Лик Хаоса - Роберт Асприн

Роксана разбудила Нико, прикоснувшись пальцами к векам и объяснила, что он теперь стал ее крепостным, ее инструментом — на тот случай, если забудет вдруг их короткую беседу или визит сюда. Она предупредила его о непослушании и заставила душу Нико содрогнуться, показав в зеркале своих глаз, что произойдет с Тамзен и ее подружками, если он даже на минуту вспомнит о происшедшем в этом доме. (Потом она доставила себе удовольствие, погладив его обезображенное лицо, чтобы еще раз показать ему, кто раб, а кто хозяин. Она заставила Нико послужить ей и набралась сил из его распухшего рта, а затем, посмеиваясь, заставила его забыть об этом.

Теперь можно отослать нового слугу, который отныне будет ее глазами и ушами, пребывая при этом в полном неведении, и только в глубинах сознания дух его будет плакать и биться.

Людям Джагата Роксана велела доставить его к казармам пасынков, и они подняли обмякшее тело смуглыми руками.

Теперь колдунья могла покинуть этот развращенный город и направиться на север. Единственным ее желанием было поскорее вернуться туда, где ждали ее объятия господина и возлюбленного. В дороге она будет оставлять за собой отчетливый след, чтобы Темпус мог идти за ней, Там, на Стене Чародеев она будет лежать в высокогорном сиянии вместе с господином и возлюбленным, довольным дарами, которые она принесла: горстка пасынков, Пеннорожденная и человек, которому боги дали бессмертие.

Почти до рассвета пришлось успокаивать пучеглазых, потерявших свои лучшие корабли. К счастью для всех, бурекская аристократия пользовалась гостеприимством Кадакитиса и находилась в летнем дворце, а не на кораблях, когда те вдруг снялись с якорей и, словно живые, сами по себе направились к центру водоворота, возникшего у входа в гавань.

Крит насупился — ему не следовало сейчас высовываться; Темпус, когда отыщется, будет недоволен. Но Кадакитис отчаянно нуждался в советчике: юный Принц предпочел бы поступиться своей имперской спесью ради «гармоничных отношений с нашими заморскими друзьями».

Никто не мог доказать, что это было не природное бедствие, а нечто иное, хотя то и дело раздавались слова «промысел божий».

Лишь к утру Крит и Страт смогли оставить это унылое занятие — стоя с отсутствующим видом, с помощью еле заметных жестов и коротких реплик подводить Кадакитиса к компромиссу (что было нетрудно, учитывая матриархальный менталитет бейсибцев).

Криту хотелось напиться до потери сознания. Помогать Гильдии Магов доказывать собственную невиновность, когда было совершенно очевидно, что один из них и вызвал шторм — занятие не только противное, но и непродуктивное. По мнению Крита, недавно избранному Первому Хазарду следовало выйти вперед и принять от имени Гильдии на себя всю ответственность за это безобразие. Дождешься от них, предсказывал Стратон, скорее лягушки начнут падать с неба,

Впрочем, кое-что полезное они сделали: мобилизовали добровольцев и надоумили дежурного гарнизонного офицера послать нескольких солдат в лодках и бейсибцев в яликах на мелководье в поисках выживших. Однако в порту царила такая сумятица, такое смешение лекарей и зевак, рыбаков и бейсибцев, что пришлось вызвать всех пасынков и снять все караулы с дорог и застав из опасения, как бы бейсибцы не приняли свою потерю слишком близко к сердцу и не набросились на местных жителей.

На каждом углу стояло по двое патрульных всадников, а дороги никем не охранялись. Крит тревожился о том, что, если диверсия имела далеко идущие цели, сработано все было чисто: армия могла беспрепятственно вторгнуться с севера. Если бы не было доподлинно известно, что вчера не наблюдалось никаких перемещений войск в южном направлении, признался он Стратону, подобной напасти можно было бы ожидать с минуты на минуту.

В довершение всех несчастий, добравшись до «Держи пиво», они застали там владельца заведения, заламывающего руки в углу в компании пятерых не менее безутешных отцов. Их сыновья и дочери пропали вчерашним вечером; мальчик, посланный к Темпусу в казармы Пасынков, вернулся ни с чем; у дежурной команды гарнизона были более важные дела, чем рыскать в поисках пропавших детей. Теперь отцы сидели в ожидании собственных людей, отправленных на поиски, в результате чего «Держи пиво» была открыта для посетителей в этот предутренний час.

Крит и Страт под удобным предлогом улизнули из этого царства скорби и отправились дальше, измученные, как собственные лошади, устало вглядываясь в бледнеющую тьму.

Единственным местом, кисло заметил Крит, где ожидали их тишина и покой в этот час, когда город просыпался, был Перекресток Развалин. Они поспешили туда и в свете нарождающегося утра откинули железные засовы, надеясь обрести час-другой сна, но обнаружили шифрованную записку Нико.

— Почему старый трактирщик не сказал нам, что послал их по следу дочери? — вздохнул Страт, растирая глаза рукой.

— Разве ты забыл, что по легенде Нико — обитатель трущоб? — Крит зябко кутался в хитон, который уже бросил было на пол, готовясь ко сну.

— Нам не надо уходить отсюда.

— Я уйду.

— Искать Нико? Где?

— Нико и Джанни. Где — не знаю. Но если эти двое еще не вернули ребят, значит это не просто детская выходка или розыгрыш выпускников. Будем надеяться, что они все же попали на встречу с Роксаной, и им неудобно уйти раньше времени, — Крит встал.

Стратон остался сидеть.

— Идешь? — спросил Крит.

— Кто-то должен находиться там, где люди рассчитывают найти представителей власти. Тебе надо быть здесь или в казарме, а не искать тех, кто, возможно, сам ищет тебя.

После недолгого спора, в конце концов, Стратон одержал победу, и они вместе отправились в казарму, остановившись по дороге, когда солнце уже поднялось, у лавки Марка, чтобы забрать стрелы Стратона.

Дверь лавки была распахнута, хотя обозначенные на ней часы работы еще не наступили. Войдя, они увидели кузнеца, склонившегося над чашкой чаю, перед ним на куске замши лежал разобранный спусковой механизм, а на прилавке разложены тетивы.

Когда они вошли, мастер поднял голову, пожелал им более удачного утра, чем было у него до сих пор, и направился за стратоновыми стрелами.

Позади прилавка висел крученый лук. Когда Марк вернулся с деревянным колчаном, Стратон кивнул на него: «Это ведь лук Нико, или мои глаза стали совсем плохи?»

— Я берегу лук для него в ожидания, что он все же расплатится, — невозмутимо ответил кузнец.

— Мы заплатим сейчас, а он заберет его у меня, — сказал Крит.

— Не знаю, как он на это… — поколебавшись, Марк решил не встревать в чужие дела и кивнул. — Ладно, как хотите. Я ему скажу, что вы забрали. С вас четыре солдата. Я с ним долго возился. Сказать ему, чтобы искал вас в казарме?