Эмпат. Остров Древних - Евгений Валерьевич Решетов

сыграл тот факт, что все общажные умели становиться чуть ли не невидимками. Ведь слух у вахтёрши бабы Мани был как у летучей мыши. Пусть земля ей будет пухом. Надеюсь, она сейчас вместо апостола Петра сторожит ворота Рая и кошмарит святых.

Между тем Тропа королей и вправду закончилась входом в подземную галерею. Кто-то умеючи вырубил её прямо в скальной породе и кое-где посадил светящийся мох. Он клочками рос на стенах и немного разгонял кромешный мрак, приглашающе машущий тонкими конечностями-протуберанцами. Он словно убеждал нас войти и лишиться душ.

— Стрёмное какое-то место, — тихонько произнесла Жанка. — Нам писец как на такие везёт. Да ещё и темно тут. Бр-р-р…

— Точняк, — согласился я, попутно борясь с разыгравшимся воображением. Оно рисовало мерзких чудовищ, притаившихся во тьме и готовящихся полакомиться плотью трёх землян. — Но идти надо. Петрович, ступай ты первым. У тебя же крестик есть.

Мужик дёрнул кадыком, полыхнул мрачной решимостью, и первым вступил в галерею. А я уже следом за ним шагнул внутрь. На плечи сразу же навалился мрак, вползший холодной, липкой змеёй в самую душу. Во рту появился привкус тлена, а ноздри защекотал тяжелый спёртый воздух.

— У меня мурашки по спине ползут, — доверительно прошептала девчонка, пугливо оглядываясь.

— Зажигалку запали, — глухо проговорил я, подивившись тому насколько чужеродно в этом месте звучит человеческий голос.

Жанка послушалась меня и с огромной радостью торопливо чиркнула зажигалкой. Тотчас заплясал небольшой огонёк, а по стенам в страхе забегали изломанные тени.

— Костёр, смотри, что-то написано, — произнёс тяжело дышащий Петрович и указал грязным пальцем на стену.

— Это не язык гномов, — уверенно заявил я, скользнув хмурым взглядом по полустёршимся от древности иероглифам. — А вон там, впереди, уже надпись на гномьем языке.

— И что гномы пишут? Машка шлюха? — вымученно сострила красотка, шумно сглотнув.

— Это буквенный указатель. Верно идём, друзья-товарищи, — наигранно приподнято проговорил я и облизал пересохшие от волнения губы.

С каждым шагом тьма густела, а огонёк зажигалки трусливо съёживался. Напряжение всё больше разливалось по моим венам, выстуживая их словно лютым морозом. Тени становились объёмнее и тянули к нам кривые пальцы.

И внезапно появилось ощущение того самого тяжёлого, изучающего взгляда из первой пещеры. А буквально через миг подо мной разверзлись плиты пола.

— Твою мать! — воскликнул я и ухнул в каменную трубу, подобную водяной горке в очень бюджетном турецком отеле.

Плиты с тихим шорохом сомкнулись над моей головой, отрезав пронзительный вопль Жанки, оставшейся в галерее вместе с Петровичем.

— А-а-а! — заорал я, мысленно благодаря «каменную кожу». Если бы не она, то я бы уже в первые секунды оставил на стенах трубы всю свою задницу и спину. А так в мои уши проникал не жалобный треск кожи, а лишь свист ветра, шуршание рвущихся штанов и рубахи.

По ощущениям я падал вечность и ещё пару часов. Но на самом деле моё грехопадение продлилось хорошо если несколько секунд. Труба выплюнула меня в чернильный, непроглядный мрак. Тело пролетело ещё пару-тройку метров и грохнулось на пол. Подо мной сразу же что-то хрустнуло, а в нос ударила пыль и слабый запах гнилого мяса.

Я непроизвольно громко чихнул и едва не взвизгнул от жгучей боли, наждачной бумагой лизнувшей многочисленные ссадины. Повезло, что хоть ничего не сломал. Но куда же меня занесло?

Проведя рукой по каменному полу, сгрёб несколько костей. Твою мать, похоже мрак скрывает кости тех, кто угодил в эту ловушку!

Страх сразу же с двух ног ворвался в мою грудь. Ох, не так я хотел умереть, ох не так! Медленно умирать от жажды и голода — это же треш! Но, может, отсюда всё-таки есть выход? Вдруг за долгие годы стены обзавелись какими-то трещинами, ведущими в соседние помещения⁈

Почувствовав безумную надежду, я медленно выпрямился, коснувшись лбом чего-то практически невесомого и пыльного. Тут же испуганно отпрянул и только потом понял, что это паутина. Господи, а что, если здесь живёт огромная паучиха⁈

Моя фантазия шустро нарисовала притаившуюся во мраке многоглазую тварь, готовую вонзить в меня хелицеры. Её яд незамедлительно попадёт в моё нутро и превратит внутренности в питательный бульон. А если добавить соломинку и зонтик, то получится питательный коктейль. Смешать, но не взбалтывать.

От этих мыслей у меня ком встал в горле и похолодело в животе. Благо мозг спешно подсказал, что надо найти копьё, прибывшее в ловушку вместе со мной.

Мои колени подогнулись, а руки принялись лихорадочно шарить по полу. Вот оно! Отлично!

Я схватил копьё потными пальцами, выпрямился и прислушался. Тьма ответила мне тишиной. Сюда даже не долетали крики Жанки, а она точно перепугано звала меня. Да-а, я оказался очень далеко от неё. Даже наша с Петровичем группа распалась по причине того, что мы на большом расстоянии друг от друга.

Неожиданно снова появилось ощущение того самого взгляда. Тяжелого, изучающего. Его хозяин был где-то недалеко. И мои нервы напряглись так, словно я опять очутился в шкафу, а рядом с ним с двухстволкой в руках бродил папаня моей первой девушки. Да, был и такой случай в моей роскошной биографии.

— Выходи. Не бойся. Я не укушу тебя, — просипел я по-гномьи и облизал пересохшие от волнения губы. — Ты ведь явно разумный, иначе бы не следил за мной столько времени. И уж тем более не сумел бы активировать ловушку и спуститься сюда из галереи.

В темноте раздался сухой смешок, а спустя миг тишину разорвал шелест костей. Существо с невероятной скоростью обогнуло меня по дуге и оказалось за спиной. Я резко повернулся, слыша грохот пульса в ушах. Тварь оказалась очень быстрой! Какой же у неё уровень?

Внезапно во мраке блеснули красные глаза, а на меня навалился первобытный страх человека, оказавшегося в пещере с голодным диким зверем. Хотелось без оглядки ринуться во мрак, завывая от ужаса.

Но всё же мне каким-то чудом удалось унять галопом несущееся сердце и даже наугад ткнуть копьём. Однако оно пронзило лишь темноту, вызвав у существа очередной смешок, качнувший маятник моих эмоций в противоположном направлении. Я почувствовал прилив бесшабашной храбрости, присущей смертнику, поносящему с эшафота и короля, и Папу Римского, и свою тёщу.

— Чего ты хочешь? Моей смерти⁈ Так хватит играть! Иди сюда и попробуй убить меня! — прорычал я, бешено раздувая крылья носа.

— А ты действительно не трус… — произнёс тихий женский голос на чистом русском языке. — Твои соплеменники были гораздо малодушнее. Они сгодились лишь на то, чтобы дать мне знания этого языка.

— Кто ты такая? — требовательно спросил я, мысленно матеря «эмпатию». Она почему-то