Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора - Андрей Бильжо

И вот еще что удивительно – на Реюньоне московское время, минута в минуту. Летишь, летишь, а время твое, родное.

14 Увидеть Париж и не умереть

Если бы кто-нибудь знал, как мне хотелось в юности в Париж. А кому, собственно, не хотелось? Сколько было анекдотов и баек на эту тему? Один другому говорит: “Я опять хочу в Париж”. Тот, другой: “А ты давно там был?” – “Нет, я там никогда не был, но уже хотел”. Как гипнотически звучали слова Монмартр, Монпарнас, Елисейские поля, Булонский лес… Кафе, описанные Хемингуэем. Романтическая любовь, дружба, светлая грусть. Казалось, эти чувства могли быть только в Париже. Короче – “праздник, который всегда с тобой”. Если бы кто-нибудь знал, как мне туда хотелось! В моей комнате над столом, за которым я делал уроки, висела маленькая карта Парижа, карта Парижа с ювелирно вырисованными достопримечательностями. Эту карту мне подарила моя школьная любовь Лена Петушкова, появившаяся у нас в старших классах прямо из самого Парижа. Каждый день, глядя на маленькую, но четкую, напечатанную на плотной бумаге карту, я бродил по улицам этого города, прогуливая уроки. Прошли годы. Где я только не был и чего я только не видел. Но Париж… “Ну что, мой друг, молчишь, мешает жить Париж…” – так пели под гитару у костра. Париж не то чтобы мешал жить, но манил.

И вот компанией Air France в замечательной компании близких мне друзей я полетел в Париж. Аэропорт “Шарль де Голль” встретил нас хлебом-солью, в смысле вином-сыром, и через два часа я уже наблюдал ночной Париж из иллюминатора самолета, летящего в город Бордо. Знаток Парижа – мой друг, уже упомянутый Вова Тамторович, – показал мне огни большого города. “Вон, видишь, Андрюха, Эйфелева башня, а это…” Дальше не помню, потому что много выпил за прекрасный город Париж. Потом были Коньяк, Сен-Мишель – город-гора, замки Луары (рейс № 12).

В Москву мы улетали из Парижа и на автобусе мчались в аэропорт по парижской кольцевой автодороге. Мимо мелькали трубы, склады, магазины “Ашан”, “ИКЕА”, “Метро”.

Потом практически тем же замечательным составом с уже ставшей родной компанией Air France мы вновь вылетели в Париж. И вот я вновь оказался в аэропорту “Шарль де Голль”, который уже хорошо знал, и встретил он меня опять хлебом-солью, то есть вином-сыром. (Можно вернуться на несколько абзацев назад.) По парижской кольцевой дороге, но уже по другой части ее окружности, так, чтобы круг в моем сознании замкнулся, мы мчались в аэропорт “Орли”, чтобы улететь на остров Гваделупа (рейс № 13). За окном автобуса мелькали магазины “Ашан”, “ИКЕА”, “Метро”. Потом я еще дважды ровно так же побывал в Париже.

Но Париж?.. Когда я в шестой раз мчался по окружной дороге, мимо уже известных и перечисленных выше магазинов, мне позвонил мой друг Вова Тамторович: “Здорóво, Андрюха”. А я ему: “Вова, извини, не могу сейчас с тобой разговаривать, я смотрю достопримечательности Парижа”. В это время я в который раз проезжал над железнодорожными путями станции “Париж-сортировочная”. Вот уж воистину я шесть раз пролетал как фанера над Парижем.

А в Париже я все-таки побывал, благодаря все тому же Вове Тамторовичу.

15 Тайны Булонского леса

Итак, из предыдущих рейсов известно, как сложен и тернист был мой путь в Париж. Если представить себе, что я мог остаться вообще в городе Коньяке с сильно увеличенной печенью, то Парижа я вообще не увидел бы. Представляю себе, как радовались бы журналисты на моей родине, и в “желтой прессе” появились бы небольшие заметочки с названиями “Бильжо в Коньяке лег на дно” или “Коньяк принял Бильжо с радостью” – ну и т. д. Короче, шесть раз тыкался в Париж, а на седьмой – попал. Рассказывать о достопримечательностях и красотах Парижа бессмысленно, при том количестве имеющейся замечательной литературы об этом городе. Поэтому я в своих заметочках расскажу только о тайнах. Тайнах – для меня.

Вот иду я утром по саду Тюильри к Лувру, а навстречу мне, то есть из Лувра, бегут десятки, а то и сотни людей разного возраста, пола и рас. Я как-то напрягся – может быть, что-то в Лувре случилось? Потом понял, что это просто парижане массово занимаются бегом. Но почему они все бежали от Лувра, я так и не могу понять до сих пор. Это для меня тайна.

По Лувру бродят толпы. Вот идет семья с коляской мимо Боттичелли и Рафаэля. Вот молодой человек с рюкзаком и в майке, в коротких шортах и во вьетнамках (в Париже плюс восемь). Ощущение, что он только что встал с постели, пошел пописать и заблудился. А вот вполне поддатый товарищ. Я бы даже сказал, сильно “косой”. Он разглядывал Эль Греко. Впрочем, возможно, Эль Греко так и надо смотреть.

К Джоконде подойти нельзя. Несколько рядов людей, подняв руки вверх, фотографируют шедевр Леонардо. Я тоже сфотографировал… Их. Чтобы потом попробовать понять, зачем они все это делают. Это для меня тайна.

Вот группа слабоумных детей лет двенадцати с двумя воспитателями ходят по залам Лувра. Одна толстая девочка все время плачет, и мальчик с синдромом Дауна трогательно ее утешает. Всей группой они фотографируются на фоне полотна Рубенса и становятся как бы его частью. Почему на фоне Рубенса – для меня тайна.

Спасаясь от дождя, мы с женой зашли в переполненный ресторан. Официант проводил нас за столик. Столы в Париже стоят так плотно друг к другу, что все сидят практически за одним столом. Мы оказались бок о бок с группой слабоумных детей из Лувра. Если встать и уйти, то тогда дальше надо жить с ощущением, что ты полное дерьмо. Поэтому мы пообедали вместе с ними. Душевнобольных всегда тянуло ко мне, а меня – к ним. Еще до того, как я стал психиатром, и после того, как я им перестал быть. Почему так – для меня это тайна.

В Париже я был в ресторане, где Путин обедал с Шираком. Там я ел лягушачьи лапки. А как же в Париже без этого? А вот что ел Путин, я знаю, но не скажу. Я умею хранить государственную тайну.

Через дорогу от Президентского дворца – напротив ворот – стояли человек десять журналистов и пенсионеров. Я видел Саркози, и он помахал мне рукой. У него не было никакой охраны. О чем я подумал тогда? Конечно, о проездах наших вождей с мигалками. И это не тайна.

Толстая крыса средь бела дня перебежала мне дорогу. Я ее узнал. Она снималась в моем любимом мультфильме “Рататуй”. Надо же, в Париже звезд можно встретить на улице без всяких тайн.

В Булонском лесу много использованных презервативов. Они как подснежники. Булонский лес – кладбище незачатых детей. Там много маленьких братских могил сперматозоидов. Это место, где хранится много любовных тайн.

В парижском метро одни выходцы из… Нет, лучше так – там одни лица арабской и африканской национальностей, и никто у них не проверяет документов. Я вспомнил и подумал об этом, когда на следующий день, уже не в Париже, узнал о теракте в московском метро. Мой товарищ, полиглот и умница, ехал в соседнем вагоне в то утро, а два его студента – в том. Они погибли. Почему именно на моей родине такая высокая плотность бед во времени? Это для меня уже не парижская тайна.

А про Булонский лес – это я наврал. Мой сын, а не я там был за несколько месяцев до меня и мне рассказал то, что он видел. Я с его слов это и описал. Просто мне очень там хотелось побывать – в Булонском лесу. Как-то с детства это для меня звучало поэтично – Булонский лес.

А еще в плавании на нашем судне были два Пети – и оба механики. Один Петя ничем не был знаменит, а второй Петя был известен тем, что насрал в Булонском лесу. Так в команде и говорили: “Петя? Это какой? Которой насрал в Булонском лесу?” Как это звучало! Петя, который насрал в Булонском лесу! Поэтично и грубо одновременно. То есть были люди, для которых это так, проза жизни. Подумаешь – Булонский лес. Петя взял и насрал там. А ведь это было больше чем тридцать лет назад, и как тогда звучало это – Булонский лес. Мне на всю жизнь запомнилось это словосочетание. Застряло в голове. Но до Булонского леса я так и не доехал. В следующий раз уж как-нибудь проеду по местам Петиной славы. Пети, который…

И вот еще одна загадка, ну совсем непонятная и неприятная. Вечером почему-то вокруг Лувра большое количество всевозможных рвот. У меня даже возникла мысль сделать такой фотографический альбом “Рвоты Парижа”. Непонятно – может быть, народ тошнило от искусства? Ну, про это, конечно же, лучше знал житель Парижа Жан-Поль Сартр.

16 Увидеть Пермь и умереть

И опять сработал закон парных случаев. Не успел я вернуться из Парижа, как улетел в наш город Пермь. Пожалуй, только количество букв в названии этих двух городов и начальная буква “П” их объединяют. Кстати, в Перми мне рассказали забавную историю. Впрочем, в ее достоверности я не уверен. Вот она. Один известный московский дизайнер (мне называли даже его фамилию) предложил при въезде в город поставить арку в виде этой самой буквы “П”. А что? Это и ворота, и окно, и порт, и мост… Да мало ли ассоциаций может возникнуть. Но у кого-то эта идея вызвала однозначные и совсем не хорошие параллели. Человек этот, воспринимающий мир через призму своих комплексов, напомнил мне героя старого армейского анекдота, который все время думал об одном и том же. После этого рассказа буква “П” стала периодически всплывать в моем сознании. Например, в меню ресторана при гостинице, в которой я жил, было написано: “Яичница с томатами”. А где же, подумал я, родное для нашего уха слово “помидор”? Не из-за первой ли буквы это слово подвергли гонениям?