Кровный враг - Саймон Скэрроу

 стали пережевывать полоски вяленой говядины. Несколько детей помахали солдатам. Теплый прием местных жителей приятно изменил тревожное настроение, которое было у Фигула и его людей, и он немного расслабился. Он заметил одного застенчивого ребенка, наблюдавшего издалека, и жестом пригласил его подойти. Фигул потянулся к кошельку и достал единственную медную монету, опустился на колено и приготовился показать фокус, которому научился еще в Каллеве. Держа монету между большим и указательным пальцами, Фигул поднес другую руку к вершине монеты и произнес несколько магических слов на финикийском языке. Затем он убрал руку. К его удивлению, единственная монета не смогла волшебным образом превратиться в пару больших сестерциев. Фигул снова попытался проделать этот трюк, на этот раз особенно тщательно обращаясь с волшебными словами. И все же трюк не сработал. После третьей неудачной попытки Анкаста заметила, как он напрягся, и подошла к нему.

- Дай сюда, - сказала она. - Позволь мне.

Взяв у него монету, Анкаста деликатно положила ее между своими тонкими большим и указательным пальцами. Ребенок наклонился поближе, чтобы лучше рассмотреть. То же самое сделал и явно озадаченный Фигул. Затем Анкаста пару раз взмахнула другой рукой над монетой и, не говоря ни слова, раскрыла ладони, в каждой из которых лежал сестерций. И Фигул, и местный ребенок с открытым ртом уставились на две монеты. Анкаста бросила обрадованному мальчику одну из монет. Его широко распахнутые глаза мгновенно загорелись, он крепко сжал монету в руке и помчался обратно к родителям. Фигул оглянулся на Анкасту.

- Но… как вы это сделали?

- Я ездила в Рим с моим отцом, когда он ходатайствовал перед императором о восстановлении его власти. По утрам я спускалась на форум и училась фокусам у киренакийского продавца духов. Это город, полон неожиданностей, …  Рим. Очень… интересное место. Ты был когда-нибудь там?

- В Риме?  - Фигул покачал головой. - Нет, моя госпожа. Был слишком занят истреблением врагов.

Выражение ее лица внезапно стало жестким:  - Ты имеешь в виду моих собратьев-британцев.

- Извините, - пробормотал он, внезапно осознав свою ошибку. - Моя госпожа, я только имел в виду…

Анкаста грустно улыбнулась. - Не волнуйся, о. Я прекрасно знаю, как римляне смотрят на мой народ. Я знаю, как они относятся к таким туземцам, как я, какие оскорбления шепчутся у меня за спиной, когда видят вот это. - Ее пальцы слегка коснулись торка, обмотанного вокруг ее шеи. - Правда в том, что мы, британцы, не извлекли для себя никаких уроков.

- Что вы имеете в виду, моя госпожа?

- Мы целыми  поколениями  вели мелкие стычки друг против друга. Наши вожди предпочитали регулировать нелепую кровную месть, чем пытаться работать вместе, поэтому, когда ваши драгоценные легионы вторглись, не было нормальной армии, чтобы бросить им вызов, не было сплоченных рядов, чтобы помешать Риму объявить эту землю своей собственностью. Наши правители были слишком заняты самосохранением, чтобы отреагировать на угрозу, в то время как наши отважные воины бросались на ваши копья и мечи, предпочитая славное поражение позорной победе. И так было везде на нашей земле. Итак, видишь ли, оптион, я не виню римлян в нашем затруднительном положении. Вина полностью лежит на нашем собственном народе. Мы были слишком эгоистичны, чтобы объединиться против нашего общего врага. Будь я римлянкой, я бы тоже вторглась.

Фигул решительно покачал головой. - Я не согласен, моя госпожа. Каратак выступил против нас, не так ли? Насколько я помню, в какой-то момент он даже был близок к тому, чтобы победить нас, и тысячи людей стеклись на его сторону со всего острова.

- Многие из них были завербованы катувеллаунскими головорезами, которые ходили из деревни в деревню, забирая каждого молодого человека пригодного возраста и заставляя его сражаться против его воли, - возразил Анкаста. - Выхватывают из таких деревень, как эта, и бросают в бой практически без подготовки. А где теперь Каратак, как ты думаешь? Дрожит на какой-нибудь отдаленной горе со своими дикими силурианцами, его армия уничтожена, его победы обращены в прах. Она смотрела, как ребенок показывает матери свою заветную монету. - Мы, британцы, гордились тем, что сопротивлялись иностранцам. Теперь наши земли  переполнены ими. Как говорит отец: мы ничего не можем сделать, кроме как попытаться извлечь из этого максимум выгоды.

- Это действительно так, моя госпожа? Без империи я остался бы без работы. Знаете, под управлением Рима не так уж и плохо.

- Возможно, вам. Но мы находимся по другую сторону пропасти. Рим защищает тех, кого в его же интересах защищать.  Все остальные должны торговаться с ним , как мой отец в изгнании.

Фигул нахмурился. - Не уверен, что понимаю вас, моя госпожа.

Она сочувственно улыбнулась, глаза ее смягчились. - Мой отец в чем-то похож на тебя. Он довольно странно думает, что Рим здесь, чтобы поддержать его, а не наоборот. Но Император согласился помочь только в обмен на услугу.

- Услугу? - повторил Фигул.

- Своего рода. - Анкаста застыла в улыбке, но ее глаза были узкими и холодными и напоминали оптиону сверкающий кончик ножа. - В обмен на то, что он поможет моему отцу стать правителем, Рим ожидает от него полного и безоговорочного сотрудничества во всех без исключения вопросах. Это то, что ты мог бы назвать браком по расчету, но я боюсь, что мой отец дорого заплатит за него. Я не хочу, чтобы он стал еще одним комнатным псом Императора, но, к сожалению, в конце концов, он им станет.

- Зачем же вы тогда вернулись? Я имею в виду, если вы не согласны с его решением.

Анкаста вздохнула. - Потому что, правда заключается в том, что мой отец - единственная надежда дуротригов. Он знает, что наш народ не может выиграть войну против Рима. Он хочет мира, как и все мы, даже если он должен быть достигнут римским оружием. Я просто хочу, чтобы был найден какой-то другой путь.

Фигул на несколько мгновений замолчал, вспоминая старое воспоминание из детства. - Знаете, мой отец говорил мне почти то же самое. Мой дед был одним из последних, кто сопротивлялся Риму, и он отчаянно хотел, чтобы его сын и внук пошли по тому же пути.

- Но почему ты отвернулся от своих предков?

Галл пожал плечами. - Мой отец знал, что бессмысленно пытаться победить могущество Рима, как и все остальные в моей деревне. Он увидел, как идут дела, и записался