Самовар - Михаил Веллер

– Садитесь, пять.

– А лечь можно?

– Разговорчики в аудитории! Разболтались… Это смотря с кем лечь.

– С Машей, естественно.

– Отставить! С Машей я сам лягу. Пункт пятый. Где умный спрячет лист? В лесу. Кай Гилберт Честертон.

Итак, из Германии в темпе драпа, под президентское дирижирование сводным военным оркестром, вывели ударную полумиллионную группировку. Украли и продали техники и снаряжения на сотни миллионов долларов. Отдельный наивняк из журналистов и недоброжелателей пытаются копать, где не для них зарыли, и пожать на том лавры, где не для них росло. Война все спишет.

Раз за разом, неделю, месяц, год – штурм за штурмом вдавливается бронетехника в разрушенный сопротивляющийся город и, оставляя на перекрестках пылающие костры, груды рваного железа и трупы, истерзанные остатки штурмовых колонн оттягиваются на исходные рубежи.

Штурмовая авиация списывает боеприпасы и топливо – в любых количествах.

Артиллерия списывает боеприпасы, топливо, тягачи.

Списываются танки, бронетранспортеры, автомобили, ГСМ, палатки, автоматы и гранаты, медикаменты и продовольствие, обмундирование и обувь. А также мины и рации, спирт и краска, мебель и одеяла. В составлении отчетности за советское время все поднаторели.

С Тутмоса до Наполеона казнили полководцы армейских снабженцев, и никому никогда не удавалось искоренить воровство в армии. Ну само же в руки идет!

А тут – бенефис: Воруют все!

Вот и пробирается меж руин к чеченцем майор с белым флагом: Ребята, БМП не нужна? с комплектом? дешево отдам, я ее все равно спишу, ну? И прав! Что ж, воровать только московским генералам, а ему лоб под пули подставлять за нищенские деньги?…

– Армия не хочет кончить эту войну быстро. Ей выгодно списывать и красть дальше.

– И финансовой мафии кончать невыгодно. Отпускаются деньги на восстановление, потом авиация получает приказ разбомбить объект, и деньги в кармане: как бы их вложили в стройку, да тут боевики нагрянули, по ним штурмовики отработали – ну, и порушили вложенные средства.

– Политики и нефтяники давят – им кончать надо.

Яры политики, круты нефтяники, да ВПК никому не уступит: война – доказательство того, что необходимо крепить армию, выделять ей больше денег.

– Разбор полетов окончен! Вольно. Можно оправиться и закурить.

– А что дальше-то будет?

– Дальше? А вот был анекдот: председатель колхоза выписал из Москвы сверхсовременный электродоильный аппарат. Пришел: коробка, наклейки, надписи – люкс! Но стырят ведь, пропьют, если на ферме оставить. И он его к себе домой. Раскрыл вечером: никель, пластик, шланги – блеск. Выпил, смотрит, радуется, как хорошо и современно теперь коровы будут доиться. А дай, думает, попробую… Собрал, подсоединил, надел на свой единственный вроде как коровий сосок, включил… Кайф! Мягко, нежно, массирует, доит – оооо! Кончил. Выключил. А аппарат чего-то не выключается. Доит. Он кнопку тыкает, ручки вертит, а аппарат не унимается. Еще раз кончил. А аппарат не выключается! Он уже скачет, приплясывает, стучит по нему, тычет во все – ни фига! Еще раз! Орет уже председатель, синеет. Бросился, подпрыгивая, листать инструкцию, подвывает, а аппарат его дергает, дрочит! А в инструкции, на последнем листке, в красной рамке – во-от такими буквами:

Пока не надоит десять литров – не остановится!

– Гы-гы-гы! Это ты к чему?

– А пока все не разворуют – не остановятся. Передел награбленного, понял?

– Ма-аша! Дай покурить, а? мы закончили. Такие развлечения нам – тьфу. Мелкие семечки, детская задачка. Как два пальца об асфальт, тут и напрягаться не надо.

Входит Маша и после наполненной смыслом до краев, аж переплескивается, паузы мурлычет:

– А кто это тут такие гадкие анекдоты рассказывает, а? Вот за это не будет вам покурить, придется часок потерпеть.

Она встряхивает головой, разметывая вороную гриву по плечам, и, медленно облизав губы кончиком розового языка, начинает расстегивать свой натянутый на груди и бедрах халат.

И на короткий миг каждый успевает прожить свое.

Под халатом у нее ничего нет.

Автомат Калашникова АК-47 (штурмовая винтовка).

Прототип: штурмовая винтовка вермахта МП-43 ( Штурмгевер-44).

Заимствовано: верхнее расположение газоотводной трубки, ложа с пистолетной рукоятью, сближенный со спусковым механизмом магазин рожковой формы, принципиальная схема, размеры и внешний вид, ослабленный винтовочный патрон с бутылкообразной гильзой.

Изменено: применение патрона классического русского калибра 7,62 вместо укороченного 7,92.

Улучшено: увеличение емкости коробки кожуха затвора, что повышает стойкость к загрязнению; уменьшено количество подвижных частей затвора, запирание осуществляется не перекосом затвора в вертикальной плоскости, а боевыми выступами поворачивающегося вокруг продольной оси затвора, что снижает количество задержек и увеличивает надежность работы в реальных условиях; облегчение конструкции с 4,9 до 3,8 кг.

Длина: 870 мм.

Длина ствола: 414 мм.

Емкость магазина: 30 патронов.

Темп стрельбы: 600 выстрелов/минуту.

Начальная скорость пули: 715 м/сек.

Масса пули: 7,9 г.

Масса заряда: 1,67 г.

Прицельная дальность: 800 м.

Дальность убойного действия пули: 1500 м.

Применяемые пули: обыкновенная, трассирующая, зажигательная, бронебойно-зажигательная, разрывная, со смещенным центром.

Гарантия: 20 000 выстрелов.

Модификации: со складным прикладом, АКМ, АКМС, АК-74, АКС-74, АКС-74У.

Полная разборка: без инструментов.

Страны– изготовители (под разной маркировкой):

СССР, Венгрия, ГДР, Польша, Румыния, Финляндия, Чехословакия, Югославия, Аргентина, Бразилия, США, Индия, Индонезия, Турция, Северная Корея, Китай.

Общее количество изготовленных экземпляров: не менее 70 миллионов.

Основные достоинства: простота технологии, дешевизна производства; простота в обращении, высокая практическая надежность, большая убойная и пробивная сила.

Самый массовый образец огнестрельного оружия в мировой истории.

Единственный из всех образцов оружия удостоился помещения на государственный флаг: флаг Сомали представляет собой изображения баобаба и автомата Калашникова в венке зеленых листьев на красном прямоугольнике.

Конструктор: Калашников Степан Тимофеевич, 1919 г. рождения, русский, в 47 году – сержант Советской Армии; всю последующую жизнь работал конструктором на Ижевском оружейном заводе; к 75-летию был удостоен звания Героя России, получил Золотую Звезду из рук специально прилетевшего в Ижевск президента Ельцина.

Рыночная стоимость в 1995 году: от 200 до 2000 долларов в зависимости от страны производства и места приобретения.

Излюбленное оружие азиатских и африканских партизан, террористов при серьезных операциях, а также некоторых элитных спецчастей всех стран.

Стоит на вооружении многих армий в течении 50 лет.

С одной или с обеих сторон применялся во всех войнах мира второй половины XX века.

Чуча– муча, пегий ослик!

Вот видишь, все-таки я написал тебе письмо. Много-много лет я собирался это сделать. С тех самых пор, как мы с тобой расстались, и навсегда. Чтоб никогда больше не увидеться.

Меня нет больше на свете, милая. То, что еще осталось – совсем не тот я, которого ты любила и помнишь. Только вместилище – память и чувство. Прошло много лет, и я понял это. И ты тоже поняла, правда? Потому что тебя, той, что была, тоже нет больше. Мы стали другими, по отдельности друг от друга, без смирения и сроднения с переменами любимого, на разных дорогах, в разных жизнях.

Время обточило нас на разных станках, и наши миры стали разными.

Если даже предположить сумасшедшее, невозможное, что мы встретимся – это не будет иметь никакого значения. Мы будем искать и желать друг в друге то прежнее, что знали и чувствовали когда-то. Стараться увидеть и обрести то родное, чем мы были.

Это странное ощущение. Как будто не было всех этих огромных прошедших лет, прожитых вдали и по-разному, как будто годы и годы прошли в некоем параллельном, другом, нереальном измерении, не имеющем отношения к тому, что жило внутри нас и между нами, и вот сейчас мы встретились – и продолжаем жить вместе с того самого момента, когда расстались. Словно расстались совсем недавно, вчера, неделю назад.

И когда мы расстанемся вновь, то в памяти друг друга снова будем теми, что когда-то, молодыми, здоровыми, красивыми и веселыми, в полете и силе жизни, даже когда она боль, потому что еще огромность впереди, – а эта встреча, она останется так, сбоку, маленьким боковым ответвлением, ничего не меняющим.

У меня было когда-то так много слов для тебя, так много, что я не мог остановиться говорить их. Это не от болтливости, и не от того, что мне было легко и неважно, бездумно, говорить их – а от того, что мы были вместе так мало, так мало, считаные дни, милая, а я думал о тебе так много, всю жизнь, и разговаривал с тобой – без тебя – всю жизнь, и при встречах мне не хватало времени сказать тебе все, что так хотелось, так надо было.