Делатель королей (Коронатор) - Вилар Симона

Однако от женихов не было отбоя. Леди Дебора после того, что ей пришлось пережить с Мармадьюком Шенли, приходила в ужас при одной только мысли о новом замужестве. Больше всего ей хотелось со временем уйти в один из монастырей, а поскольку она еще не решила, в какой именно, то вскоре между близлежащими аббатствами и монастырями, также зарившимися на состояние молодой вдовы, вспыхнула настоящая распря, и святые отцы принялись досаждать баронессе не меньше, чем женихи.

Именно в это время к власти вернулись Ланкастеры, и, пока в провинции царила полная неразбериха, некий сельский сквайр решил, воспользовавшись моментом, силой принудить Дебору Шенли стать его супругой. Ничего удивительного – если многие лорды вели себя, как разбойники, то не было ничего необычного в том, что вчерашний воздыхатель собрал большой отряд и осадил замок Фарнем. Но не тут-то было. Хрупкая баронесса сумела оказать такой отпор и проявила такое мужество и доблесть, что завоевала искреннее уважение своих вассалов, которые готовы были стоять до последнего даже тогда, когда после поражения сквайра замок был осажден другим, куда более могущественным феодалом.

В это тревожное время до леди Деборы дошел слух, что могущественная графиня Ричмонд – леди Маргарита Бофор с сыном намерена проехать через Нортгемптоншир, и она написала ей, умоляя оказать поддержку и покровительство.

Маргариту Бофор тронуло письмо одинокой молодой женщины, и она выслала отряд на помощь баронессе, а затем пригласила ее к своему двору, сделав придворной дамой. Графиня нашла леди Дебору изящной и воспитанной и предпочла держать ее при себе. Однако все неожиданно усложнилось тем, что ее шестнадцатилетний сын Генрих Тюдор внезапно воспылал страстью к прелестной вдове.

Анна заметила это, едва прибыв в Вестминстер. Генрих Тюдор не сводил глаз с Деборы Шенли, но она оставалась неизменно холодна с ним и всячески избегала его общества. Она была услужлива с его матерью, считая себя многим ей обязанной, однако знаков внимания Генриха упорно старалась не замечать. Но чем дальше, тем настойчивее становился молодой граф. Он подстерегал ее в пустынных переходах замка, забрасывал нежными письмами, сочинял в ее честь куртуазные стихи и читал их в присутствии всего двора.

Маргарита Бофор благосклонно относилась к сердечной привязанности своего сына и даже намекнула, что баронессе стоит быть снисходительнее к чувствам юноши. Однако Дебора Шенли, всегда и во всем покорная своей патронессе, выказала непреклонное упорство. Более того, вскоре она сама не на шутку увлеклась шталмейстером герцога Кларенса Кристофером Стэси.

Все это Анна узнала из бесед с леди Деборой. Она и не заметила, как привязалась к баронессе. Среди холодно-льстивых и лицемерных придворных у нее вдруг появилась подруга, столь же одинокая и замкнутая, как и она сама.

Однажды, когда они остались наедине, Анна в упор спросила Дебору:

– Скажи, а как ты относишься к тому, кто убил твоего мужа?

– К Филипу Майсгрейву?

У Анны упало сердце. Слишком долго не слышала она звуков этого имени. Леди Дебора не мигая смотрела на принцессу, и Анна отвела взгляд, опасаясь выдать свои чувства.

– Он спас меня от смерти, – медленно проговорила вдова. – Он пришел на мой зов, когда никому до меня не было дела, и я в душе молюсь за него, как и за мальчика-пажа и за того воина, что разорвал цепь, которой меня приковали к стене. И за несчастного старого слугу, которого убил мой супруг. Но если судьба сведет нас с Майсгрейвом, мне придется обойтись с ним, как с убийцей, и я не подам ему руки.

Анна была возмущена.

– Клянусь задницей сатаны! – по-солдатски выбранилась она, отчего благонравная баронесса испуганно перекрестилась. – Нет, вы только послушайте! Эта воспитанная в монастыре особа скоро год как носит траур по своему мучителю и палачу, а тому, кто ради нее рисковал жизнью, она, видите ли, не подаст руки! У вас странные представления о благородстве и справедливости, моя красавица.

– Но ведь барон был моим супругом перед Богом! Нас соединили перед алтарем!

Анна в ярости сжала кулаки, а затем бросилась к аналою и, схватив с него роскошно переплетенную Библию, вернулась к Деборе.

– Клади руку сюда! А теперь поклянись, что ты сожалеешь о том, что Майсгрейв убил твоего мужа!

Леди Шенли отдернула руку так, словно медь и позолота переплета внезапно раскалились, и Анна захохотала.

– Вот-вот, миледи, ваше благонравие суть лицемерие и ложь, и вы такая же притворщица, как и все здесь.

Дебора Шенли удалилась вся в слезах, но через день они уже помирились, и баронесса признала, что была не права.

Анну поражало в этой молодой женщине противоречие между воспитанием и прирожденной силой характера. Дебора с содроганием вспоминала супруга, но тем не менее регулярно заказывала поминальные мессы и носила траур. Она рассуждала о зависимости женщин от мужчин, но выдержала осаду в замке. Она нередко говорила о том, как признательна Маргарите Бофор, но всячески отвергала ухаживания ее сына. Выросшая сиротой и приученная к тому, что ее судьбой распоряжаются другие, она неожиданно проявила несокрушимую волю и недюжинную силу духа, зная, однако, что эти черты характера считаются недостатками женщины, которую Бог создал слабой.

Однако именно это и импонировало Анне в ее подруге. Она сознавала, что такая противоречивость духа роднит их, хотя ее собственная судьба не обошлась с ней так жестоко, как с баронессой, и она не испытала таких унижений и ужаса, которые надломили Дебору и вселили в нее робость.

Тем не менее она была поражена, когда всегда скрытная Дебора решилась поведать ей о своем чувстве к шталмейстеру герцога Кларенса. Баронесса с облегчением вздохнула, убедившись, что Анна не осуждает ее за столь неистово вспыхнувшую страсть.

– Ты молода и красива, – говорила ей Анна. – Ты состоишь при одном из богатейших дворов Европы. Было бы просто противоестественно, если бы ты хранила верность умершему супругу, который к тому же был законченным негодяем.

Дебора Шенли скоро смирилась с тем, что принцесса с отвращением отзывается о бароне Шенли. Но вместе с тем она долго не могла решиться снять траур. Мнение большинства всегда сильнее, чем влияние подруги, будь она хоть принцессой Уэльской. Единственное, что удалось добиться Анне, так это убедить Дебору отказаться от плотно облегающего ее голову траурного чепца и непроницаемо черной вуали. Их сменили кокетливые кружевные накидки и муслиновые вуали. Однако Анна не без оснований подозревала, что это скорее заслуга молодого Кристофера Стэси, нежели ее…

И вот теперь леди Дебора стояла перед ней, заломив руки и едва сдерживая готовые хлынуть слезы.

– В чем дело, дорогая? – Анна протянула руки к баронессе.

В тот же миг Дебора бросилась к ногам принцессы и разрыдалась.

– Спасите меня, ваше высочество! Вы умны и благородны, и мне не на кого больше уповать!

– Помилуй Бог, Дебора, что тебя так испугало?

И баронесса поведала, что вчера вечером Генрих Тюдор спрятался в ее опочивальне и, когда она переодевалась ко сну, набросился на нее и хотел силой овладеть ею. Он и раньше подстерегал ее в темных углах или в нишах старинных окон, тискал, осыпал поцелуями, но ей всегда удавалось ускользнуть из его объятий.

– Я не понимаю, что на меня нашло, но меня вдруг захлестнула ярость. Я била его по голове и лицу, пока не заметила, что рассекла кожу во многих местах и по челу его струится кровь.

Анна присвистнула:

– Ого! Представляю, что испытал этот обожающий собственную персону мальчишка!

Дебора обреченно кивнула.

– Да, он был очень зол и сказал, что не забудет до гроба эту ночь.

– А дальше?

– Он ушел, а затем все рассказал матери.

Анна передернула плечами.

– Уж эти мне маменькины сынки! А что графиня?

– Сегодня с утра она была очень суха со мной, хотя и любезна. Затем отослала прочь всех дам и сказала мне почти с нежностью, что ее сын уже в том возрасте, когда его надлежит просветить в вопросах любви, и она была бы весьма признательна, если бы я, раз уж Генрих так благоволит ко мне, посвятила себя этому делу.