Корень мандрагоры - Немец Евгений

– Конечно. Мне приятно с вами общаться.

О! Это было искренне. И вообще, я чувствовал, что присутствие Дарьи Семеновны как-то неуместно. Я бы с удовольствием по–болтал с Настенькой об этой моей атараксии или еще на какие-нибудь темы, но аудиенция закончилась и меня бесцеремонно выпроводили за дверь. Я вернулся на урок геометрии, как раз на вторую половину, и занял свое место рядом с взволнованной Наташкой. Всем своим видом моя соседка по парте настойчиво требовала сиюминутных ответов на такие жизненно важные воп–росы, как то: «Что было?», «Что было потом?» и «Что будет даль–ше?». После разглядывания аппетитной груди Настеньки и вку–шения медового аромата вожделения Наташка со своими недоразвитыми молочными железами и запахом кошек не вы–зывала у меня желания откровенничать. Вместо ответа я много–значительно приподнял левую бровь, сказал: «Посмотрим», – и подмигнул. Самый Центровой Парень класса тоже с тревогой по–глядывал в мою сторону, но я все так же невозмутимо погрузил–ся в геометрию. Я вообще всегда любил математику.

Да и что там могло быть дальше?.. Справедливая кара, ко–нечно.

Просто удивительно, насколько массивен литой металл. Ка–залась бы, такая себе маленькая наковальня, а весит пять ки–лограммов. И все потому, что плотность атомов в кристалличес–кой решетке очень высокая, – так нам на уроке физики втолковывали… Так вот, эту наковаленку я и сунул незаметно в рюкзак одному из псов на последнем уроке труда. Я не соби–рался торопить события, но тут благоприятная ситуация выри–совывалась сама собой.

Боевые товарищи моей жертвы, очевидно, наплевательски относились к обретению полезных навыков работы руками, и последнюю пару решили прогулять. Оставшись без стаи, пес за–дергался и все время нервно поглядывал в мою сторону. Я же вел себя совершенно спокойно и не обращал на него никакого внимания, так что к концу последнего урока он более или менее успокоился, чем я и воспользовался, чтобы незаметно подло–жить ему в рюкзак пятикилограммовый кусок литого металла.

Прозвенел звонок, преподаватель ушел, я встал и направил–ся вдоль верстаков, за которыми собирали свои вещи одно–классники. Моя жертва потянула за лямку рюкзак, тот поехал по столешнице, пересек край и отдался на волю закона грави–тации – ухнул вниз. Не ожидая такого увеличения массы, па–рень рефлекторно нагнулся вслед за рюкзаком, и в этот момент я сыграл его головой в футбол.

Это был нокаут. Мутный взгляд, разбитые губы, кровь из носа. Парень лежал на спине и не шевелился, я возвышался над ним, а опешившие одноклассники пялились на все это с открытыми ртами.

Я достал из рюкзака и вернул на место наковальню, присел возле неподвижного тела, похлопал ладонью по щеке.

– Ну, как там? – спросил я поверженного противника, тот на–чинал приходить в себя. – Прочувствовал? Да ты сильно не рас–страивайся. Посмотри на это с другой стороны. В каком-то смыс–ле тебе повезло. Вот если бы тебе на голову свалился кирпич, все было бы гораздо хуже, согласен? Ну, так что? Конфликт меж–ду нами улажен?

Ноздри парня надували кровавые пузыри, губы напухли чер–но-красным волдырем. Я оглянулся на застывших парней. В их взгляде стоял испуг.

– Ну, чего рты раззявили? – обратился я к ним. – Дайте кто-нибудь платок, а то он сейчас кровью весь пол зальет.

Платок протянули, я передал его лежащему однокласснику.

– Тебя как звать-то, незадачливый ты мой? – спросил я.

– Андрей, – тихо ответил тот, прижимая к носу платок.

– Ты вставай, Андрей, поднимайся.

Я ухватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. При–близил свое лицо к его физиономии и пристально посмотрел в глаза. От него пахло кровью, унижением и растерянностью. И еще его ноги – они дрожали и готовы были подкоситься. Я очень ровно спросил:

– Ну так что, Андрей, мы с тобой друзья?

– Друзья, – промямлил тот, пряча взгляд.

– Ну вот и славно, Андрюша. Вот мы и подружились.

Я легонько похлопал его по щеке, бросил парням: «Всем пока», – и пошел домой.

На следующий день Андрей в школу не явился. Наверное, в отличие от меня переживал по поводу нецивилизованного вида своего лица. Мои же синяки начали чернеть, так что выглядел я как вестник апокалипсиса.

Оставшиеся жертвы уже, разумеется, были в курсе, что про–изошло с их товарищем, поэтому могли начать принимать ка–кие-то меры. Так что я должен был действовать быстро и вооб–ще быть начеку.

Первым уроком была биология в аудитории со старыми партами. Это такие столы с откидными крышками на столеш–ницах. Я плюхнулся на свое место и попытался оценить об–становку. «Босс» стаи переглянулся с подчиненным, едва за–метно кивнул, они тотчас поднялись и направились в мою сторону. Достигнув конечной точки путешествия, мажорчик с серьгой скрестил на груди руки и попытался придавить меня взглядом. Пес уперся руками в столешницу. Я не стал дожи–даться развития события, вцепился в откидную крышку и зах–лопнул ее на ладонь одноклассника, и тут же всей своей мас–сой на нее навалился. Что-то хрустнуло, Наташка ойкнула, пес взвыл.

Для окружающих все случилось так быстро, что никто ничего не успел понять.

– Отпусти! Отпусти! – выл пес, пытаясь вырвать из тисков ладонь.

«Босс» наконец очнулся и вцепился мне в запястья, стараясь оторвать мои руки от столешницы. Через какое-то время ему это удалось. Одноклассник, схватившись здоровой рукой за по–калеченную ладонь, тихо скуля, выбежал вон. Наверное, спе–шил в травмопункт.

– Да ты просто больной! – заорал Самый Центровой Парень класса, сверкая глазами, словно галогенными лампочками. Он был в ярости.

Я же смотрел ему в лицо и улыбался.

– Не больнее придурков, которые избивают втроем ни в чем не повинного человека, – ответил я спокойно.

– Ты сломал ему руку! – Он схватил меня за отворот пиджа–ка и тут же получил коленом в пах.

Один на один я готов был драться с кем угодно. Но драка не состоялась. В этот момент в кабинет ворвались физрук, учитель биологии и Дарья Семеновна.

Самый Центровой Парень класса стоял, согнувшись пополам. Его речевой аппарат производил монотонный приглушенный звук, отдаленно напоминающий мычание.

– Прекрати немедленно! – взревела Дарья Семеновна, пой–мав меня в перекрестие прицела своих узеньких стекляшек под глазами. Сами же глаза испускали мрачную решимость – каза–лось, что это не глаза, а стволы, которые вот-вот выстрелят ки–тобойными гарпунами.

– Смотри, как тебе повезло, приятель, – обратился я к мы–чащему «боссу».

– Отойди от него! – бушевала классная руководительница. Физрук начал медленно приближаться, выставив вперед

руки, словно готовился принять баскетбольный мяч. Очевидно, он собирался меня ловить, если я попытаюсь сбежать. Смеш–ной человек.

Я улыбнулся Дарье Семеновне, сказал: – Да не волнуйтесь вы так! Со мной все в порядке. В следующее мгновение я схватил парня с серьгой за уши и насадил его «интерфейс» на свое колено. Я понимал, что если сейчас он уйдет от правосудия, то вместе с ним уйдет и благо–приятный момент, когда этому правосудию самое время свер–шиться.

Как выяснилось позже, я сломал ему нос. А у его подчинен–ного пса врачи обнаружили перелом мизинца и трещину в ка–кой-то там кости ладони.

Гуманизм – вещь очень странная. То есть с гуманизмом все вроде бы правильно – надо любить людей и все такое. Но по–чему-то в разных ситуациях этот самый гуманизм ведет себя совершенно непредсказуемо. А иногда и вовсе куда-то испаря–ется.

Меня хотели исключить из школы. Еще бы, у парней хорошая успеваемость и, что важнее, обеспеченные родители, которые не скупятся на расходы, когда в школе затевают очередной ре–монт. А тут появляется не-пойми-кто в трикотажных брюках и дешевом джемпере и калечит авангард золотой молодежи! Так ладно бы раскаивался, а то ведь слушает все спокойно и улы–бается, что твой Будда. Так что речь шла о моем знакомстве с правоохранительными органами и возможности поменять об–щеобразовательное учреждение. И это бы произошло, если бы отец не побеседовал приватно с родителями моих незадачли–вых одноклассников и директором школы. Он их убедил, что для столь кардинальных мер нет оснований, потому что в тот день, когда «золотая» троица разукрасила мне физиономию, он по–звонил своему старому другу, который был врачом-терапевтом. Дядя доктор – я называл его так со времен подгузничного дет–ства – приехал и составил официальную бумагу о нанесенных мне побоях. Мой прозорливый родитель сказал тогда: возмож–но, пригодится. Вот и пригодилось. Помахав этой бумажкой пе–ред носом давящихся от злости оппонентов, отец поставил в этой истории жирную точку.