Тень императора - Павел Молитвин

— Пусти! — Хамдан попытался вырвать руку, и по его перекошенному лицу Эврих понял, что тот слышал и видел то самое, что ему надлежало увидеть и услышать.

— Нет, погоди… — прошипел он, стискивая пальцы и чувствуя, как из-под зажмуренных век текут слезы, как дым от разорвавшихся Зачахаровых «куколок» разрывает кашлем грудь…

…Повозка с изодранным тентом развернулась, и из неё выпрыгнула пожилая степнячка с крохотным, закутанным в овчину ребенком. Метнулась направо, едва не попав под копыта лихих всадников, которые с молодецкими воплями: «Кодай! Кодай Хурманчи!» — рубили всех оказавшихся на их пути; повернула налево и запнулась о колесо одной из множества подожженных повозок, пущенных «стражами Врат» по склону горы на обреченный обоз. Упала, выронив из рук заходящийся писком сверток. Привстала, потянулась за ним и тут же была втоптана в землю копытами коня, волочившего за собой хамбаса, у которого полностью отсутствовала верхняя часть черепа. Сверкнули оскаленные в мертвой улыбке зубы, чиркнула по земле рука, все ещё сжимавшая бесполезный против воинов, вооруженных Огненным Волшебством, меч. И вновь совсем рядом грянул рукотворный гром. Полыхнула алая вспышка, вздымая в небо окровавленные ошметки людских тел и обломки повозок…

— Надобно ли быть саккаремским подсылом, чтобы после всего этого не возненавидеть создателя Огненного Волшебства? — прокашлял Эврих, вытирая полой пропыленного плаща мокрое от пота и слез лицо. Сердце его гулко ухало, в ушах звенело, а окружающий мир виделся обесцвеченным, тускло-серым, начисто лишенным красок.

— Ты… Ты не просто лекарь. Ты великий колдун! — Голос у Хамдана был хриплым, испуганным и тоже каким-то странным, словно доносился до арранта откуда-то издалека.

— Веришь ли ты все ещё в то, что я служу Марию Лауру и убил Зачахара по его наущению?

— Нет. Ты сделал это по своей воле, ибо не мог поступить иначе. И я бы не хотел оказаться в твоей шкуре ни на день, ни на миг! Как можешь ты помнить и носить в себе все это? Я участвовал во многих битвах, но даже от собственных ран никогда не мучился так, как ты страдаешь от чужих…

— Хорошо. Я рад, что мы вновь стали добрыми товарищами, — промолвил Эврих, не чувствуя ничего, кроме усталости и безразличия ко всему на свете. Он прекрасно понимал, что рассказ капитана «Верволики» очень скоро дойдет до Амаши, и уж того-то никакими доводами не удастся убедить в том, что ему никогда не приходилось бывать в Саккареме и незачем было поступать на службу к тамошнему шаду. — А теперь не расскажешь ли ты мне о дующем каждое утро над Голубым озером ветре? И о дочери Газахлара, объявившейся в Городе Тысячи Храмов после девяти лет жизни на чужбине?..

Глава вторая. Торжище

Зародившееся у Эвриха подозрение, что Газахлар хочет попасть в Озерную крепость к определенному сроку, крепло день ото дня, и он почти не удивился, увидев сотни шатров, разбитых на берегу Голубого озера, подле селения, окруженного невысокими стенами из дерева и необожженного кирпича. Хитроумный оксар, разумеется, знал о Великом Торжище, на которое ежегодно съезжаются перед началом сезона дождей едва ли не все племена, кочующие в окрестностях Голубого озера. На седмицу между ними устанавливается перемирие, необходимое для совершения торговых сделок, заключения брачных союзов и улаживания тех вопросов, которые они почему-либо не смогли решить с помощью оружия. А претензий друг к другу у сакхов, ранталуков и равранталуков, айогов, мемфи и всех прочих было хоть отбавляй, чем Газахлар, судя по всему, рассчитывал воспользоваться для воплощения в жизнь своих далеко идущих планов.

Стяжательские замыслы владельца «Мраморного логова» не слишком интересовали Эвриха, зато возможность ознакомиться с жизнью и обычаями едва ли не дюжины кочевых племен привела его в восторг. Это была редкостная удача, и, пробродив весь первый вечер между шатрами айогов, мемфи, ихорачей и кочевых ранталуков, он завел множество полезнейших знакомств и узнал массу интереснейших вещей, которые следовало включить в «Дополнения». Присаживаясь к чужим кострам, аррант услышал много любопытного, но ещё больше сведений надеялся почерпнуть, обойдя Торжище при свете дня, наблюдая за тем, чем обмениваются, что продают и покупают скотоводы и люди из окрестных селений, занимающиеся рыболовством, земледелием и охотой.

Надеждам его, однако, сбыться было не суждено. Не будь Эврих ослеплен открывающимися перед ним перспективами, он бы наверняка сообразил, что Газахлар не преминет включить его в свои планы, попытавшись извлечь из присутствия в своем отряде заморского лекаря наибольшую выгоду. Но, опьяненный предвкушением завтрашней прогулки по Торжищу, ничего подобного аррант в мыслях не держал и потому легкомысленно отмахнулся от Тартунга, с мрачным видом изрекшего, что «ежели бы все выходило так, как мы задумываем, несчастных, коими свет полнится, было бы днем с огнем не сыскать».

Вспомнить зловещее Тартунгово предупреждение ему пришлось поутру, когда Аджам привел в шатер незнакомого старца с отнявшейся левой рукой и передал просьбу Газахлара оказать страждущему посильную помощь.

За старцем появился в сопровождении пяти обезъязычивших от собственного величия воинов маявшийся животом мальчишка, чей-то там сын. Затем ещё один очень важный бельмастый старик и три женщины, каждая со своим недугом. Двум из них Эврих посулил скорое выздоровление, если они будут точно следовать его наставлениям, а выслушав третью, пробормотал аррантскую пословицу, гласящую, что «слово — единственное лекарство, способное принести облегчение страдающей душе». Сильно сомневаясь в собственной способности отыскать нужные слова для совершенно незнакомого ему человека, он все же и тут попытался сделать все от него зависящее, мысленно проклиная Газахлара за то, что тот использует его для достижения собственных далеко не бескорыстных целей.

Распрощавшись с несчастной женщиной и снабдив её «могущественным оберегом» — лоскутом кожи, в который был зашит отполированный кусочек красного коралла, аррант уже собрался сбежать на Торжище, но тут в шатер, который они с Тартун-гом делили с шестью погонщиками ослов, заглянул Хамдан.

— Газахлар просит тебя отправиться с этим мальцом и осмотреть его отца, — промолвил бывший Эврихов телохранитель и, откинув полу шатра, указал на чумазого мальчишку, взиравшего на чужеземного белокожего лекаря с ужасом и надеждой. — Говорят, он совсем плох и уже не увидит звездного неба, — добавил Газахларов посланец прежде, чем аррант успел разразиться возмущенной речью, и был таков.