От Бисмарка к Гитлеру - Себастьян Хаффнер

Этот переворот случился в английской политике относительно поздно, а именно лишь в 1904 году, если брать сближение с Францией, и лишь в 1907 году, что касается России. В 1904 году Англия в основном уладила свои колониальные конфликты с Францией, которые к концу девятнадцатого века еще раз опасно обострились. Ядром англо-французского колониального соглашения было то, что французы отказались от притязания на Египет, а англичане за это предоставили им свободу рук в тогда еще не колонизированном Марокко. Как раз здесь немцы попытались теперь отравить французам и англичанам радость от их нового «сердечного согласия[11]», тем что они со своей стороны — это было их первое активное вмешательство в колониальный вопрос — выступили в Марокко против Франции. Дело дошло до первого настоящего кризиса на протяжении долгого мирного времени между 1890 и 1914 гг., первого марокканского кризиса 1905 года, который начался тем, что немцы послали кайзера Вильгельма II. в Танжер, и он дал там своего рода гарантии марокканской независимости против Франции.

Этот кризис отчётливо показал недостаток координации в германской внешней политике. В 1905 году Россия была связана войной с Японией, исход которой для России был плачевным. Россия пережила первую революцию. Она на время почти перестала быть в Европе державой. В германском Генеральном Штабе, которым руководил в то время Альфред фон Шлиффен, одна из важнейших фигур немецкой политики того времени, из этого образовалась мысль о превентивной войне против Франции. Русско-французский альянс казался моментально парализованным, Россия недееспособной. Франция связала себя колониальной компенсацией вместо сближения с Англией. Теперь Шлиффену казалось, что возникла возможность использовать Марокко как предлог для того, чтобы «рассчитаться» с Францией. Он видел пришедшую возможность в односторонней войне, в которую Россия реально не вмешается, а Англия на континенте едва ли сможет играть какую-либо роль, настолько ослабить Францию, что она надолго еще не сможет больше приниматься в расчет в будущих комбинациях великих держав.

Это планирование, исходившее от Генерального Штаба, было одобрено наиболее влиятельным тогда человеком в департаменте внешних сношений — исполнительным советником Хольштайном, и он уговорил рейхсканцлера и министра иностранных дел Бюлова присоединиться к этой политике. Но Бюлов не хотел никакой войны, он желал чисто дипломатического триумфа, который убедил бы французов в том, что для них в случае реальной опасности будет бесполезен как альянс с русскими, так и соглашение с Англией, и при известных условиях он должен сделать это для будущих германских комбинаций.

Кайзер в конце концов вообще не желал никакого кризиса и уж совсем не хотел никакой войны. В противоположность многим некрасивым хвастливым заявлениям, которые он при случае делал, Вильгельм II. по сути своей обладал чувствительным, нервным и миролюбивым характером. Он очень неохотно позволил отправить себя в Танжер и в развившемся из этого кризисе всё время боялся дальнейших шагов.

Бюлов тем не менее получил свой престижный успех. Французский министр иностранных дел подал в отставку, а Бюлов был — подобно Бисмарку после победоносной войны 1870–1871 гг. — возвышен до княжеского звания. Всё казалось было улажено наилучшим образом, тем более что европейской конференцией держав был наконец еще добавлен кульминационный пункт тем, что Германия снова, как на Берлинском Конгрессе, уладила международный кризис при всеобщем взаимопонимании; правда в этот раз кризис, который она сама вызвала. Все же этот расчёт не оправдался. Конференция по Марокко в испанском Альхесирасе превратилась в позор и в предупреждение для политики Германии. Это выразилось именно в том, что кроме Австрии, никакая другая великая держава не выступила против позиции Франции, так что в конце концов она получила очень далеко идущее господство над Марокко, можно даже сказать — колониальное господство, смягченное только парой детальных компромиссов, которые должны были позволить немцам более-менее сохранить лицо.

Так что уже кризис 1905 года, первый из трёх настоящих предвоенных кризисов кайзеровского рейха, отчётливо показал, что Германия перешла границы меры. В действительности в намерениях было осуществить комбинацию Англии, Франции и России — то есть обратное тому, к чему она должна была стремиться. Вместо того, чтобы приблизиться к планируемой мировой политике, Германии грубо напомнили о том, что она ни в коем случае не находится в Европе в безопасности — что один опрометчивый шаг в любое время может превратить в реальность кошмар Бисмарка: коалицию.

Тремя годами позже последовал кризис совершенно иного рода, который в конце концов должен был оказаться прелюдией к Первой мировой войне. В октябре 1908 года Россия попыталась в согласии с Австрией произвести политический манёвр, который должен был сделать возможным для неё свободный проход через турецкие проливы. Австрия, в соответствии с тайным соглашением между Петербургом и Веной, не стала бы протестовать, когда Россия будет требовать свободного прохода через проливы. За это Россия в случае успеха подтвердит Австрии формальную аннексию Боснии и Герцеговины, которые уже с 1878 года управлялись Австрией как оккупированные области. Но для свободного прохода через турецкие проливы нужно было согласие не только Австрии, но также и Англии с Францией, как установил Берлинский Конгресс 1878 года. Этого согласия Россия не получила. Всё же в то время, как Россия еще вела об этом переговоры, Австрия уже аннексировала Боснию и Герцеговину. Из этого вышло сильное напряжение между Австрией и Сербией, которая тогда уже была под протекцией России. Сербия угрожала войной, если Австрия не отменит аннексию Боснии и Герцеговины. Из этого осенью 1908 года произошел большой балканский кризис: непосредственно угроза австро-сербской войны, косвенно — как позже в 1914 году — угроза вмешательства России на стороне Сербии.

Тут вмешался Германский Рейх как верный союзник Австрии и третейский судья в этой области Европы. Он потребовал от русских, чтобы Сербия сняла свои возражения и признала аннексию Боснии. В противном случае Германия со всей своей мощью встанет на стороне Австрии и предоставит события их собственному течению. В «блестящем сопротивлении», как тогда выражалась немецкая публицистика, Германия выступила на стороне Австрии против России и опозорила её. Петербург увидел себя принужденным уступить из простой оценки ситуации, что он еще не столь силён после проигранной войны с Японией и после революции 1905 года, чтобы позволить себе войну с Германией и Австрией, будь это даже с французским альянсом как усилением и прикрытием. Россия отступила, и в этот раз Германия действительно тем самым добилась дипломатического триумфа. Но со временем это оказалось столь же бесполезным и опасным, как и самое большее половинный триумф, которого она добилась в 1905 году над Францией. Потому что Россия чувствовала себя отныне вынужденной скорейшим образом снова стать сильной. Второй раз им не может сойти с рук такое, как «Босния». С боснийским кризисом 1908–1909 гг. Германия уже вступила в предполье континентальной войны, что в конце концов в 1914 году привело к взрыву.

А затем в 1911 году произошёл второй марокканский кризис. В детали я не хочу вдаваться. Возможно, что Франция — это вопрос истолкования — несколько перешла за пределы условий соглашения в Альхесирасе, распространилась в Южном Марокко дальше, чем это было в этих условиях предусмотрено. Немцы теперь посылкой канонерской лодки в южно-марокканский порт Агадир сделали угрожающий войной жест, и возникла новая конфронтация с Францией, которая в конце концов снова была мирно разрешена, даже снова с небольшим немецким успехом: французы оказались готовыми отдать Германии часть Конго в обмен на то, что Германия откажется от всяческого влияния в Южном Марокко. Это было вообще-то первое колониальное расширение, которого достигла Германия в Африке со времён Бисмарка. Однако этот второй марокканский кризис имел одно еще более фатальное последствие, чем предыдущий первый и чем боснийский кризис: именно в этот раз Англия впервые открыто выступила почти как союзник Франции.

Прежде в своих обоих соглашениях, 1904 года с Францией и 1907 с Россией, она сознательно воздерживалась от действительного союза. Англия уладила спорные вопросы по заморским территориям с Францией, а затем и с Россией (в Персии), и тем самым сделала свои руки свободными, чтобы, если до этого дойдёт, она смогла бы присоединиться к франко-русской комбинации. С Францией она также уже вела тайные военные предварительные обсуждения. Но настоящий альянс тем самым ещё не был заключён. Англия еще никоим образом не была связана обязательствами в случае войны на континенте выступить на стороне франко-русского альянса.