Хроника расстрелянных островов - Юрий Виноградов

— Что делают катерники, куда стреляют! — разозлился Стебель. — По транспорту надо!..

Беляков недоуменно пожал плечами, понимая тревогу командира батареи: ведь транспорт с войсками и вооружением — главная цель, а не его охрана.

После торпедного залпа тройка катеров развернулась и скрылась в расползавшейся дымзавесе, а катер-дымзавесчик, сделав круг, прорезал свою же завесу и опять — уже во второй раз! — торпедировал миноносец.

— Ослепли, что ли, черти? — выругался Стебель. — Что прилипли к миноносцу! — От волнения его лицо раскраснелось, покрылось каплями пота. Рывком он расстегнул крючки на воротнике кителя и нетерпеливо скомандовал: — К бою! По транспорту…

Но торпедные катера опередили его. Поняв свою оплошность, они снова повернули к конвою. Два из них легли на курс атаки, а третий, вырвавшись вперед, поставил дымзавесу, оградив товарищей от артиллерийского огня концевого миноносца. Над транспортом поднялся долгожданный столб воды. Одна из торпед достигла цели. Корабль окутался дымом.

— То-то же! — радостно воскликнул Стебель. — Видел, комиссар, а?

Улыбаясь, Беляков закивал головой. Теперь основная задача выполнена. Вся четверка торпедных катеров Осипова благополучно возвращалась на базу. Только подбитый транспорт, окутавшись дымом, почему-то никак не хотел тонуть.

— Держится все еще, — показал Беляков командиру батареи.

— Поможем! — весело ухмыльнулся Стебель, и маяк точно колыхнуло от мощного залпа четырех дальнобойных орудий. Два всплеска выросли возле транспорта, остальных не было видно из-за дыма.

— Накрытие!

Вскоре дымное облако начало уменьшаться, редеть, а когда рассеялось совсем, то с маяка Сырве увидели уходящий на запад вражеский миноносец. На буксире он уводил в открытое море своего собрата, торпедированного советскими катерами.

— Не пропустили все же мы их в Ригу! — радовался Беляков. — Знай наших!..

Вечером, когда командир и военком по обычаю обходили боевые посты, до них донесся звук баяна. Играли возле второй башни, и они невольно повернули туда.

— Слышите, Александр Моисеевич, слышите? — насторожился Беляков. — Ведь слова-то новые!

Стебель остановился, прислушался:

— В самом деле…

— Вот оно, продолжение старой песни о Церельской батарее.

Пел негромкий задушевный голос:

И снова война маяки погасила,И снова пришли к нам враги,Но в наших руках небывалые силы,Наш остров давно стал другим.Кровавых бандитов громят батареи, —Немало подбито судов!И с грозным жужжаньем над островом реютОтряды морских «ястребков».

К солисту все смелее и смелее стали подключаться голоса краснофлотцев второй башни. Теперь уже пел стройный хор. Песня, казалось, охватила всю батарею, и не было на ней ни одного краснофлотца или командира, которых бы не тронули за душу эти простые и близкие слова:

Врагу к нам на Эзель вовек не пробраться,На берег живым не ступить, —Как люди Цереля умеем мы драться,Фашистскую нечисть громить.И штык, и граната, и дробь автомата,И верный наш друг пулеметПомогут бандитов отбросить обратно,Списать навсегда их в расход.

Стебель и Беляков подошли к группе краснофлотцев и дружно подхватили припев:

Так грянем же песню про славный наш остров,Про славный народ островной!Пусть вечно наш островНадежным форпостомСтраны охраняет покой!

…В первые дни службы в дивизионе «Чертова дюжина» старший лейтенант Овсянников пал было духом. То ли дело торпедный катер, куда он должен был пойти, мощное оружие, скорость! А эти маленькие «деревяшки» беззащитны даже от обычного огнестрельного оружия. Скорость — черепашья.. Вооружение слабенькое. Даже нет обыкновенной рации! Связь можно держать лишь визуальную, с помощью сигнальщика.

Однако после того как дивизион приступил к боевому тралению, мнение о катерах Овсянников резко изменил. КМТЩ охраняли рейды и фарватеры от минной опасности, несли патрульную службу, являлись посыльными судами, осуществляли связь с разбросанными по побережью постами СНИС и ВНОС, высаживали десанты. Теперь уже казалось невероятным, что до сих пор ОВР обходился без этих вездесущих маленьких суденышек.

Волновала лишь беззащитность катеров. Один пулемет «максим» на корме! И Овсянников решил вначале увеличить огневую мощь своего звена. На бак он распорядился поставить еще по станковому пулемету, которые снимали с разбитых немецкой авиацией судов. Теперь, когда плотность огня удвоилась, нужно было подумать а о живучести. На складе береговой базы Овсянников раздобыл броневые листы и распорядился укрыть ими палубу над бензобаками и машинным отделением, ходовую рубку и борта. К двум станковым пулеметам были приделаны щиты. Так появилась в ОВРе новая «броневая эскадра».

Поразмыслив, Овсянников приказал своему звену срубить мачты. КМТЩ, осевшие под грузом броневых листов, стали чем-то напоминать торпедные катера. В первые дни посты ВНОС даже принимали их за неизвестные до сих пор катера противника, пока не уяснили, что это «броневая эскадра» из дивизиона «Чертова дюжина». Да и гитлеровцы были немало удивлены появлением у гарнизона Моонзунда новых катеров и потому усиленно искали с ними встречи.

Такая встреча состоялась в конце июля. Головному катеру 1-го звена было приказано выйти из Трииги на остров Хиума к пристани Хальтерма, забрать там флагманских специалистов ОВРа и вернуться.

Вышли во второй половине дня. Кассарский плес был пустынен. В прозрачном небе не видно ни одного вражеского самолета-разведчика, обычно высматривающего советские корабли, идущие из Таллина на Моонзунд. Прошли уже почти половину пути, на горизонте чисто. Овсянников спустился в кубрик, всецело положившись на опытного командира КМТЩ старшину 1-й статьи Агапова. Но его снова попросили наверх. Сигнальщик-рулевой Константин Горбунов заметил справа по борту быстро движущееся маленькое судно. Овсянников поднес к глазам бинокль. Действительно, наперерез курсу КМТЩ на полной скорости шел быстроходный катер. Акватория между островами Сарема, Муху, Хиума и Вормси контролировалась советскими кораблями. Чей же это корабль? По всему видно — немецкий. На всякий случай Овсянников решил запросить позывные.

Константин Горбунов, передав руль Агапову, замахал сигнальными флажками.

— Пулеметы и глубинные бомбы изготовить к бою! — приказал командир звена.

Из машинного отделения выскочил моторист Николай Горбунов и встал у носового пулемета. Кормовой пулемет и глубинные бомбы готовил минер Солодков.

— Не отвечает, товарищ командир! — доложил сигнальщик. — Явно фашистский. И прет на нас.

Овсянникову и самому было ясно, что катер немецкий. Поединок предстоял неравный: на стороне противника огромное преимущество в скорости и вооружении.

С фашистского катера полились огненные струи: открыл огонь крупнокалиберный пулемет. Подставлять борт опасно, уйти невозможно: немцы их просто расстреляют. Оставалось единственное — принять бой.

— Право на борт! — приказал Овсянников.

Агапов резко положил руль вправо, не понимая еще замысла старшего лейтенанта, и, когда катер силой инерции стал заваливаться левым бортом, услышал твердый, уверенный голос командира звена:

— Дадим бой на контркурсах!

Да, это было, пожалуй, единственное правильное решение — идти «рог в рог». У кого быстрее сдадут нервы?! Ведь возможен и таран.

— Ну что, братцы пулеметчики, проверим у фрицев паспорта? — весело, с задором спросил Овсянников.

— Можно отправить их к праотцам, — ответил Николай Горбунов.

— Открыть огонь по пулеметчику и ходовой рубке!

Оба пулемета КМТЩ короткими очередями стали обстреливать вражеский катер, с которого, не переставая, бил крупнокалиберный пулемет. Овсянников наблюдал в бинокль. Собственно, и простым глазом уже хорошо был виден приближающийся фашистский катер. С каждой секундой расстояние сокращалось. «Ну, кто кого?!»

Первыми не выдержали гитлеровцы, их катер вдруг резко сбавил ход, стал разворачиваться.

— Молодцы, пулеметчики! — обрадовался командир звена. — Заставили драпать!.. А теперь давай назад. Все равно не догоним. Лево на борт!

Накренившись, КМТЩ развернулся и стал уходить к острову Хиума. Гитлеровцы, видя отступление советских моряков, вновь осмелели и устремились в погоню. Преимущество хода на их стороне. Главное не дать КМТЩ развернуться.

Овсянников и не думал больше разворачиваться. Повторять маневр уже нельзя, да просто и не успеть уже.

— Ах, черти полосатые, в кошки-мышки поиграть вздумали? — ругался он. — Давай-давай… потягаемся…