразировать следующим образом: «я мыслю смысл жизни, значит я существую».

Известный отечественный философ М.К. Мамардашвили, высоко ставивший труды Декарта и написавший свои «Картезианские размышления», так выразил «когитальную» задачу, стоящую перед человеком: «помыслить нечто в качестве возможности своего мышления…» Квинтэссенцией этого «нечто» можно считать смысл жизни. В этом состоит, очевидно, и смысл самой философии как философствования, а не пересказа замечательных, но чужих мыслей. Задачей философии, которую вычитал Мамардашвили у Декарта, является создание пространства, в котором воссоздается мыслящий. Воссоздается личность, способная самостоятельно думать, принимать решения и т.д. Так когитальный акт смыкается с онтологическим, с экзистенциальным.

Другим великим рационалистом Нового времени, считавшим, что человеческий дух обладает собственным «естественным светом», проливающимся на весь мир, был Бенедикт (Барух) Спиноза.

Высшим родом познания, полагал голландский мыслитель, является интеллектуальная интуиция, позволяющая установить непосредственный контакт с бесконечной Божественной Субстанцией. «Интуитивное знание, согласно Спинозе, имеет и непосредственное отношение к познанию сущностей вещей»189 «Под интуицией Спиноза понимает также постоянное стремление человеческого духа к целостному охвату объекта, завершаемому познанием наиболее грандиозного объекта, каким является природа – вселенная… Такой интуитивно-целостный охват всей Вселенной называется познанием ее разумом «с точки зрения вечности…».190 Таким образом, смысложизненная проблематика фундируется максимальной целостностью знания, способностью человека к образованию идей «первого рода» – идей бесконечности и вечности.

Идея актуальной, абсолютной бесконечности рождается из глубин человеческого духа и является гарантом достоверности всех остальных знаний, идей «второго рода». Первой причиной всех вещей выступает Бог, и, понимаемый таким образом, он представляет собой «существо» (ens), сущность которого с необходимостью полагает его существование. Совпадение сущности с существованием невозможно для человека, но может рассматриваться как высший образец, идеал, как смысл жизни: «Ведь вечная и бесконечная сущность Бога, составляющая глубочайшую основу всей природы, непосредственно запечатлена, как считает Спиноза, и в любой человеческой душе».191 Человек конгениален, интеллектуально соразмерен Богу, значит смысложизненные поиски в принципе оправданы, хотя и беспредельны.