Восприятие мира у детей - Жан Пиаже

– они нам особенно интересны тем, что показывают устойчивость феноменов первой стадии, несмотря на растущее давление взрослого:

Фальк (7;3): «Ты знаешь, что такое мысль? – Когда думаешь о том, что хочешь сделать. – Чем думаешь? – Чем-то. – А чем? – Тихим голосом. – А где он? – Здесь [показывает на лоб]». «Откуда идет этот тихий голос? – Из головы. – А как он идет? – Сам идет. – Лошадь может думать? – Да. – Чем? – Тихим голосом в голове. – А собаки? – Да. – Этот тихий голос говорит слова? – Да. – Как это? Ведь собаки не могут говорить! – Они говорят, потом слушают. – Где? – Здесь [лоб]. – Почему? – Там что-то есть. – Что? – Шарик». В голове есть также «маленький рот. – Ты сейчас это понял? – Да. – Ты так думаешь? – Да». Мгновение спустя Фальк говорит с нами о памяти. «А где она? – Здесь, внутри [показывает на свой лоб]. – А что там? – Шарик. – А внутри что? – Мысль. – А если заглянуть внутрь, что можно увидеть? – Дым. – А откуда он идет? – Из головы». «Откуда идет этот дым? – Из мысли. – Мысль – это дым? – Да». «Почему мысль – в шарике? – Подул ветерок и пошел дым. – Откуда? – Снаружи. – Откуда? – Ветер снаружи, а дым из трубы. – Ветер живой? – Нет, это потому, что это ветер, и когда думаешь о чем-то, он дует в шарик. Если подумал о чем-то, мысль приходит с ветром и дымом». «Как это? – Мысль притягивает ветер и дым, и они смешиваются». «А что такое дым? – Дыхание. – А ветер? – Тоже». «В тебе есть дыхание? – Нет… да, когда дышишь. – Когда дышишь, что входит и выходит? – Ветер. – Когда дышишь, поднимаешь ветер? – Да. – И дым? – Нет… да, пар».

Хорошо видно сходство этого случая (в части, где ребенок выдумывает детали, особенно там, где речь идет о «шарике») со случаями Ру, Риса и Брюна (§ 1). Примечательно, как смешиваются ветер, дым, дыхание и голос. То есть Фальк находится на стадии, непосредственно продолжающей первую, но к его спонтанным представлениям добавляются некоторые привнесенные понятия – например, шарик, который находится во лбу. Что же до «маленького рта» в голове, тут Фальк напоминает ребенка, чьи слова цитировала нам мадемуазель Малан, он говорил: «Это рот там сзади (в голове), который говорит с моим передним ртом».

Рейб (8;7): «Что такое мысль? – Когда думаешь о чем-нибудь. – Что это значит? – Когда хочешь это. – Чем люди думают? – Мозгом. – Кто тебе это сказал? – Никто… – Откуда ты узнал это слово? – Я всегда знал. – Что такое мозг? – Трубки в голове. – Что происходит в трубках? – Что-то. – Что? – Ты думаешь. – Можно увидеть мысль? – Нет. – А потрогать? – Нет. – А какая она? – Можно услышать. – Ты можешь думать, если закроешь уши? – Нет. – А если закроешь глаза? – Нет. – А если рот закроешь? – Нет. – А куда идут трубки? Куда входят? – В уши. – А выходят? – В рот. – Кто сказал тебе про трубки в голове? – Никто. – Ты про них слышал раньше? – Нет».

Влияние взрослых очевидно. Но реакция Рейба, когда он говорит, что мысль – это то, что «можно услышать», кажется спонтанной.

Гранд (8 лет) говорит нам во время беседы об анимизме, что луна ничего не знает, потому что «у нее нет ушей». Это уже сигнал. И дальше: «Ты знаешь, что значит думать? – Да. – Чем люди думают? – Головой. – Что такое мысль? – Белое в голове. – Чем ты думаешь? – Тихим голосом».

Мен (12 лет) тоже считает, что думают «головой. – Если открыть голову, можно увидеть мысль? – Нет. Она не остается внутри. – Я смог бы ее увидеть? – Нет. – А потрогать? – Нет, это то, что говорят. – Можно ее почувствовать? – Нет. – Почему? Что такое мысль? – Да [ее можно почувствовать]. Это наш голос».

Этот последний случай примечателен и хорошо показывает, что, если ребенок и помещает мысль в голове, он еще не решил для себя вопрос внутреннего и внешнего: так, мысль – это «наш голос», и этот голос «не остается внутри».

В других местах в Швейцарии такой же опрос проводила мадемуазель Перре, и мы видим аналогичные случаи:

Ник (10;3), Д., допускает, что мысль нельзя увидеть, потому что «мне надо говорить, чтобы ее увидеть».

Е. Кюн (7;4) и его сестра М. Кюн (8;4), Д., были опрошены друг за другом, так что у них не было времени договориться. Оба говорят, что мысль в голове и что она «белая» и «круглая». М. Кюн назвала ее «большой, как большое яблоко». Е. Кюн сказал, что она «маленькая». То есть, похоже, здесь прослеживается обу – чающее влияние на мозг со стороны взрослых. И все же Е. Кюн на другие вопросы отвечает, что думают «ртом. – Где находится мысль? – Посередине во рту. – Ее можно увидеть? – Да. – А потрогать? – Нет. – Почему? – Потому что она далеко. – Где? – В шее». Хорошо видно, как спонтанные представления сливаются с усвоенными уроками.

Таким образом, все эти случаи свидетельствуют о плавности перехода ответов от первой стадии ко второй и, значит, об их ценности. Вначале нам казалось, что эти «голоса» – отзвук религиозных разговоров («голос совести» и т. д.), но мы исключили подобную интерпретацию ввиду всеобщего характера данных ответов.

Ни один из опрошенных детей не представляет себе мысль отдельно от материи. Подобное овеществление характерно также и для следующих испытуемых, которые больше не отождествляют мысль и голос под влиянием взрослых идей. Мы увидим, какой странной деформации подверглись эти идеи. Такая деформация в некотором смысле столь же показательна, как и спонтанные реакции детей, чьи ответы приведены выше.

Им (6 лет): мысль – это «мой ум». Это то, «что заставляет нас думать, заставляет искать. – Кто тебе это сказал? – Мне не сказали, я просто знаю». Однако нельзя потрогать этот «ум, – потому что в нем полно крови».

Дюс (9 лет) отождествляет мысль и «мозг», он большой и «похож на шарик». Дюс к тому же считает, что сны люди видят «ртом».

Зимм (8;1) думает «умом», но считает, что, если открыть голову, можно этот ум увидеть и потрогать.

Кауф (8;8), Д., думает памятью. «Память – это такая вещь, которая у нас в голове, она заставляет нас думать. – А какая она, эта память, как ты думаешь? – Это квадратик из кожи, немного овальный, а внутри всякие истории. – А какие они? – Они написаны внутри головы. – Чем написаны? – Карандашом. – Кто их написал? – Господь Бог. Он их написал раньше, чем я родилась».

Ясно, что подробности Кауф сочиняет. Однако ее склонность думать, что «истории» рождаются вместе с человеком, следует